Сойди, бессмертная, с небес
Царица песней, Каллиопа!
И громкую трубу твою,
Иль лучше лиру нежно-звучну,
Иль, если хочешь, голос твой
Ты согласи со мной.
Уж, кажется, я слышу бег
Твоих по арфе резвых перстов,
Как гибкий при морях тростник
От порханья звенит зефиров,
Далеким вторясь шумом волн:
Таков твоих струн звон.
Уж в легких сизых облаках
Прекрасна дева с неба сходит:
Смеющийся в очах сапфир,
Стыдливые в ланитах розы,
Багряную в устах зарю,
В власах я злато зрю.
Во сладком исступленьи сем
Весь Север зрится мне эдемом,
И осень кажется весной;
В кристальных льдах зрю лес зеленый,
В тенях ночных поля златы,
А по снегам цветы.
Во мгле темнозеленой там,
Я вижу, некто древ под сводом
Лепообразен, статен, млад:
Вокруг главы его сияют
Струями меж листов лучи,
У ног шумят ключи.
Кто сей, к которому идет
Толь весело любезна дева,
Как к брату своему сестра,
Как к жениху в чертог невеста?
Зрю сходство в их очах, чертах,
Как будто в близнецах.
Кто ты, божественна чета?
Как огнь, со пламенем сближаясь,
Един составить хочешь луч!
Не ты ли света бог прекрасный
Пришел с небес на землю вновь
Торжествовать любовь?
Уже согласие сердец
На нежных арфах раздается;
Безмолвно слушает земля;
Склонились башни, рощи, горы,
Ревущий водомет утих;
Стоит — глядит на них.
На мягкой шелковой траве,
В долине, миром осененной,
Где шепчет с розой чуть зефир,
Чуть синий ключ журча виется,
Чуть дышит воздух-аромат,
Возлюбленны сидят.
Вокруг их страстных горлиц вздох,
Песнь лебедей вдали несется,
Обнявшися кусты стоят,
Роскошствует во всем природа;
Все нежит, оживляет кровь,
Все чувствует любовь.
Стрела ея средь их сердец,
Как луч меж двух холмов кристальных,
По их краям с небес летя,
Сперва скользит, не проницает;
Но от стекла в стекле блестит,
И роза в них горит.
С Олимпа множеством очес
Сквозь твердь на них янтарну смотрит
Безсмертных лик, и мать богов,
Как вод в струях звезда вечерня,
С высот любуется собой,
В них видя образ свой.
Все улыбается на них,
Все пламень чистый, непорочный,
В сердцах их нежных и младых
Родящийся, благословляет.
Всем добродетель в них видна,
Как в воздухе луна.
В златый, блаженный древний век,
В красы земны облекшись, боги
Являлися между людьми,
Чтоб в образе царей, героев,
Устроивать блаженство их
Примером дел благих.
Так, кажется, и в них богов,
Их чад, или монархов племя
Мой восхищенный видит дух:
Он бодр — и бросит громы в злобу;
Она нежна — и сотворит
В себе невинным щит.
О, коль благословен тот век,
Когда цветущу, благовонну
Подобны древу своему
Сии младыя ветви будут!
В тенях их опочиет мир,
И глас раздастся лир.
Но не в мечте ль, иль в яве я
С Дианой Аполлона вижу?
Нет, нет! — Се, тот младый герой,
Тот отрок мой порфирородный,
Я чье рожденье воспевал,
Возрос и возмужал.
Се он, которому дары
Сносили Геньи к колыбели,
И наделили всем его,
Чтоб быть на троне человеком,
А в человеке божеством,
Всех согревать лучем.
Се он с избранною своей!
Гордись, моя, гордися, лира,
Пророчеством теперь твоим;
Уже оно почти сбылося:
Мой полубог почти уж бог;
Он всех сердца возжег.
Россия! радостный ток слез
Пролей, и возведи вкруг взоры,
И виждь: в трофеях у тебя,
Как сад, Екатерины племя
Цветет! Да поднебесной всей
Он даст цариц, царей!
Премудрость возлелеет их:
Народы, утомясь раздором,
Упросят их собой владеть. —
Певица славы, Каллиопа!
Останься в звездной ввек стране:
Они здесь Музы мне.
Ноябрь 1792
Что так смущаешься, волнуешь,
Бессмертная душа моя?
Отколе пламенны желанья?
Отколь тоска и грусть твоя?
Се холмы синие мерцаньем,
Луг запахом спокойство льют;
Но, ах! ничто не утоляет
Унынья томна твоего!
Иль дел, иль подвигов вновь жаждешь,
Чтоб имя прозвучать свое?
Восстань, опрепояшься, действуй!
Обширно поприще твое!
Иль жжет алчба ничтожна злата?
Прости! — не ведал я того,
Бессмертная, сему кумиру
Чтоб била ты когда челом.
Ужели это тот избранный,
Снедаешься, крушишься кем,
Чем нощью спящие в сне грезят
И грезят спящие чем днем?
Нет, слабо праха воспаленье
Наполнить пустоту твою.—
Но что ж? — скажи скорей мне средство,
Внутри чем жажду утолить?
Так вскликнув я, — повергся долу,
Заглохнул стон болотна дна,
Замолкло леса бушеванье,
Затихла тише тишина.
Лежал простерт я, чуть дыхая,
В цветах на берегу ручья,
Над коим месяц серпозлатый
Блистал, бледнел, темнел, — исчез.
Ночная тма темнее стала;
Вкруг в гибком камыше, в кустах
Чуть слышимо погод шептанье
В меня вливало некий страх.
Во слух мой доходили звуки
Так нежны, сладки, как свирель.
Отколь они ко мне неслися?
Но в сердце так вещали мне:
«Не драгоценностей алканье,
Не слава, не хвала людей
И не предмет, тобой избранный,
Волнуют во груди твоей;
Но Тот... Прочь от очей повязка!
Запона и от уха прочь!
Воззри, о робкий! маловерный!
Вокруг себя и в небеса.
Не зришь ли чернордяный пламень,
Зеленых сумрак средь лесов?
Не обоняешь ли цветущих
Ты благовоние цветов?
Не внял ли крастелина треска,
И радостна в траве, во мху
И в воздухе жужжанья, шума
Больших и малых жизней толп?
О мрачный и оглохлый смертный!
Не образованны ль рукой
Они одной, из той же глины,
Из коей и состав весь твой?
Не облачен ли плащаницей
Непроницаемой ты вкруг?
Сотри скорей плену от взора
И с слуха перепонку сбрось.
Тот, сердцем кто не познаваем
Твоим, но пламенно иском,
Вблизи тебя неподалеку
И может быть легко найден,
Его душой кто прямо ищет.
Он носится вокруг тебя
В зарях и ранних и вечерних
И на морях и на земли.
Так, Им ты, Им щедротодарным,
Вся вспламененна Им одним;
По нем твоя тоска, томленье,
Зовешь Его, грустишь ты Им;
Твой к току своему дух рвется,
Страданья небрежа земны
И наслажденья презирая,
Свое блаженство в Нем лишь чтит.
