На вершине каменистой
Замок, в сумрак погружен,
А в долине блещут искры,
Светлой стали слышен звон.
Это братьев кровных злоба
Грудь о грудь свела в ночи;
Почему же бьются оба,
Обнажив свои мечи?
На утесе за́мок старый
Чуть виднеется в ночи,
Перед замком, в битве ярой,
Блещут звонкие мечи.
Звон железа и проклятья
Глухо слышатся кругом…
Что́ за схватка? Это братья
Ратоборствуют вдвоем.
Все тихо, все спит; с неба месяц глядит,
Песчаная отмель сияет,
На береге рыцарь прелестный лежит,
Лежит он исладко мечтает.
Блестящи, воздушны, одна за другой
Из моря русалки выходят,
Несутся все к юноше резвой толпой
И глаз с него светлых не сводят.
Многоголовый змей с шипеньем выходил
Из недоступного Лернейского болота.
Парами смрадными наполнен воздух был
В пещере, где людей он хоронил без счета.
Бесцельна здесь меча усердная работа:
Он голову одну от шеи отделил —
Две новых выросли; жить страстная охота
Растит их. Меч себя бесплодно иступил.
О берег пустынный чуть плещет волна;
На небе лазурном гуляет луна;
Мечтой прихотливой носясь вдалеке,
Покоится рыцарь на белом песке.
В широкой одежде, одна за другой,
Всплывают русалки из бездны морской,
И кра́дутся к месту, где рыцарь лежит,
И кажется всем им, что крепко он спит.
А я лежал у борта корабля,
И, будто бы сквозь сон, смотрел
В зеркально чистую морскую воду…
Смотрел все глубже, глубже —
И вот, на дне передо мной
Сперва, как сумраком подернуты туманным,
Потом ясней, в определенных красках,
И куполы, и башни показались,
И наконец, как солнце, светлый, целый город
Древне-фламандский,
Глубоко вздыхает вальтамский аббат;
Дошли к нему горькие вести:
Проигран при Гастингсе бой — и король,
Убитый, остался на месте.
Зовет он монахов и им говорит:
«Ты, Асгод, ты, Эльрик, — вы двое —
Идите, сыщите вы труп короля
Гарольда меж жертвами боя!»