Трещат барабаны, и трубы гремят,
Мой милый в доспехе ведет свой отряд,
Готовится к бою, командует строю,
Как сильно забилось вдруг сердце мое.
Ах, если б мне дали мундир и ружье!
Пошла бы отважно я с другом моим,
По областям шла бы повсюду я с ним,
Врагов отражает уж наша пальба —
О, сколько счастлива мужчины судьба!
Тишина немая в море,
Волны темны, как свинец.
Беспокойно на просторе
Озирается пловец.
Легкий ветер не подует;
Как в могиле, тишина…
И в дали необозримой
Не колыхнется волна.
Будь, любезная, далеко,
Так, как запад от востока;
Но любви чего нельзя?
Степь и море — ей стезя,
Сердце всюду страж и плата,
К милой шаг и до Багдада.
Сон и Дремоту, двух братий, служенью богов обреченных,
С неба низвел Прометей роду людскому служить.
Что было в пору богам, человеку пришлось не по силам:
Стала Дремота их Сном, Смертию стал нам их Сон.
Радость и горе, волнение дум,
Сладостной мукой встревоженный ум,
Трепет восторга, грусть тяжкая вновь,
Счастлив лишь тот, кем владеет любовь!
Август 1870
<Из Гете>
Радость и горе в живом упоенье,
Думы и сердце в вечном волненье,
В небе ликуя, томясь на земли,
Страстно ликующей,
Страстно тоскующей,
Жизни блаженство в одной лишь любви…
(Из Гете)
На старой башне, у реки,
Дух Рыцаря стоит —
И, лишь завидит челноки,
Приветом их дарит:
«Кипела кровь и в сей груди,
Кулак был из свинца,
И богатырский мозг в кости,
И кубок до конца!
Радостных
И тягостных
Дум так много!
Томишься —
И боишься;
И счастье и тревога!
Небесно ликуешь —
И смертно тоскуешь…
Жизнь лишь тогда хороша,
Как полюбит душа!
Все глядят и все дивятся:
Что в глазах ее сверкает!
Я молчу, но молча знаю
То, что блеск их выражает.
Ясно, ясно говорит он:
„Одного люблю я страстно!“
Перестаньте ж, добры люди,
Ждать любви ее напрасно.
Вы промчались, дни прекрасны,
Время первой любви и счастья!
Ах! Когда б хотя мгновенье
Жизни прошлой воротить!
Я грущу в уединенье!
Трачу жалобы напрасно!
Счастью милому не быть!
Вы промчались, дни прекрасны!
Кто воротить мне дни блаженные,
Дни крылатые, страсти первенца?
Кто воротит мне хоть один часок
Драгоценнаго того времени?
Каждый день болит сердце бедное,
Каждый день грущу о минувших днях…
Кто воротит мне хоть один часок
Драгоценнаго того времени?
Кто воротит мне дни блаженные,
Дни крылатые, страсти первенца?
Кто воротит мне хоть один часок
Драгоценного того времени?
Каждый день болит сердце бедное,
Каждый день грущу о минувших днях…
Кто воротит мне хоть один часок
Драгоценного того времени?
Шелохнулась занавеска
У соседки на окне:
Видно, вздумалось плутовке
На окно взглянуть ко мне.
Видно, хочется проведать,
Все ли так же я сердит,
Или ропот мой ревнивый
Приутих — и гнев забыт.
Будьте, о духи лесов, будьте, о нимфы потока,
Верны далеким от вас, доступны близким друзьям!
Нет их, некогда здесь беспечною жизнию живших;
Мы, сменя их, им вслед смиренно ко счастью идем.
С нами, Любовь, обитай, богиня радости чистой!
Жизни прелесть она, близко далекое с ней!
Как вы жалки мне, бедняжки-звезды,
С вашей негой, с вашим чудным блеском,
Что пловцам отрадно так сияет
Без награды от богов и смертных!
Вам любовь чужда, — и вы мне жалки:
Вас ведут без устали по небу
Вечные часы путем далеким.
Сколько вы уж протекли пространства
С той поры, как я, в обятьях милой,
Вас и час полночи забываю!
Ты, небесный, ты, святой,
Все печали утоляющий,
Изнуренному борьбой
Облегченье посылающий!
Утомителен мой путь,
Край далек обетованный…
Мир желанный,
Снизойди в больную грудь!