Он жажд твоих всех утоленье,
Он чуден именем своим,
Любовь и свет — Его есть сущность;
Его когда всегда есть с Ним,
Его где — здесь и повсеместно;
Его подобие есть ты,
Его отсвет в тебе блистает:
Гордись мой брат, величьем сим».
Так рек, — завеса и повязка
С меня ниспали, Я прозрел
И видел вкруг себя сиянье:
Трепещущи, чуть с места сшел,
И в ужасе не смел быть дерзким
Еще раз на него взглянуть;
Но только глас его я слышал,
В вечернем веющ ветерке.
Склоня колена, вслед молился
Ему и радостен я был,
Пылал восторгом несказанным,
Дрожал, не познавал себя;
Вся млела кровь. Опомнясь, вскликнул:
Нашел, о Чудный, я Тебя!
Нашел, не выпущу из сердца! —
Благослови меня с высот!
27 июня 1810
Хранителя меня ты ангела крылами,
О мысль бессмертия! приосеняй,
Да в нем, как в зеркале, души очами
Я будущих блаженств увижу рай;
Подобно путник как сверх вод, сквозь лес, в мрак нощи
Зрит проблеск от луны.
Коль не был горд и подл и лишь из самолюбья
Пронырством не пролез вельмож я в сонм,
Но с малых должностей всегда орудье
Был Бога и царя, их чтя закон:
Се зрю, се зрю себя седящим выше неба
Между князей духов!
Когда грустил, вздыхал и проливал слез реки,
Что нравов простота и веры луч
В вселенной погасал, и человеки
Творились злей зверей средь бранных туч:
Утешенным себя в эдемских вижу кущах
Средь праотцев моих!
Коль сердцем кроток, тих, боголюбив душою,
Не тягостен рабам и добр я был,
Доволен отческих полей землею
И жатвой чуждой дух мой не мутил:
Наследием себя взираю награжденна
Небесного Отца!
Когда не царские желал, искал награды,
И мзды чьей за труды, за подвиг мой;
Но домогался лишь везде единой правды,
Считая жребий всех за жребий свой:
Насыщенным себя я вижу правосудьем
От Истины святой!
Коль милостивым всем был, щедрым, милосердым
И бедным завсегда желал помочь,
Стыдился к страждущим глухим быть, твердым,
Сирот и вдов не гнал от дома прочь:
О диво! в грозный день, в суд страшный, неумытный
Помилованным зрюсь!
Когда был сердцем чист, чужд козней и коварства,
Не ставил никому на лов сетей;
Но, искренней душой презря препятства,
Невинных в вред себе спасал людей:
О восхищение! зрю Бога лучезарна
К себе лицом к лицу!
Не из корысти коль себе хвалы и славы,
Но из желания лишь всем добра
Смиреньем укрощав враждебны нравы,
Судил, мирил, на сильных мощь не зря:
О несказанна честь! — за миротворство Божьим
Я сыном наречен!
Коль обносимым был и оклеветан лжами
За то, что истину и правду чтил,
Что Божьими блюдо́м, храним судьбами
И ими весь мой век поддержан был:
Весельем ангельским, небесным наслаждаюсь
В беседе я святых!
О радость! о восторг! толико быть блаженным,
Что удостоиться взирать Творца
И, светом окружась Его священным,
В чертоге опочить всех благ Отца,
Между своих друзей, родных, поднесь что милы
Так сердцу моему!
Тогда-то там, о там! не здешне земно тленье,
Не проходящи сны мирских торжеств,
Но с ликом душ вовек Творцу хваленье
На арфе возглашу в кругу Божеств,
И небо и земля, моря и преисподня
Послушают меня!
Давид, Иоасаф тогда свои псалтиры
Мне с радостью дадут,— да, в них бряцав,
Во гармоничные созвучны лиры
Сольюся Ангелов, сам Ангел став;
В бессмертном превитать я буду озареньи,
Как ясный Божий луч!
Не оставляй же ввек, не оставляй, любезна
О мысль бессмертия! меня всегда;
Будь страж средь поприща сего мятежна
И не кидай меня ты никогда;
Но тешь меня, покой приятным вображеньем
Ты будущих блаженств.
Хотя болезнь когда, хоть смерть мне приразится,
Не преставай елей свой в грудь мне лить
И по последний вздох в уме твердиться,
Что в гроб иду не умирать, но жить,
Тех вечных благ вкушать, что в небе приготовил
Бог любящим Его.
6 августа 1810
Из сада, и зимой цветуща,
Чертога вечныя весны,
В величестве земного бога,
Екатерина, кинув взгляд
На златобисерное небо,
На синюю Неву стоящу,
Готовую пуститься в Бельт,
И обозрев вокруг Петрополь,
Улыбкою, весне подобной,
Дарит отраду всем и жизнь.
И видя, что вдали, в томленьи
Со льдами бьется человек,
Всесильный перст к нему простерши,
Велит его извлечь из волн.
Летят крылаты серафимы,
Усердьем пламенные слуги,
И волю божества творят:
Едва прошло одно мгновенье,
Уже из бездны водной, темной
Изят, исторгнут, извлечен.
На твердом береге гранитном
Простерт полмертвый, бледный труп,
Убогим рубищем одетый;
На посинелых смерть устах,
И еле слышится дыханье;
Но, Провидение и Благость!
Творите вы лишь чудеса.
Как отдыхает злак от мраза,
Как из тумана всходит солнце,
Так возвращаете вы жизнь!
Уж теплота лиется в жилах,
И внемлет их биенье врач;
Уж по челу и по ланитам
Проник багряный огнь, — и грудь,
Как сседшая морская пена,
Зефиром зыблется и дышит,
Являя чувствие и жизнь:
В лице прекрасном, юном, нежном
Воскресли розы и лилеи,
И в них предстала дева нам.
Ведут ее перед чертоги,
И вопрошают с высоты:
«Кто ты? зачем вдалась в опасность»? —
Она ответствует, склонясь
(В очах ея видна невинность):
«Чтоб искупить залог священный,
Родительский последний дар,
Я шла, на Бога уповая;
Я сира: мать, отец оставил»...
— «Но я тебя восприиму»,
Возвысила свой глас царица
И бросила свой светлый взор.
Уже хитон, белейший снега,
И ферязи драгие ей
Несут, и на челе высоком
Златая лента возблистала,
Монистом грудь, — и в дар еще
Готовят ей богато вено;
В дверях жених, и Смерть где злилась,
Там торжествует днесь Любовь.
О Провидение! коль чудны
И благи суть твои пути!
Кто звал императрицу с трона
И не велел смирять ей царств ?
Взнесенны удержать перуны,
Весы остановить Фемиды
И, опустя правленья руль,
В часы работы черпать воздух,
Чтоб деву спасть? — Ты, Провиденье!
В Твоей руке сердца царей.
Ты возвратило мне Плениру:
Тебя, всезряще Око, чту.
Когда пути мои невинны,
Когда я сердцем, духом чист,
И соблюсти обет мой Богу
И верность сохранить монарху
Дерзаю, — на известный рок
Теку против стремленья бурна:
Ты в сени смертной мне подпора;
А ты, Екатерина, щит.
