Нет полно больше согрешать,
И говорить, что жен таких нельзя сыскать,
Которы бы мужей любили,
И их по смерти не забыли.
Я признаюся сам в том часто согрешал,
И легкомыслием пол нежный упрекал;
А ныне всякой раз готов за жен вступиться,
И в верности к мужьям за них хоть побожиться.
Жена
Лишилася супруга.
Лишилась, вопиет она:
Тебя я мила друга;
И полно мне самой на свете больше жить. —
Жена терзаться,
Ни спать, ни есть, ни пить,
Морить себя и рваться.
Что ей ни станут говорить,
И как ни унимают,
Что в утешение ее ни представляют,
Ответ жены был тот: жестокие! мнель жить,
Мне ль жить лишася друга мила?
Нет, жизнь моя… могила. —
Отчаянным словам
Я был свидетель сам.
Вот мужа как жена любила!
Нельзя казалося так мертвого любить.
Везут покойника к погосту хоронить,
И опускают уж в могилу;
Жена туда же к другу милу…
Но неужель себя и впрям зарыть дала? —
Нет; так бы замужем чрез месяц не была.
Детина молодой, задумавши жениться,
Об этом рассудил у старика спроситься,
Какую он жену ему присудит взять.
«Я, право, сам, дружок, не знаю,
Какой тебе совет подать.
Я вот как рассуждаю:
С которой стороны ни станешь разбирать,
Весьма легко случится
В женитьбе ошибиться.
Какую хочешь ты, чтоб за тебя пошла?
Красавица ль тебе, богатая ль мила,
Иль знатного отца чтоб дочь она была?
Какая для тебя по мыслям? я не знаю.
Да вот ученую еще я позабыл».
— «Не то ведь, старичок, чего я знать желаю.
Я для того тебя спросил,
Какую взять жену решиться,
Чтоб без досады с ней и без хлопот ужиться».
— «А если так, то знай: какую ни возьмешь,
Досады и хлопот с женою не минешь».
Уж исстари, не ныне знают,
Что от согласия все вещи возрастают,
А несогласия все вещи разрушают.
Я правду эту вновь примером докажу,
Картины Грезовы я сказкой расскажу.
Одна счастливую семью изображает,
Другая же семью несчастну представляет.
Семейством сча́стливым представлен муж с женой,
Плывущие с детьми на лодочке одной
Такой рекой,
Где камней и меле́й премножество встречают,
Которы трудности сей жизни представляют.
Согласно муж с женой
Своею лодкой управляя,
От камней, мелей удаляя,
Счастливо к берегу плывут;
Любовь сама в лице, грести им пособляя,
Их тяжкий облегчает труд;
Спокойно в лодочке их дети почивают;
Покой и счастие детей
В заботной жизни сей
Труды отцовски награждают.
Другим семейством тож представлен муж с женой,
Плывущие с детьми на лодочке одной
Такою же рекой,
Где камней и меле́й премножество встречают;
Но худо лодка их плывет;
С женой у мужа ладу нет:
Жена весло свое бросает,
Сидит, не помогает,
Ничто их труд не облегчает.
Любовь летит от них и вздорных оставляет;
А мужа одного напрасен тяжкий труд,
И вкриво с лодкою и вкось они плывут;
Покою дети не вкушают
И хлеб друг у́ друга с слезами отнимают;
Все хуже между них час о́т часу идет;
В пучину лодку их несет.
Уже из давних лет замечено у всех:
Где лад, там и успех;
А от раздора все на свете погибает.
Я правду эту вновь примером докажу;
Картины Грио́зовы я сказкой раскажу:
Одна счастливую семью изображает,
Другая же семью несчастну представляет.
Семейством счастливым представлен муж с женой,
Плывущие с детьми на лодочке одной
Такой
Рекой,
Где камней и мелей премножество встречали,
Которы трудности сей жизни представляли.
Согласно муж с женой
Своею лодкой управляя,
Счастливо к берегу меж камнями плывут.
Сама любовь в лице грести им пособляя,
Их тяжкой облегчает труд.
Спокойно в лодочке их дети почивают.
Покой и счастие детей,
В заботной жизни сей
Труды отцовски награждают.
Другим семейством тож представлен муж с женой,
Плывущие с детьми на лодочке одной
Такою же рекой,
Где камней и мелей премножество встречают.
Но худо лодка их плывет;
С женой у мужа ладу нет:
Жена весло свое бросает,
Сидит, не хочет помогать,
От камней лодку удалять.
Любовь летит от них и вздорных оставляет.
А мужа одново напрасен тяжкий труд;
И вкриво с лодкою и вкось они плывут.
