Старую книгу читаю я в долгие ночи
При одиноком и тихо дрожащем огне:
"Всё мимолетно — и скорби, и радость, и песни,
Вечен лишь Бог. Он в ночной неземной тишине".
Ясное небо я вижу в окно на рассвете.
Солнце восходит, и горы в лазури зовут:
"Старую книгу оставь на столе до заката.
Птицы о радости вечного Бога поют".
Никогда вы не воскреснете, не встанете
Из гнилых своих гробов!
Никогда на божий лик не глянете,
Ибо нет восстанья для рабов -
Темных слуг корысти, злобы, ярости,
Мести, страха, похоти и лжи,
Тучных тел и скучной, грязной старости:
Закопали — и лежи!
На поднебесном утесе, где бури
Свищут в слепящей лазури, -
Дикий, зловонный орлиный приют.
Пью, как студеную воду,
Горную бурю, свободу,
Вечность, летящую тут.
Мы встретились случайно, на углу.
Я быстро шел — и вдруг как свет зарницы
Вечернюю прорезал полумглу
Сквозь черные лучистые ресницы.
На ней был креп, — прозрачный легкий газ
Весенний ветер взвеял на мгновенье,
Но на лице и в ярком свете глаз
Я уловил былое оживленье.
И ласково кивнула мне она,
Слегка лицо от ветра наклонила
И скрылась за углом… Была весна…
Она меня простила — и забыла.
Морозное дыхание метели
Еще свежо, но улеглась метель.
Белеет снега мшистая постель,
В сугробах стынут траурные ели.
Ночное небо низко и черно, —
Лишь в глубине, где Млечный Путь белеет,
Сквозит его таинственное дно
И холодом созвездий пламенеет.
Обрывки туч порой темнеют в нем…
Но стынет ночь. И низко над землею
Усталый вихрь шипящею змеею
Скользит и жжет своим сухим огнем.
Мечты любви моей весенней,
Мечты на утре дней моих
Толпились — как стада оленей
У заповедных вод речных:
Малейший звук в зеленой чаще -
И вся их чуткая краса,
Весь сон блаженный и дрожащий
Уж мчался молнией в леса!
Качка слабых мучит и пьянит.
Круглое окошко поминутно
гасит, заливает хлябью мутной -
и трепещет, мечется магнит.
Но откуда б, в ветре и тумане,
ни швыряло пеной через борт,
верю — он опять поймает Nord,
крепко сплю, мотаясь на диване.
Не собьет меня с пути никто.
Некий Nord моей душою правит,
он меня в скитаньях не оставит,
он мне скажет, если что: не то!
Как светла, как нарядна весна!
Погляди мне в глаза, как бывало,
И скажи: отчего ты грустна?
Отчего ты так ласкова стала?
Но молчишь ты, слаба, как цветок…
О молчи! Мне не надо признанья:
Я узнал эту ласку прощанья, -
Я опять одинок!
Как дымкой даль полей закрыв на полчаса,
Прошел внезапный дождь косыми полосами -
И снова глубоко синеют небеса
Над освеженными лесами.
Тепло и влажный блеск. Запахли медом ржи,
На солнце бархатом пшеницы отливают,
И в зелени ветвей, в березах у межи,
Беспечно иволги болтают.
И весел звучный лес, и ветер меж берез
Уж веет ласково, а белые березы
Роняют тихий дождь своих алмазных слез
И улыбаются сквозь слезы.
Как все вокруг сурово, снежно,
Как этот вечер сиз и хмур!
В морозной мгле краснеют окна нежно
Из деревенских нищенских конур.
Ночь северная медленно и грозно
Возносит косное величие свое.
Как сладко мне во мгле морозной
Мое звериное жилье!
Звезды ночью весенней нежнее,
Соловьи осторожней поют…
Я люблю эти темные ночи,
Эти звезды, и клены, и пруд.
Ты, как звезды, чиста и прекрасна…
Радость жизни во всем я ловлю -
В звездном небе, в цветах, в ароматах…
Но тебя я нежнее люблю.
Лишь с тобою одною я счастлив,
И тебя не заменит никто:
Ты одна меня знаешь и любишь,
И одна понимаешь — за что!
Звезды горят над безлюдной землею,
Царственно блещет святое созвездие Пса:
Вдруг потемнело — и огненно-красной змеею
Кто-то прорезал над темной землей небеса.
Путник, не бойся! В пустыне чудесного много.