О благодатная ! коль может
Творцу уподобляться тварь:
Всех более имеют право
Великие на то цари,
Когда они с своих престолов
Громами ужасают злобу,
Блаженствами дождят благих,
От смерти к животу возводят.
И ты, днесь сироту ущедря,
Еще подобна Божеству.
Не знаю, от чего весь дух мой унывает
И грудь мою тоска несносна разрывает;
Не знаю, что меня смущает и мятет
И ни на час душе покою не дает.
Вот здесь, на острове Киприды,
Великолепный храм стоял:
Столпы, подзоры, пирамиды
И купол золотом сиял.
Вот здесь, дубами осененна,
Резная дверь в него была,
Зеленым свесом покровенна,
Вовнутрь святилища вела.
Вот здесь хранилися кумиры,
Дымились жертвой алтари,
Сбирались на молитву миры
И били ей челом цари .
Вот тут была уединенной
Поутру каждый день с зарей,
Писала, как владеть вселенной,
И как сердца пленять людей.
Тут поставлялася трапеза,
Круг юных дев и сонм жрецов;
Богатство разливалось Креза,
Сребро и злато средь столов;
Тут арфы звучные гремели
И повторял их хор певцов;
Особо тут Сирены пели
И гласов сладостью, стихов,
Сердца и ум обворожали;
Тут нектар из сосудов бил,
Курильницы благоухали,
Зной летний провевал зефир;
А тут крылатые служили
Полки прекрасных метких слуг
И от богининой носили
Руки амброзию вокруг.
Она, тут сидя, обращалась
И всех к себе влекла сердца;
Восставши, тихо поклонялась,
Блистая щедростью лица.
Здесь, в полдень, уходила в гроты,
Покоилась прохлад в тени;
А тут Амуры и Эроты
Уединялись с ней одни.
Тут был эдем ея прелестный
Наполнен меж купин цветов;
Здесь тек под синий свод небесный
В купальню скрытый шум ручьев;
Здесь был театр, а тут качели,
Тут азиатских домик нег;
Тут на Парнассе Музы пели;
Тут звери жили для утех;
Здесь в разны игры забавлялась,
А тут прекрасных Нимф с полком
Под вечер красный собиралась
В прогулку с легким посошком;
Ходила по лугам, долинам,
По мягкой мураве, близ вод,
По желтым среди роз тропинам;
А тут, затея хоровод,
Велела Нимфам, Купидонам
Играть, плясать между собой
По слышимым приятным тонам
Вдали музыки роговой.
Они, кружась, резвясь, летали,
Шумели, говорили вздор;
В зерцале вод себя казали,
Всем тешили богинин взор;
А тут, оставя хороводы,
Верхом скакали на коньках
Иль, в лодках рассекая воды,
В жемчужных плавали струях.
Киприда тут средь мирт сидела,
Смеялась, глядя на детей;
На восклицающих смотрела
Поднявщих крылья лебедей,
Иль на станицу сребробоких
Ей милых, сизых голубков,
Или на пестрых, краснооких
Ходящих рыб среди прудов,
Иль на собачек, ей любимых,
Хвосты несущих вверх кольцом,
Друг другом с лаяньем гонимых,
Мелькающих между леском.
А здесь, исполнясь важна вида,
На памятник своих побед
Она смотрела — на Алкида,
Как гидру палицей он бьет;
Как прочие ея герои,
По манию ея очес,
В ужасные вступали бои
И тьмы поделали чудес:
Приступом грады тверды брали,
Сжигали флоты средь морей,
Престолы, царства покоряли
И в плен водили к ней царей.
Здесь в внутренни она чертоги
По лестнице отлогой шла,
Куда гостить ходили боги
И где она всегда стрегла
Тот пояс, в небе ей истканный,
На коем меж Харит с ней жил
Тот хитрый Гений, изваянный,
Который счастье ей дарил,
Во всех ея делах успехи,
Трофеи мира и войны,
Здоровье, радости и смехи
И легкие, приятны сны.
В сем тереме, Олимпу равном,
Из яшм прозрачных, перлов гнезд,
Художеством различным славном,
Горели ночью тучи звезд,
Красу богини умножали
И так средь сих блаженных мест
Ее, как солнце, представляли....
Но здесь ея уж ныне нет:
Померк красот волшебных свет;
Все тмой покрылось, запустело;
Все в прах упало, помертвело.
От ужаса вся стынет кровь,
Лишь плачет сирая Любовь.
1797
«Как если зданием прекрасным
Умножить должно звезд число,
Созвездием являться ясным
Достойно Сарское Село».
Тебя ль оплакивать я должен,
О Бибиков! какой удар!
Тебе ли кипарисны лозы
И миро я на гроб несу?
Едва успел тобой быть знаем,
Лишен тебя я роком лютым,
Погиб с печали разум мой!
Твои достоинства лишь вспомню,
Сердечны разверзаю раны
И вновь терплю твою я смерть.
Твои заслуги и почтенье
От всей к тебе твоей страны
Уже столь громки и велики,
Что время их не может скрыть.
У всех, кто любит добродетель,
В сердцах твой образ будет вечен.
Внемли! — Там Муз несется стон;
На щит облегшися Беллона,
На лаврах Росс, Минерва плачут,
На блеклых миртах Гименей.
Hе показать мое искусство,
Я здесь тебе стихи пою,
И рифм здесь нет в печальном слоге,
Но благодарности лишь знак.
Усердное мое почтенье
И воздыханий чувство нежно
Я здесь изобразить хочу:
Пускай о том и все узнают,
Что, вместо мавзолея вечна,
Я пролил слезы над тобой.
Иные чтут одну Фортуну,
Смотря на выгоды свои,
И дар поэзии священной
Приносят только ей одной:
Но я пред сей царицей мира
Моих цветов не рассыпаю,
А сыплю их на пепел твой;
Желаю только, чтоб сказали:
«Он верно любит добродетель,
Что пишет ей свои стихи.»
Но чтоб мне смерть твою прехвальну,
Герой! печальнее воспеть,
Оттоль я собрал черны тени,
Где в подвиге погас твой век.
Hе лавр исторгши у Пруссаков,
Hе побеждаючи Сармат;
Ho став отечества щитом,
Крамолу ты разя, скончался.
О, коль такой конец прекрасен!
Он всех других славней побед.
Ты, зря на предстоящих слезных,
Рек: «Жаль отца, жену и чад,
Но награждающа заслуги
Екатерина призрит их;
Отечество жалею больше!»
И с словом сим сомкнул вздыханье;
Но твой и мертвый вскрытый взор
Еще показывал героя,
И молнией грозил ехидне —
И тут раздался страшный гул!
Пустыни вретищем покрылись,
Весна уныла на цветах;
Казань вострепетала в сердце;
Потух горящий воев дух;
Спешат писать увещеванья:
«Мужайтесь, бодрствуйте!» вещают,
Но тщетно!... Нет уже тебя!
Расстроилось побед начало;
Сильнее разлилася язва;
Скрепился в злобе лютый тигр.
Тогда цена твоя позналась
Рыданьем сограждан твоих,
Успехом бунта и крамолы,
Паденьем скорым многих стран.
«Блажен!» рекли российски вожди:
«Он в лучши дни живот оставил,
Когда о нем жалеют все.» —
Славнейший стран опустошитель
Ведет проклятье за собою;
Защитник — славу и любовь.
