Без тебя, Темира,
Скучны все часы,
И в блаженствах мира
Нет нигде красы;
Где утехи рая
Я вкушал с тобой,
Без тебя, драгая,
Полны пустотой.
Я в печали таю,
Время погубя,
Если день кончаю,
Не узря тебя;
День с тобой в разлуке
Крадет жизнь мою:
Без тебя я в муке,
А с тобой в раю.
Если я примечу
Твой ко мне возврат,
Сердце рвется встречу,
Упреждая взгляд.
Придешь — оживляешь,
Взглянешь — наградишь,
Молвишь — восхищаешь,
Тронешь — жизнь даришь.
Кто царства новые порабощает троны,
Из титла рабского кто подданных извлек,
Кто зиждет новые в России Геликоны,
Та царствуй и живи Мафусаилов век!
Кто дал отечеству премудрые законы,
Блаженство общее кто собственным нарек,
Кто новый кажет блеск вседневно от короны,
Та царствуй и живи Мафусаилов век!
Кто грозные извлек из бурных вод препоны,
Кем радостнее Мста, плавнее Днепр потек,
Для блага подданных кто роздал миллионы,
Та царствуй и живи Мафусаилов век!
Кто, страшные врагам устроив легионы,
Как твердою стеной отечество облек,
На суше и морях поставил обороны,
Та царствуй и живи Мафусаилов век!
Придите в Север к нам, Гомеры и Мароны!
Здесь музам храм отверст, здесь счастлив человек,
Здесь милость царствует, здесь кроткие законы,
Придите! пойте вы Екатеринин век!
С любезной живучи в разлуке,
Мой томный дух теперь страдает;
И быть, по гроб в сей злейшей муке
Судьбина гнева предвещает.
О рок! за что, о рок жестокий!
Меня несносно так караешь?
Или в печали сей глубокой
Мученья большего желаешь?
Когда не сыт ты сей напастью,
Что самой смерти мне тяжеле,
Рази меня во гроб всей страстью
И успокой дух томный в теле.
Рви, мучь, терзай как можно зляе:
Коль жизнь свою я ненавижу,
Коль нет того, что мне миляе
Всего, что в свете я не вижу.
Я смерть себе приму в награду
За все мое теперь терпенье.
Один мне будет гроб в отраду
С моей любезной в разлученье.
А ты, дражайшая! заочно
Почувствуй, как мой дух страдает;
И если быть тому не мочно,
Чего надежда нас лишает,
Приди на место, где могила,
И вспомни, как с тобой расстался;
Мне жизнь моя была постыла,
И без тебя все дни терзался.
Те взоры, что меня пленяли,
Пусти во прах иссохши тела,
Чтоб купно кости ощущали
То, что меня ты пожалела.
Творец похвальной «Россиады»,
Любитель и любимец муз,
Твой глас, под скипетром Паллады,
Удобен множить их союз.
На лире ли когда бряцаешь
Екатеринины дела,
Сердца ты сладко проникаешь,
Святится праведна хвала.
Желаешь ли ты править нравы —
Перо твое являет нам
Священны Нумины уставы
За дар счастливым временам.
Пильпаи, Федры, Лафонтены
Тебе могли бы подражать.
Во храм ли вступишь Мельпомены,
Ты можешь страсти возбуждать.
Пастушьи ль игры, или смехи,
Иль сельску славишь простоту —
Являешь новы в ней утехи,
Поя природы красоту.
Гнушаяся ль когда пороком,
Желаешь добродетель петь —
Твой ум, в течении широком,
Нигде не может укоснеть.
Твоим пленяясь стихотворством
И петь тобою ободрен,
К совету твоему упорством
Мой разум не был отягчен.
Привержен к музе справедливой,
Я чувствовал во времена,
Что стыдно быть бесплодной нивой,
Где пали добры семена.
Но лишь к Парнасу приближаюсь,
Страшусь пиитов я суда;
И в песнях скоро утомляюсь,
И тщетного бегу труда.
Коль судишь ты меня нестрого,
Воспримешь ревность вместо дел;
Хоть петь тебя не мог я много,
Но чувствовал, когда я пел.
Собор парнасских сестр мне кажет прежню лиру;
Приятно вспоминать во осень лет весну;
Я вновь хочу воспеть иль Хлою, иль Темиру, —
Не смею лиру взять, в свирель играть начну.
Пускай мое перо их прелести представит,
Меня воспламенит их петь моя любовь...
Темира ль, Хлоя ли стихи мои составит,
Я чувствую, увы! что в жилах стынет кровь.
Не примут дани сей ни Хлоя, ни Темира,
Одна и та давно прелестна, хороша;
В победах красоты, во всех забавах мира —
Скучна живет любовь, где страстна лишь душа.
Но сей ли только путь пиитам узаконен?
Пиши сатиры ты, мне муза говорит,
Ко оскорблению людей мой ум несклонен,
И нравы исправлять не мне принадлежит.
За слово невзначай рассердятся другие,
И острые умы припишут слову толк, —
Загадки сфинксовы возникнут в дни златые,
Где глас лжемудрости давно уже умолк.
Не делав людям зла и им желая блага,
Словами острыми невинно досаждать
Прилична может быть во младости отвага,
А в зрелом возрасте прилично рассуждать.
Но, внемля гласу муз, не буду я безгласен;
Что петь — у множества народов вопрошу;
От бытности вещей мой будет стих прекрасен,
Екатерину я на лире возглашу.
Иной вещает мне: она, прервав препоны,
Из диких прихотей ум общества творит,
И благонравия и кротости законы,
К незыблемому всем спокойствию, дарит.
Другой, красясь мечом, победой увенчанным,
Сторично за нее желает кровь пролить,
И всюду с мужеством и сердцем постоянным,
Ревнуя, ищет сам врагов ее разить.
Взводя усердный взор на Павла и Марию
И в отраслях от них породу чтя богов,
Иной поет сто крат счастливую Россию,
Блаженство стран ее счисляет в круг веков.
Другой, обременен несчастною судьбою,
Прибегну я под кров Минервы, говорит,
Речет: прейдут беды; он видит пред собою
Минервы росския божественный эгид.
Но в ревности, ее щедротой воспаленный,
Кто хочет боле знать, коль глас парнасский мал,
Пускай пространнее вопросит у вселенной, —
Она дополнит то, что кратко я сказал.