Это не вихри, а джинны тревожат ее,
Это архангел, слуга милосердного Бога,
В демонов ночи метнул золотое копье.
Зачем пленяет старая могила
Блаженными мечтами о былом?
Зачем зеленым клонится челом
Та ива, что могилу осенила,
Так горестно, так нежно и светло,
Как будто все, что было и прошло,
Уже познало радость воскресенья
И в лоне всепрощения, забвенья
Небесными цветами поросло?
…Зачем и о чем говорить?
Всю душу, с любовью, с мечтами,
Все сердце стараться раскрыть —
И чем же? — одними словами!
И хоть бы в словах-то людских
Не так уж все было избито!
Значенья не сыщете в них,
Значение их позабыто!
Да и кому рассказать?
При искреннем даже желанье
Никто не сумеет понять
Всю силу чужого страданья!
За всё тебя, Господь, благодарю!
Ты, после дня тревоги и печали,
Даруешь мне вечернюю зарю,
Простор полей и кротость синей дали.
Я одинок и ныне — как всегда.
Но вот закат разлил свой пышный пламень,
И тает в нем Вечерняя Звезда,
Дрожа насквозь, как драгоценный камень.
И счастлив я печальною судьбой,
И есть отрада сладкая в сознанье,
Что я один в безмолвном созерцанье,
Что я все чужд и говорю — с Тобой.
Жгли на кострах за пап и за чертей,
Живьем бросали в олово и серу
За ад и рай, безверие и веру,
За исчисленье солнечных путей.
И что ж! Чертей не пламя утешает,
Не то, что злей ехидны человек,
А то, что гроб, сожженный в прошлый век,
Он в нынешнем цветами украшает.
Если б только можно было
Одного себя любить,
Если б прошлое забыть, -
Все, что ты уже забыла,
Не смущал бы, не страшил
Вечный сумрак вечной ночи:
Утомившееся очи
Я бы с радостью закрыл!
Высоко полный месяц стоит
В небесах над туманной землей,
Бледным светом луга серебрит,
Напоенные белою мглой.
В белой мгле, на широких лугах,
На пустынных речных берегах
Только черный засохший камыш
Да верхушки ракит различишь.
И река в берегах чуть видна…
Где-то мельница глухо шумит…
Спит село… Ночь тиха и бледна,
Высоко полный месяц стоит.
В туче, солнце заступающей,
Прокатился первый гром,
Ангел, радугой сияющий,
Золотым взмахнул крестом -
И сорвался бурей, холодом,
Унося в пыли бурьян,
И помчался шумно, молодо,
Дымным ливнем ураган.
В темнеющих полях, как в безграничном море,
Померк и потонул зари печальный свет -
И мягко мрак ночной плывет в ночном просторе
Немой заре вослед.
Лишь суслики во ржи скликаются свистками,
Иль по меже тушкан, таинственно, как дух,
Несется быстрыми, неслышными прыжками
И пропадает вдруг…
В столетнем мраке черной ели
Краснела темная заря,
И светляки в кустах горели
Зеленым дымом янтаря.
И ты играла в темной зале
С открытой дверью на балкон,
И пела грусть твоей рояли
Про невозвратный небосклон,
Что был над парком, — бледный, ровный,
Ночной, июньский, — там, где след
Души счастливой и любовной,
Души моих далеких лет.
В пустом, сквозном чертоге сада
Иду, шумя сухой листвой:
Какая странная отрада
Былое попирать ногой!
Какая сладость все, что прежде
Ценил так мало, вспоминать!
Какая боль и грусть — в надежде
Еще одну весну узнать!
В полях сухие стебли кукурузы,
Следы колес и блеклая ботва.
В холодном море — бледные медузы
И красная подводная трава.
Поля и осень. Море и нагие
Обрывы скал. Вот ночь, и мы идем
На темный берег. В море — летаргия
Во всем великом таинстве своем.
«Ты видишь воду?» — «Вижу только ртутный
Туманный блеск…» Ни неба, ни земли.
Лишь звездный блеск висит под нами — в мутной
Бездонно-фосфорической пыли.
В полночь выхожу один из дома,
Мерзло по земле шаги стучат,
Звездами осыпан черный сад
И на крышах — белая солома:
Трауры полночные лежат.
Бледнеет ночь… Туманов пелена
В лощинах и лугах становится белее,
Звучнее лес, безжизненней луна
И серебро росы на стеклах холоднее.