Ο ты, отечества ревнитель,
Ему до гроба верный сын!
Прости, прости, что оставляю
Воспеть тебе я Россам гимн.
Они, пролив потоки слезны,
Поставят в честь того трофей,
Кого желали зреть цари. —
Их некогда потомок поздний
Прочтет на мраморной гробнице
Сии нелестные слова:
«Он был искусный вождь во бранях,
Совета муж, любитель муз,
Отечества подпора тверда,
Блюститель веры, правде друг;
Екатериной чтим за службу,
За здравый ум, за добродетель,
За искренность души его.
Он умер, трон обороняя:
Стой, путник! стой благоговейно!
Здесь Бибикова прах сокрыт!»
Благополучнее мы будем,
Коль не дерзнем в стремленье волн,
Ни в вихрь, робея, не принудим
Близ берега держать наш челн.
Завиден тот лишь состояньем,
Кто среднею стезей идет,
Ни благ не восхищен мечтаньем,
Ни тьмой не ужасаем бед;
Умерен в хижине, чертоге,
Равен в покое и тревоге.
Собрать не алчет миллионов,
Не скалится на жирный стол;
Не требует ничьих поклонов
И не лощит ничей сам пол;
Не вьется в душу к царску другу,
Не ловит таинств и не льстит;
Готов на труд и на услугу,
И добродетель токмо чтит.
Хотя и царь его ласкает,
Он носа вверх не поднимает.
Он видит, что и дубы мшисты
Кряхтят, падут с вершины гор,
Перун дробит бугры кремнисты
И пожигает влажный бор.
Он видит: с белыми горами
Вверх скачут с шумом корабли;
Ревут и черными волнами
Внутрь погребаются земли;
Он видит — и судьбе послушен,
В пременах света равнодушен.
Он видит — и, душой мужаясь,
В несчастии надежды полн;
Под счастьем же, не утомляясь,
В беспечный не вдается сон;
Себя и ближнего покоя,
Чтит Бога, веру и царей;
Царств метафизикой не строя,
Смеется, зря на пузырей,
Летящих флотом к небу с грузом,
И вольным быть не мнит французом.
Он ведает: доколе страсти
Волнуются в людских сердцах,
Нет вольности, нет равной части
Царю в венце, рабу в цепях;
Несет свое всяк в свете бремя,
Других всяк жертва и тиран,
Течет в свое природа стремя;
А сей закон коль ввек ей дан,
Коль ввек мы под страстьми стенаем,
Каких же дней златых желаем?
Всяк долгу раб. Я не мечтаю
На воздухе о городах;
Всем счастливых путей желаю
К фортуне по льду на коньках.
Пускай Язон с Колхиды древней
Златое сбрил себе руно,
Крез завладел чужой деревней,
Марс откуп взял, — мне все равно,
Я не завидлив на богатство
И царских сумм на святотатство.
Когда судьба качает в люльке,
Благословляю часть мою;
Нет дел — играю на бирюльке,
Средь муз с Горацием пою;
Но если б царь где добрый, редкой
Велел мне грамотки писать,
Я б душу не вертел рулеткой,
А стал бы пнем — и стал читать
Равно о людях, о болванах,
О добродетелях в карманах.
А ежели б когда и скушно
Меня изволил он принять,
Любя его, я равнодушно
И горесть стал бы ощущать,
И шел к нему опять со вздором
Суда и милости просить.
Равно когда б и светлым взором
Со мной он вздумал пошутить
И у меня просить прощенья, —
Не заплясал бы с восхищенья.
Но с рассужденьем удивлялся
Великодушию его,
Не вдруг на похвалы пускался;
А в жаре сердца моего
Воспел его бы без притворства,
И в сказочке сказал подчас:
«Ты громок браньми — для потомства,
Ты мил щедротами — для нас,
Но славы и любви содетель
Тебе твоя лишь добродетель».
Смотри и всяк, хотя б чрез шашни
Фортуны стал кто впереди,
Не сплошь спускай златых змей с башни
И, глядя в небо, не пади;
Держися лучше середины
И ближнему добро твори;
На завтра крепостей с судьбины
Бессильны сами взять цари.
Есть время — сей, — оно превратно;
Прошедше не придет обратно.
Хоть чья душа честна, любезна,
Хоть бескорыстен кто, умен;
Но коль умеренность полезна
И тем, кто славою пленен!
Умей быть без обиды скромен,
Осанист, тверд, но не гордец;
Решим без скорости, спокоен,
Без хитрости ловец сердец;
Вздув в ясном паруса лазуре,
Умей их не сронить и в буре.
1792
Живущая в кругах небес
У Существа существ всех сущих,
Кто свет из вечной тмы вознес
И твердь воздвиг из бездн борющих,
Дщерь мудрости, душа богов!
На глас моей звенящей лиры
Оставь гремящие эфиры
И стань среди моих стихов!
Возлегши на твоих персях,
Наполнясь твоего паренья,
Я зрю, — блистает свет в очах;
Я мню, — перо творит веленья!
Восторгся дух зарей в чертог!
Страны вселенныя, взирайте,
Божествен образ познавайте:
Великость в человеке — Бог!
Светила красныя небес,
Теперь ко мне не наклоняйтесь;
Дубравы, птицы, звери, лес,
Теперь на глас мой не сбирайтесь:
Для вас высок сей песни тон.
Народы! вас к себе сбираю,
Великость вам внушить желаю,
И вы, цари! оставьте трон.
Ногою став на черный понт,
Чрез мрак и чрез пары стремящи
Тавр всходит в вышний горизонт;
Не может вихрь его ярящий
Нимало сердце колебнуть:
Он бурей треск уничтожает,
Он молний блеск пренебрегает,
Бессилен гром его тряхнуть.
Высокий дух чрез все высок,
Всегда он тверд, что ни случится:
На запад, юг, полнощь, восток
Готов он в правде ополчиться.
Пускай сам Бог ему грозит,
Хотя в пыли, хоть на престоле,
В благой своей он крепок воле
И в ней по смерть, как холм, стоит.
Из мрачной древности времен
Великий дух мне в слух разится;
Алкид, геройством возбужден,
Прогнать из света злобу тщится.
Он в путь течет средь бездн, средь блат,
Из корней горы исторгает,
Горами страшными бросает,
Шагами потрясает ад.
Когда богам не можно быть
Никак со слабостьми людскими,
То должен человек сравнить
Себя делами им своими.
На что взноситься в звездный трон?
Петра Великого лишь зрети,
Его кто может дух имети,
Богам подобен будет он.
Востока царь, полсвета страх,
Подсолнечной желатель трона,
Не тем велик в моих глазах
Попратель града Вавилона,
Что скипетры под ним лежат,
Но что, быть мнивши кубок с ядом,
Приял, не возмутился взглядом,
Яко божественный Сократ.
Судьбина если не дала
Кому престолом обладати,
Творити Титовы дела,
Щедроты смертным изливати, —
И в нижней части можно быть.
Пресвыше, как носить корону:
Чем быть подобному Нерону,
То лучше Епиктитом слыть.