Не знают дети их покою,
И друг у друга всяк кусок последний рвет,
Все хуже между них час от часу идет:
В пучину быстриною
Уж лодку их несет.
Красавицы! ужь ли вы будете сердиться
За то, что вам теперь хочу я разсказать?
Ведь слава добрых тем никак не уменьшится,
Когда однех худых я стану осуждать.
А право мочи нет молчать:
Иным мужьям житья от жен своих не стало;
А этак поступать вам право не пристало.
Жил муж, жила жена,
И наконец скончались оба;
Да только в разны времена
Им отворились двери гроба:
Жена скончалась на перед;
Потом и муж, прожив не помню сколько лет,
Скончался.
Как с светом здешним он разстался,
То к той реке приходит он,
Где перевозит тех Харон,
Которы свет сей оставляют.
А за рекою той, пииты уверяют:
Одна дорога в рай, другая в ад ведет.
Харон тень мужнюю везет,
И как через реку они переезжают,
Тень говорит: Харон! куда моя жена
Тобою перевезена,
В рай или в ад?—„в рай“—можно-ль статься?
Меня куда-ж везешь?—„туда-ж где и она.„—
Ой, нет; так в ад меня. Я в аде рад остаться,
Чтоб с нею вместе лишь не жить.—
„Нет, нет; мне над тобой хотелось подшутить:
„Я в ад ее отвез. Ей к стате в аде быть,
„И с дьяволами жить и знаться:
„И в свете ведь она
„Была прямая сатана.„
У барина был попугай,
Которой как-то внезначай
От барина из дому,
В окошко залетел
К крестьянину простому;
И только прилететь успел,
Заговорил что разумел.
Нередко чернь когда чево не понимает
За дьявольщину почитает.
Мужик словесных птиц не видывал таких,
И слышать не слыхал об них:
Счел что влетела в дом духов нечистых сила.
Жена ево тотчас молитву сотворила,
И как на выдумки хитряй ево была,
(Так как и вообще считают
Что будто жены все хитряй мужей бывают.)
Скоряй горшок где ни взяла
И попугая им накрыла;
А сверх тово
Крестом ево,
Чтоб крепче он сидел, накрывши заградила.
Сиди же, говорит.
И попугай мой под горшком сидит.
Меж тем взыскались попугая;
Людей везде куда лишь можно рассылая
Сыскали как-то след; пришли
И под горшком нашли
Ево чуть-чуть живова.
На это что сказать инова?
Беда попасть с умом
К невежде в дом!
У барина был попугай,
Который как-то внезначай
От барина из дому
В окошко залетел
К крестьянину простому;
И только прилететь успел,
Заговорил, что разумел.
Нередко чернь, когда чего не понимает,
За дьявольщину почитает.
Мужик словесных птиц не видывал таких
И слышать не слыхал об них,
Счел, что влетела в дом духо́в нечистых сила.
Жена его тотча́с молитву сотворила,
И как на выдумки хитряй его была
(Так как и вообще считают,
Что будто жены все хитряй мужей бывают),
Скоряй горшок где ни взяла
И попугая им накрыла;
А сверх того
Крестом его,
Чтоб крепче он сидел, накрывши, заградила.
«Сиди же», — говорит.
И попугай мой под горшком сидит.
Меж тем взыскались попугая.
Людей везде, куда лишь можно, рассылая,
Сыскали как-то след. Пришли и под горшком
Нашли его чуть-чуть живого.
На это что сказать иного?
Беда попасть с умом
К невежде в дом.
Красавицы! уж ли вы будете сердиться
За то, что вам теперь хочу я рассказать?
Ведь слава добрых тем никак не уменьшится,
Когда одних худых я стану осуждать.
А право мочи нет молчать:
Иным мужьям житья от жен своих не стало;
А этак поступать вам право не пристало.
Жил муж, жила жена,
И наконец скончались оба;
Да только в разны времена
Им отворились двери гроба:
Жена скончалась наперед;
Потом и муж, прожив не помню сколько лет,
Скончался.
Как с светом здешним он расстался,
То к той реке приходит он,
Где перевозит тех Харон,
Которы свет сей оставляют.
А за рекою той, пииты уверяют:
Одна дорога в рай, другая в ад ведет.
Харон тень мужнюю везет,
И как через реку они переезжают,
Тень говорит: Харон! куда моя жена
Тобою перевезена,
В рай или в ад? — «в рай» — можно ль статься?
Меня куда ж везешь? — «туда ж где и она.» —
Ой, нет; так в ад меня. Я в аде рад остаться,
Чтоб с нею вместе лишь не жить. —
«Нет, нет; мне над тобой хотелось подшутить:
Я в ад ее отвез. Ей кстати в аде быть,
И с дьяволами жить и знаться:
И в свете ведь она
Была прямая сатана.»