Еще усадьба спит… В саду еще темно,
Недвижим тополь матово-зеленый,
И воздух слышен мне в открытое окно,
Весенним ароматом напоенный…
Уж близок день, прошел короткий сон -
И, в доме тишине не нарушая,
Неслышно выхожу из двери на балкон
И тихо светлого восхода ожидаю…
Ночь идет — и темнеет
Бледно-синий восток…
От одежд ее веет
По полям ветерок.День был долог и зноен…
Ночь идет и поет
Колыбельную песню
И к покою зовет.Грустен взор ее темный,
Одинок ее путь…
Спи-усни, мое сердце!
Отдохни… Позабудь.
Леса в жемчужном инее. Морозно.
Поет из телеграфного столба
То весело, то жалобно, то грозно
Звенящим гулом темная судьба.Молчит и внемлет белая долина.
И все победней ярче и пышней
Горит, дрожит и блещет хвост павлина
Стоцветными алмазами над ней.
Трава пестрит — как разглядеть змею?
Зелёный лес раскинул в жарком свете
Сквозную тень, узорчатые сети, —
Они живут в неведенье, в раю.Поют, ликуют, спорят голосами,
Огнём хвостов… Но стоит невпопад
Взглянуть в траву — и прянет пёстрый гад:
Он метко бьёт раскосыми глазами.
Легко и бледно небо голубое,
Поля в весенней дымке. Влажный пар
Взрезаю я — и лезут на подвои
Пласты земли, бесценный божий дар.По борозде спеша за сошниками,
Я оставляю мягкие следы, -
Так хорошо разутыми ногами
Ступать на бархат теплой борозды! В лилово-синем море чернозема
Затерян я. И далеко за мной,
Где тусклый блеск лежит на кровле дома,
Струится первый зной.
Иаков шёл в Харан и ночевал в пути,
Затем что пала ночь над той пустыней древней.
Царь говорит рабам: «Вот должен друг прийти.
Гасите все огни, — во мраке мы душевней».Так повелел Господь гасить светило дня,
Чтоб тайную вести с Иаковом беседу,
Чтоб звать его в ночи: «Восстань, бори Меня —
И всей земле яви Мой знак, Мою победу!»
Смотрит луна на поляны лесные
И на руины собора сквозные.
В мертвом аббатстве два желтых скелета
Бродят в недвижности лунного света:
Дама и рыцарь, склонившийся к даме
(Череп безносый и череп безглазый):
«Это сближает нас — то, что мы с вами
Оба скончались от Черной Заразы.
Я из десятого века, — решаюсь
Полюбопытствовать: вы из какого?»
И отвечает она, оскаляясь:
«Ах, как вы молоды! Я из шестого».
Тропами потаёнными, глухими,
В лесные чащи сумерки идут.
Засыпанные листьями сухими,
Леса молчат — осенней ночи ждут.
Вот крикнул сыч в пустынном буераке…
Вот тёмный лист свалился, чуть шурша…
Ночь близится: уж реет в полумраке
Её немая, скорбная душа.
Штиль в безгранично светлом Ак-Денизе.
Зацвел миндаль. В ауле тишина
И теплый блеск. В мечети на карнизе,
Воркуя, ходят, ходят турмана.На скате, под обрывистым утесом
Журчит фонтан. Идут оттуда вниз
Уступы крыш по каменным откосам
И безграничный виден Ак-Дениз.Она уж там. И весел и спокоен
Взгляд быстрых глаз. Легка, как горный джин.
Под шелковым бешметом детски строен
Высокий стан… Она нальет кувшин, На камень сбросит красные папучи
И будет мыть, топтать в воде белье…
— Журчи, журчи, звени, родник певучий,
Она глядится в зеркало твое!
Герой — как вихрь, срывающий палатки,
Герой врагу безумный дал отпор,
Но сам погиб — сгорел в неравной схватке,
Как искромётный метеор.
А трус — живёт. Он тоже месть лелеет,
Он точит меткий дротик, но тайком.
О да, он — мудр! Но сердце в нём чуть тлеет:
Как огонёк под кизяком.
Костёл-маяк, примета мореходу
На рёбрах гор, скалистых и нагих,
Звонит зимой, в туман и непогоду,
А нынче — штиль; закат и чист, и тих.Одни стрижи, — как только над горою
Начнёт гранит вершины розоветь, —
Скользят в пролётах башни и порою
Чуть слышно будят медь.