Терпеть, страдать и умереть
С неколебимою душою,
Такою ревностью гореть,
Мужался Регул каковою, —
Преславно тако кончить дни!
Бездушные Сарданапалы
Сто раз пред Белизаром малы,
Хотя блаженствуют они.
Небесный дар, краса веков,
К тебе, великость лучезарна,
Когда средь сих моих стихов
Восходит мысль высокопарна,
Подай и сердцу столько сил,
Чтоб я тобой одной был явен,
Тобой в несчастьи, в счастьи равен,
Одну бы добродетель чтил.
Луны у нас в полудни нет,
Она средь нощи нам блистает,
А если солнце день дает, —
По бурях краше нам сияет.
Велик напастьми человек!
В горниле злато как разжженно
От праха зрится очищенно,
Так наш бедами бренный век.
Услышьте, все земны владыки,
И все державныя главы!
Еще совсем вы не велики,
Коль бед не претерпели вы!
Надлежит зло претерть пятой,
Против перунов ополчиться,
Самих небес не устрашиться
Со добродетельной душой.
Богини, радости сердец,
Я здесь высот не выхваляю:
Помыслит кто, что был я льстец;
Затем потомкам оставляю
Гремящу, пышну ону честь:
Россия чувствует, налоги,
Судьбы небес как были строги
Монархини сей дух вознесть.
Она пожары, язвы, глад,
Свирепы бунты укротила;
Всех зол зиял на нас как ад,
Она беды все отвратила:
Магмету стерла гордый рог;
Превыше смертных щедрой власти,
Была покров нам в лютой части,
Как был на нас Сам в гневе Бог.
Уже дымятся алтари
Душе превыспренней, парящей,
Среди побед, торжеств зари
Своим величеством светящей:
Россия празднует жену.
Но что за гром мне ударяет?
Екатерине мир взывает:
Ты свергла Змия и Луну!
1774
Век новый! Царь младый, прекрасный
Пришел днесь к нам весны стезей!
Мои предвестья велегласны
Уже сбылись, сбылись судьбой.
Умолк рев Норда сиповатый,
Закрылся грозный, страшный взгляд;
Зефиры вспорхнули крылаты,
На воздух веют аромат;
На лицах Россов радость блещет,
Во всей Европе мир цветет.
Желанный всеми неба житель,
Ты, Мир, пришел к нам наконец;
Народов многих утешитель,
Отрада царств, покой сердец,
Пришел к нам ангел благодатный.
Коль шествие твое красно?
Коль нам лучи твои приятны!
Тобою все оживлено.
Се время нам благопоспешно,
Се день спасенья и утех!
Уныла Муза, в дни Борея
Дерзавшая вслух песни петь,
Блаженству общему радея,
Уроки для владык греметь!
Перед царем, днесь благосклонным,
Взяв лиру, прах с нея стряси,
И сердцем радостным, свободным
Вещай, греми, звучи, гласи
Того ты на престол вступленье,
Кого воспел я в пеленах.
Уже, как путник утомленный,
Прешедший дальный, тесный путь,
На луг, древами осененный,
Возлег от зноя отдохнуть
И внемлет ветерков дыханье,
Шум быстрых вод, цветы вокруг
И нимф и птиц совосклицанье:
Так мой весельем полный дух,
Под скипетром твоим покоясь,
Прохладой дышит и поет.
На темный, вижу, шар подлунный
С равнин небесных, горних мест
Овен младый, золоторунный
Незапно вшел и стал средь звезд.
Не кротости ль символ в нем зрится?
Не возрожденье ль прежних благ?
Екатерина воскресится
Знать Александра в временах:
Так, так! она во внуке будет
Над нами царствовать вовек.
Осанка, скромность и приятность,
Ея в нем виден дух и ум:
Усердье, ревность к ним и святость
В полсвете воздвигают шум.
«Смотри! – друг другу всяк вещает, –
Не образ ли ея на нем?
Уж по законам обещает
Он быть, по сердцу ей, царем».
О радость! дух восторг обемлет:
Се вижу — в облаках она
Стоит в порфире и вещает,
Сквозь дверь небесну долу зря:
«Се небо ныне посылает
Вам внука моего в царя. –
Внимать вы прежде не хотели
И презрели мою любовь;
Вы сами от себя терпели,
Я ныне вас спасаю вновь».
Рекла, – и тень ея во блеске,
Как радуга, сокрылась в свет.
Но что? Во плесках, восклицаньях
Ликующей толпы людей,
Дух погружается в стенаньях,
На тленность зря мирских вещей!
Так: чтó престол, венец, держава,
Власть, сила и сиянье благ,
Когда спокойного нет нрава
И в нас свирепствует наш враг?
Увы! на что полки и стены,
Коль нас невинность не стрежет?
Народны вздохи, слезны токи,
Молитвы огорченных душ,
Как пар возносятся высокий
И зарождают гром средь туч:
Он вержется, падет незапно
На горды зданиев главы.
Внемлите правде сей стократно,
О власти сильныя, и вы!
Внемлите – и теснить блюдитесь
Вам данный управлять народ.
Нет, ангел кротости и мира,
Любимый сын благих небес!
Ты не таков: твоя порфира,
От благодарных наших слез,
Как роза, окропясь росою,
Прекраснейший раскинет цвет;
Благоухающий тобою,
Нам в чувства сладость принесет.
Эдем в твоей узрим супруге
И рай во дщерях и сынах.
Не на словах ты милосердье
Покажешь, – на делах твоих;
Разврат прогонишь, суеверье
Ты нравов чистотой святых;
Посадишь мудрость ты с собою,
Велишь ей научать себя;
Пройдешь с народною толпою,
Проникнет правда до тебя;
Ты в мире брань готовить станешь,
Войну обнимешь тишиной.
Твой дом пребудет безопасен
И вне и внутрь от всяких зол;
Не златом, – доблестью прекрасен
И тверд на верности престол.
В чертогах ужас да не кажет
Меч наг и лук с стрелой в руках;
Любовь народная возляжет
На страже при твоих вратах;
Спокойный сон твой оградится
Незыблемой стеной сердец.
Не смеют хитрость, лесть касаться
И расстилать тебе сетей;
Их жены, дети ополчатся
Для безопасности твоей;
Доброта платится добротой,
А злоба злобе воздает.
Твоею милостью, щедротой
Любимец твой весь будет свет.
Как солнце, трон твой утвердится;
Как небо, будут дни твои.
Как тихия реки ток чистый,
Они пред нами потекут;
Сверкающи струи сребристы
Мир в удивленье приведут:
Блаженством напоятся селы,
Богатством – городов брега,
В далекие пойдут пределы
Поля цветущи и луга;
Любезно эхо пронесется
В неизмеримости морей.
О Боже! Ты внушил рыданье
И бедства наши прекратил:
Днесь тех же слез Ты излиянье
Прими, как запах от кадил.
От стонов – Ты велел быть грому,
От радостей – лучи спусти,
И августейшему Ты дому
Печаль в утехи обрати.
Как дождь сквозь солнце, да снисходит
Благословенье к нам Твое!
Сойди, любезная Эрата!