Вот, говорят, примеров нет,
Чтоб муж в ладу с женою жили,
И даже и по смерть друг друга бы любили.
Ой! здешний свет
Привыкнув клеветать, чево уж не взнесет?
Не стыдно ли всклепать напраснину такую?
Впредь не поверю в том я больше никому;
И слух такой сочту лишь за молву пустую.
Я сам свидетелем тому,
Что и согласие в супружествах бывает,
И тот кто этому не верит согрешает.
А вас клеветников, чтоб на век устыдить,
Я буду вам пример живой здесь говорить.
Послушайте: — чевоб жена ни пожелала,
Муж исполнять все то за свято почитал;
А и жена чевоб и муж ни пожелал,
Равно без женского упрямства исполняла.
Одною ласкою и прозьбою одной,
Как с стороны, так и с другой,
Взаимной воле угождали;
И ссоры никогда между собой не знали.
Что нравилось ей, то нравилось ему.
Когдаж бывало что противно одному,
Противно было то равно и для другова.
И я не видывал согласия такова,
Какое было между их.
Как до венца еще невеста и жених
Стараются, чтоб их пороки скрыты были,
Так точно и они всегда
Став мужем и женой взаимно их таили,
Чтоб в доме не было досады никогда.
Последний поцелуй, когда уж умирали,
Так страстен был, как тот, когда их обвенчали;
И словом: жили до конца,
Как в первый день живут пришедши от венца.
«А сколько лет их веку было?»
Да сколько лет: с неделю и всево;
А без тово
На сказкуб походило.
Детина по уши в красавицу влюбился,
И наконец во что ни стало бы решился
Иметь ее женой.
Недаром ею он пленился:
Красавицы еще невидано такой.
Да та беда, в чем всяк я чаю искусился,
Что у красавиц всех обычай есть дурной:
Чем более по них вздыхают,
Тем более они суровыми бывают.
Детина это испытал:
Три года по своей красавице вздыхал,
Стенал, страдал,
Терзался, рвался и крушился;
Однако же не мог никак ее склонить.
Что ж? с грусти наконец он странствовать пустился,
И для красавицы, (что может зляе быть?)
В дороге с бесом подружился;
И на два года согласился
Себя ему закабалить,
С тем чтоб его на ней женить.
У беса тотчас все с детиною решилось:
Рукописанье бес берет,
И слово честное дает;
А что обещано и делом совершилось.
Хоть бес обыкновенно лжет,
Однако тут сдержал, что сказано им было:
И трех недель не проходило,
Как для детины день счастливый наступил:
Красавицу свою в жену он получил.
Но что ж? и двух недель с женой не проживает:
Уж беса в помощь призывает:
Ах! говорит ему: не ведаешь всего
Ты горя моего.
Два года ведь тебе служить я обрекался,
Когда красавицы тобою домогался;
Но нет, избавь меня ты от нее, избавь;
А к кабале моей хоть год еще прибавь.
Но дьявол прозьбе не внимает;
А молодой
Вдобавок черту год, вдобавок и другой,
И к году год еще к услугам прибавляет.
Хоть тяжко, говорит: у черта быть слугой,
Однако легче все чем с злою жить женой.
Лев, сказывали мне, любовницу имел.
(Ведь занимаются любовными делами,
Не только меж людьми, но также меж скотами.)
И жар к любовнице его охолодел.
А для того он тож, как люди поступают,
Что за другово с рук любовницу сживают,
Когда наскучится им все одну любить.
Хотел красавицу, но не бесчестно сжить:
Он барса пестрого хотел на ней женить.
Да как лев ни старался,
Жених замеченой никак не подавался.
«Но лев бы только приказал.» —
Да лев ей щастия желал;
А ведь любить жену указа не дается.
И в случаях таких политика ведется
И у зверей
Как у людей.
К тому же дело щеклотливо,
Любовницу себе в жены такую взять,
Котору ищет сам любовник с рук отдать.
А потому ничуть не диво
Что жениха не мог невесте лев сыскать.
Но свадьбы не хотел уж больше отлагать:
Придворному ослу он прямо предлагает;
Послушай, говорит: назначил я тебя
Любовницы моей супругом.
Возьми ее ты за себя;
А я тебе дам чин, и будешь ты мне другом. —
Осла, не как других, раздумье не берет.
Осел в бесчестьи незадорен;
На предложенье льва осел тотчас сговорен;
Сказав: хотя, как судит свет,
В женитьбе эдакой большой мне чести нет;
Но милость львиную она мне принесет:
А с ней толь знатны роги
На четвереньках сплошь ведь носят и двуноги.