Dеr du von Hиmmеl bиst
Goеthе
Ты, о, неба лучший дар,
Все печали исцеляющий, —
Чем болезненнее жар,
Тем отрадней утоляющий!
Путь все тот же впереди —
Что мне, грустный или радостный...
Нет, только тот, кто знал
Свиданья жажду,
Поймет, как я страдал
И как я стражду.
Гляжу я вдаль — нет сил;
Тускнеет око…
Ах , кто меня любил
И знал — далеко!
Чист душой ты был вчера,
Ныне действуешь прекрасно —
И от завтра жди добра;
Бывшим будущее ясно.
Будь не солнечен наш глаз —
Кто бы солнцем любовался?
Не живи Дух Божий в нас —
Кто б божественным пленялся?
Где роза юная в тиши благоухает,
Где горделивый лавр и цепкий виноград
Сплелися дружески, где горлица вздыхает
И слышен в зелени приятный крик цикад,
Кого из смертных здесь могила приютила?
Кому надгробный холм так пышно расцветила
Рука богов? — Тут спит Анакреон певец.
Счастливец, и весну он видел молодую,
И лето жаркое, и осень золотую,
И от седой зимы здесь скрылся наконец!
Мило мне дерев цветенье.
Шире разрастайся, сад!
С неба веют сновиденья, —
Ими дышит аромат.
Что же я стою, тоскуя?
Отчего дрожу я весь?
Да, иду я! Да, спешу я!
Но душа пребудет здесь.
(Гете)
< И >
Кто с хлебом слез своих не ел,
Кто в жизни целыми ночами
На ложе, плача, не сидел —
Тот незнаком с Небесными Властями
Они нас в бытие манят —
Заводят слабость в преступленья,
И после муками казнят:
1.
Кто с хлебом слез своих не ел,
Кто в жизни целыми ночами
Стоня, на ложе не сидел,
Тот незнаком с небесными властями.
Оне нас в бытие манят,
Заводят слабость в преступленья,
И после муками казнят:
Нет на земле проступка без отмщенья!
Кто со слезами свой хлеб не едал,
Кто никогда от пелен до могилы,
Ночью на ложе своем не рыдал,
Тот вас не знает, [небесные] силы.
Вы руководите в жизни людей,
Вы предаете их власти страстей,
Вы ж обрекаете их на страданье:
Здесь на земле есть всему воздаянье!
К нам любовь спешит нередко, —
Всюду рыщет — здесь и там.
Дружбы верность — домоседка —
Не легко дается нам.
Над грядой зубчатой
Тих покой небес.
Тишиной обятый
Дремлет темный лес
Птицы замолчали.
Спрятались в кусты...
— Скоро все печали,
Верь, забудешь ты.
Нет, ты мой и мой навечно!
От любви любовь крепка,
Прелесть страсти, друг сердечный,
Краше перстня и венка.
Гордо я подемлю брови
От твоих высоких дум;
Бытие мое в любови,
А душа любови — ум.
Жизнью украсил язычник свои саркофаги и урны.
Пестрою вязью сплетясь, фавны, вакханки вокруг
Пляшут. Щеки надул козлоногий сатир, и труди́тся:
Рог дребезжащий его хрипло и дико звучит.
Мнится, из мрамора слышны и стройный кимвал и тимпаны.
Вот наливные плоды резвые птицы клюют.
Шум не пугает их; он не спугнет и подавно Амура:
То-то раздолье ему с факелом бегать в толпе!
Так изобилию жизни и самая смерть покорилась:
В тихом вместилище сем словно и пепел живет!
Даже на вершинах
Покой,
А в долинах
Сон такой,
Что не потревожит
Лесную тишь птичье пенье, —
Малость терпенья —
Ты смолкнешь тоже.
Ключ бежит в ущелья гор,
В небе свит туманов хор;
Муза манит к воле, в поле
Трижды тридевять и боле.
Вновь напененный бокал
Жарко новых песен просит,
Время катит шумный вал,
Но опять весну приносит.
1828?
Часто мы друг другу чужды,
Далеки в толпе людской.
Свет иль шум тому виной —
Право, знать нам мало нужды:
На безлюдье, в тишине
Близость нашу мы почуем,
И знакомым поцелуем
Тотчас скажешься ты мне!
Не высыхайте, не высыхайте,
Слезы вечной любви!
Ах! и едва осушенному оку
Мертв и пустынен кажется мир.
Не высыхайте, не высыхайте,
Слезы несчастной любви!