С горы зеленой, двухолмистой,
В одежде белой, серебристой,
Украшенна венцом и поясом из злата,
С твоею арфой сладкогласной! —
Сойди, утех собор,
И брось к нам нежно-страстный
С улыбкою твой взор;
И царствуй вечно в доме сем
На берегах Невы прекрасных!
Любителю наук изящных
Мы песнь с тобою воспоем.
Небеса, внемлите
Чистый сердца жар
И с высот пошлите
Песен сладкий дар.
О мольба прилежна,
Как роса, взнесись:
К нам ты, Муза нежна,
Как Зефир, спустись!
Как легкая серна
Из дола в дол, с холма на холм
Перебегает;
Как белый голубок, она
То вниз, то вверх, под облачком
Перелетает;
С небесных светлых гор дорогу голубую
Ко мне в минуту перешла
И арфу золотую
С собою принесла;
Резвилась вкруг меня, ласкалася, смотрела
И, будто ветерочек, села
На лоне у меня.
Тут вдруг, веселый вид на важный пременя,
Небесным жаром воспылала,
На арфе заиграла,
Ее бело-румяны персты
По звучным бегают струнам;
Взор черно-огненный, отверстый,
Как молния вослед громам,
Блистает, жжет и поражает
Всю внутренность души моей;
Томит, мертвит и оживляет
Меня приятностью своей.
Боги взор свой отвращают
От не любящего муз,
Фурии ему влагают
В сердце черство грубый вкус,
Жажду злата и сребра, —
Враг он общего добра!
Ни слеза вдовиц не тронет,
Ни сирот несчастных стон;
Пусть в крови вселенна тонет,
Был бы счастлив только он;
Больше б собрал серебра, —
Враг он общего добра!
Напротив того, взирают
Боги на любимца муз,
Сердце нежное влагают
И изящный нежный вкус;
Всем душа его щедра, —
Друг он общего добра!
Отирает токи слезны,
Унимает скорбный стон;
Сиротам отец любезный,
Покровитель музам он;
Всем душа его щедра, —
Друг он общего добра!
О день! о день благоприятный!
Несутся ветром голоса,
Курятся крины ароматны,
Склонились долу небеса;
Лазурны тучи, краезлаты,
Блистающи рубином сквозь,
Как испещренный флот богатый,
Стремятся по эфиру вкось;
И, плавая туда,
Сюда,
Спускаются пред нами.
На них сидит небесных муз собор,
Вкруг — гениев крылатых хор;
Летят, вслед тянутся цепями,
Как бы весной
Разноперистых птичек рой
Вьет воздух за собою
Кристальною струею,
И провождает к нам дев горних красный лик!
Я слышу вдалеке там резкий трубный зык;
Там бубнов гром,
Там стон
Волторн
Созвучно в воздух ударяет;
Там глас свирелей
И звонких трелей
Сквозь их изре́дка пробегает,
Как соловьиный свист сквозь шум падущих вод.
От звука разных голосов,
Встречающих полубогов
На землю сход,
По рощам эхо как хохочет,
По мрачным горным дебрям ропчет
И гул глухой в глуши гудет.
Я слышу, сонм небесных дев поет:
Науки смертных просвещают,
Питают, облегчают труд;
Художествы их украшают
И к вечной славе их ведут.
Благополучны те народы,
Которы красотам природы
Искусством могут подражать,
Как пчелы мед с цветов сбирать.
Блажен тот муж, блажен стократно,
Кто покровительствует им!
Вознаградят его обратно
Они бессмертием своим.
Наполнил грудь восторг священный,
Благоговейный обнял страх,
Приятный ужас потаенный
Течет во всех моих костях;
В весельи сердце утопает,
Как будто бога ощущает,
Присутствующего со мной!
Я вижу, вижу Аполлона
В тот миг, как он сразил Тифона
Божественной своей стрелой:
Зубчата молния сверкает,
Звенит в руке священный лук;
Ужасная змия зияет
И вмиг свой испущает дух,
Чешуйчатым хвостом песок перегребая
И черну кровь ручьем из раны испуская.
Я зрю сие, — и вмиг себе представить мог,
Что так невежество сражает света бог.
Полк бледных теней окружает
И ужасает дух того,
Кто кровью руки умывает
Для властолюбья своего;
И черный змей то сердце гложет,
В ком зависть, злость и лесть живет
И кто своим добром жить может,
Но для богатства мзду берет.
Порок спокоен не бывает;
Нрав варварский его мятет,
Наук, художеств не ласкает,
И света свет ему не льет.
Как зверь, он ищет места темна;
Как змей, он, ползая, шипит;
Душа, коварством напоенна,
Глазами прямо не глядит.
Черные мраки,
Злые призра́ки
Ужасных страстей!
Бегите из града,
Сокройтесь в дно ада
От наших вы дней!
Света перуны,
Лирные струны,
Минервин эгид!
Сыпьте в злость стрелы,
Брань за пределы
От нас да бежит!
Как солнце гонит нощи мрак,
И от его червлена злата
Румянится природы зрак,
Веселорезвая Эрата!
Ты ходишь по лугам зеленым
И рвешь тогда себе цветы,
Свободным духом, восхищенным,
Поешь свои утехи ты;
Вослед тебе забав собор,
Певиц приятных хор,
Наяды пляшут и фау́ны.
Составь же ты, прелестно божество!
И нам теперя торжество,
Да сладкогласной лиры струны,
Твоею движимы рукой,
Возбудят всех ко пляскам пред тобой.
Радостно, весело в день сей
Вместе сбирайтеся, други!
Бросьте свои недосуги,
Скачите, пляшите смелей:
Бейте в ладоши руками,
Щолкайте громко перстами,
Чорны глаза поводите,
Станом вы всем говорите;
Фертиком руки вы в боки,
Делайте легкие скоки;
Чобот о чобот стучите,
С наступью смелой свищите,
Молвьте спасибо душею
Мужу тому, что снисходит
Лаской, любовью своею,
Всем нам веселье находит.
Здравствуй же, муз днесь любитель!
Здравствуй, их всех покровитель!
Как храм ареопаг Палладе
Нептуна презря, посвятил,
Притек к афинской лев ограде
И ревом городу грозил.
Она копья непобедима
Ко ополченью не взяла,
Противу льва неукротима
С Олимпа Геву призвала.
Пошла — и под оливой стала,
Блистая легкою броней;
Младую Нимфу обнимала,
Сидящую в тени ветвей.
Лев шел — и под его стопою
Приморский влажный брег дрожал;
Но, встретясь вдруг со красотою,
Как солнцем пораженный, стал.
Вздыхал и пал к ногам лев сильный,
Прелестну руку лобызал,
И чувства кроткия, умильны
В сверкающих очах являл.
Стыдлива дева улыбалась,
На молодого льва смотря;
Кудрявой гривой забавлялась
Сего звериного царя.
Минерва мудрая познала
Его родящуюся страсть,
Цветочной цепью привязала
И отдала любви во власть.
Не раз потом уже случалось,
Что ум смирял и ярость львов;
Красою мужество сражалось,
И побеждала все — любовь.
1796
Орлы и львы соединились,
Героев храбрых полк возрос,
С громами громы помирились,
Поцеловался с Шведом Росс.
Сияньем, Север, украшайся,
Блистай, Петров и Карлов дом;
Екатерина, утешайся
Сим славным рук твоих плодом.
Гряди, монарх, на высоту,
Как солнце, в брачный твой чертог;
Являй народам красоту
В лучах любви твоей, как бог!
Сияньем, Север, украшайся,
Блистай, Петров и Карлов дом;
Екатерина, утешайся
Сим славным рук твоим плодом.
Младая, нежная царевна!
Пленив красой твоей царя,
Взаимно вечно будь им пленна,
Цвети, как роза, как заря.
Сияньем, Север, украшайся,
Блистай, Петров и Карлов дом;
Екатерина, утешайся
Сим славным рук твоих плодом.
Родители любезны, нежны!
Что ваши чувствуют сердца?
В усердьи льем мы токи слезны,
А ваша радость без конца.
Сияньем, Север, украшайся,
Блистай, Петров и Карлов дом;
Екатерина, утешайся
Сим славным рук твоих плодом!
Да будет ввек благословенна
Порфироносная чета,
В России, в Швеций насажденна
Премудрость, храбрость, красота!
Сияньем, Север, украшайся,
Блистай, Петров и Карлов дом;
Екатерина, утешайся
Сим славным рук твоих плодом.
Хор для польского
на тот же случай.
Связаны цветов цепями
Нежно-милая чета,
Увенчанныя лучами
Младость, бодрость, красота!
Утешайтесь лучшим счастьем
Быть любимым и любить.
Ваше вечное согласье
Вам подаст веселы дни,
Насадит народам счастье
Мира сладкого в тени.
Утешайтесь лучшим счастьем
Людям счастие творить.
Зрите, как на вас два царства
Улыбаючись глядят:
Дружества чрез вас и братства,
Блага общего хотят.
Утешайтесь лучшим счастьем
Матерью, отцом прослыть.
Посмотрите, как огнями
Север весь торжеств горит,
Любопытными очами
Вся на вас Европа зрит.
Утешайтесь лучшим счастьем
Добродетели хранить.
Разговор Русского с Шведом
во время бытия графа де-Гага в Петербурге.
Швед.
В народном сборище толиком,
Как двор ваш пышностью блистал
И оказал нам столько чести,
Где ваш Сенат стоял?
Русский.
В своем был месте, —
Стоял он при Петре Великом.
Швед.
Да где ж, у трона впереди, иль назади?
Русский.
Совсем не там, — на площади.
Что есть гармония во устроеньи мира?
Пространство, высота, сиянье, звук и чин.
Не то ли и чертог, воздвигнутый для пира,
Для зрелища картин?
В твоем, о Безбородко, доме
Я в солнцах весь стоял в приятном сердцу громе.
Ты скрыл величество; но видим и в ночи
Светила северна сияющи лучи:
Теки на высоту свой блеск соединить
С прекраснейшей из звезд, — чтоб смертным счастье лить.
Вдохни, о истина святая!
Свои мне силы с высоты;
Мне, глас мой к пенью напрягая,
Споборницей да будешь ты!
Тебе вослед идти я тщуся,
Тобой одною украшуся.
Я слабость духа признаваю,
Чтоб лирным тоном мне греметь;
Я Муз с Парнасса не сзываю,
С тобой одной хочу я петь.
Велико дело и чудесно
В подоблачной стране звучать
И в честь владетелям нелестно
Гремящу лиру настроять;
Но если пышные пареньи
Одним искусством, в восхищеньи,
Сердца, без истины, пленяют;
To в веки будущих премен
В подобны басни их вменяют,
Что пел Гомер своих времен.
На что ж на горы горы ставить
И вверх ступать как исполин?
Я солнцу свет могу ль прибавить,
Умножу ли хоть луч один?
Твои, монархиня, доброты,
Любовь, суд, милость и щедроты
Без украшениев сияют!
Поди ты прочь, витийский гром!
А я, что Россы ощущают,
Лишь то моим пою стихом.
Возвед своих я мыслей взоры
Над верх полночныя страны,
Какие, слышу, разговоры
По селам, градам ведены!
Тебе, о мать Екатерина,
Плетется там похвал пучина;
Усердны чувства то вспаляет
И движет к оному язык!
О коль, — толпа людей вещает, —
В владевшей нами Бог велик!
Он дал нам то в императрице,
Чем Петр премудр в законах слыл;
Что купно видел свет в девице,
Как век ея незлобив был:
Шумящей славе не внимает,
Что вместе с плачем прилетает;
Но чем народна тихость боле,
Свой тем единым красит трон,
Во всем Творца согласна воле;
Та зрит на пышность, как на сон.
Она подобна той пернатой,
Что кровь свою из персей льет,
Да тем, своих хоть дней с утратой,
Птенцам довольство подает.
Покой трудами нарушает,
Страны далеки обтекает,
Для пользы нашей потом льется?
Hе для себя свой век живет:
Да обще счастье вознесется,
Да всяк блаженны дни ведет.
Пред мысленными очесами
Предходит новый мне предмет;
Народ сокрылся с похвалами,
Ни сел, ни градов боле нет.
Я духом в храмах освященных,
Темисой всем установленных,
Какой тут слышу слух веселый!
Hе злобой пишут винным рок!
Ликуйте, росские пределы:
На вас кровей не льется ток!
Стрелец, оружием снабженный,
На сыне видя лютых змей,
Любовью отчей побужденный
Спасти его напасти сей,
Поспешно лук свой напрягает,
На сына стрелы обращает;
Но чтоб кровям его не литься
И жизнь безбедно сохранить,
Искусно метит он и тщится
На нем лишь змей одних убить.
Таков твой суд есть милосердый,
Ты так к нам сердобольна, мать!
Велишь, — но были б мы безвредны, —
Пороки в нас ты истреблять.
Для правды удовлетворенья,
Для вящшей злости пресеченья,
Грозишь закона нам стрелою;
Но жизнь преступших ты блюдешь.
Нас матерней казнишь рукою —
И крови нашей ты не льешь.
Твою к нам милость, мать народа,
Мне всю удобно ль исчислять?
Произвела тебя природа,
Чтоб всю вселенну удивлять!
Чем дале век твой протекает,
Тем боле смертных ущедряет.
Младенцам жизни ты спасаешь,
Законы старым пишешь ты,
Науки в юных расширяешь,
Селишь обширны пустоты.
О, коль пространно всюду поле
Твоих, богиня, хвальных дел !
Вникаю тем, чем зрю их боле.
Hе может мысль вместить в предел!
Так мне уж можно ли стремиться
И петь тебя достойно льститься,
Коль Муз собор, Россиян клики
Немолчно тщатся тя гласить;
Но все твои дела велики
И те не могут похвалить!
Тобой сколь род наш препрославлен
И сколь тобой блажен наш век,
Таков тебе алтарь поставлен
В сердцах российских человек,
Премудра наших дней богиня!
Тишайша матерь, героиня!
Ущедрь Господь твои так леты,
Как ты безмерно щедришь нас;
Исполнь всегда твои советы,
Вонми мольбы смиренный глас!
Сие к тебе подданных чувство,
Покой душам! любовь сердец!
На что ж мне петь тогда искусство,
Коль всяк тебе внутри певец?
Усердных только всех желаний,
Hе ложных, искренних плесканий
Тебе свидетель сим нельстивный.
Они восходят до небес
И с славой вдруг твоей предивной
Гремят хвалу твоих чудес.
1767
Прежде неже умреши ты, добро твори
другу ...... и освяти душу твою, яко
несть во аде взыскати сладости.
Сирах. гл. 14, ст. 13, 16, 1
7.
И ты, наш Нестор долголетный!
Нить прервал нежных чувств своих;
Сто лет прошли — и не приметны;
Погасло солнце дней твоих!
Глава сребрится сединами
И грудь хотя горит звездами,
Но протекла Невы струя:
Пресеклась, Бецкой, жизнь твоя.
Пресеклась жизнь, но справедлива
Хвала твоя не умерла!
Тех гроб, тех персть красноречива,
О коих говорят дела.
Воззрим ли зданий на громады,
На храмы Муз, на храм Паллады,
На брег, на дом Петров, на сад:
И камни о тебе гласят!
Но коль живые монументы,
Краснейши памятников сих,
Которых сгладить элементы
Не могут дланью сил своих,
Я вижу! Вижу в человеках,
В различных состояньях, летах,
Ты сколько обязал сердец!
Коликих счастья был творец!
Там зодчий зиждет храм молитвы,
Каменосечец — царский зрак,
Геройски живописец битвы
Одушевляет на стенах;
Там жены, девы благонравны
Одежды в дар шьют домотканны
Мужьям и женихам своим,
И верностью гордятся к ним.
А там, из праха извлеченный,
Чужую грудь младенец пьет;
Убогий, нуждами стесненный,
Открытую казну берет:
Согбенны старцы и вдовицы,
Питаясь от твоей десницы,
Отцом своим тебя зовут,
И слезы о тебе все льют.
Льют огнь сердец, и ты достоин,
Друг человеков, жертвы сей!
Мой лирный глас тебе настроен,
Чтоб доблести воздать твоей:
Да имя, столь нам драгоценно,
Пребудет ввек благословенно,
И в Россах да не умрешь ты,—
Еще произрастишь цветы
И более плоды прекрасны,
Чем те, ты кои сам вкушал,
Когда художества изящны
И воспитанье насаждал;
Чтоб в род великие картины
Петровых дел, Екатерины,
От мраморов пускали шум
И двигли к размышленью ум!
На колеснице лучезарной
Когда надменный Фаэтонт,
Летя стезей небес янтарной,
На землю сыплет и на понт
Кровавы искры по аэру,
Гремит, трясет возжженну сферу
И звучным буйством таковым
Вьет вихрем за собою дым:
Тогда муж мудрый, благотворный,
Кротчайшу славу возлюбя,
На труд полезный, благородный
Свою всю жизнь употребя,
Сирот, науки лобызает,
Приличней жертвы посвящает,
Чем горды божеству мечты:
Луч милости был, Бецкой, ты!
Кто в бранях лил потоки крови,
Кто грады в прах преобращал, —
Ты, милосердья полн, любови,
Спасал, хранил, учил, питал;
Кто блеск любил, — ты устранялся;
Кто богател, — ты ущедрялся;
Кто расточал, — ты жизнь берег;
Кто для себя, — ты жил для всех.
Сие сравненье беспристрастно
Пускай прочтет твой самый враг,
Увидит зрелище прекрасно
В твоих преклонных даже днях:
Как огнь лампады ароматный,
Горел, погас, пустил приятный
Вкруг запах ты. Последний вздох
И мысль твоя — щедрот был Бог.
Но коль несчастны человеки,
Неблагодарен смертных род!
То все доказывают веки,
Что лишь за громом гром идет.
Увы! когда в пределах света
Убийц бывает слава пета,
Тогда забыт отец семейств!
История есть цепь злодейств.
Почий покойно, персть почтенна!
Мирская слава только дым;
Небесна истина священна
Над гробом вопиет твоим:
«О смертные! добро творите
И души ваши освятите,
Доколе не прешли сей свет;
Без добрых дел блаженства нет.»
1795
Иван Иваныч Бецкой,
Человек немецкой,
Выпустил кур,
Монастырских дур.
Воспитатель детской,
Чрез двенадцать лет
Выпустил в свет
Шестьдесят кур,
Набитых дур.
Источник всех начал, зерно
Понятий, мыслей, чувств высоких,
Среда и корень тайн глубоких,
Отколь и кем все создано,
Числ содержательница счета,
Сосференного в твердь сию,
О Истина! о голос света!
Тебя, бессмертная! пою.
Тебя, — когда и червь, заняв
Лучи от солнца, в тьме блистает;
Ко свету очи обращает
Без слов младенец лепетав: —
То я ль души моей пареньем
Не вознесуся в Твой чертог?
Я ль не воскликну с дерзновеньем:
Есть вечна Истина, — есть Бог!
Есть Бог! — я чувствую Его
Как в существе моем духовном,
Так в чудном мире сем огромном,
Быть не возмогшем без Него. —
Есть Бог! я сердцем осязаю,
Его присутствие во мне: —
Он в Истине, я уверяю,
Он Совесть — внутрь, Он правда — вне.
Так, Истина, слиясь из трех
Существ, единства скрыта лоном
Средь тел и душ и в духе оном,
Кто создал все, Кто держит всех.
Ея подобье в солнце зрится;
Лицем, и светом, и теплом
Живя всю тварь, оно не тмится,
Ключ жизней всех, их образ в нем.
Сильнее Истина всех сил,
Рожденна Ею добродетель. —
Чрез дух свой зреть Ее Содетель
В безмерности чудес открыл;
Ее никто не обымает,
Окроме Бога самого,
Полк тщетно Ангелов взлетает
Прозреть кивот судеб Его.
О Истина! трилучный свет
Сый: — бывый, сущий и грядущий!
Прости, что прах едва ползущий
Смел о Тебе вещать свой бред;
Но Ты, — коль солнцев всех лампада,
Миров начало и конец,
От корней звезд до корней ада
Обемлешь все, — всего Творец!
Творец всего, — и влил мне дух
Ты в воле мудрой и в желаньях,
И неба и земли в познаньях
Парящий совершенства вкруг;
Так можно ль быть мне в том виновным,
Что в выспренность Твою лечу?
Блаженством я Твоим верховным, —
Тобой — насытиться хочу.
Тобой! — Ты перло дум моих,
Отца наследье, сота слаще. —
Ах! скрытней, — далей чем, тем вяще
Я алчу зреть красот Твоих,
Младенцам лишь одним не тайных. —
Внемли ж! — и миг хоть удостой
Мелькнуть сквозь туч Тебя вкруг зарьных,
И отени мне облик Твой.
Нет, буйство! — как дерзну взирать
На Бога, — облеченный в бренья?
Томиться здесь, — там наслажденья
Ждать, — смертных участь — и вздыхать.
О, так! — и то уже высоко,
Непостижимого любить!
Небесной истиною око
Уметь земное пламенить!
Слиянный в узел блеск денниц!
Божественная лучезарность!
Пространств совокупленна дальность!
Всех единица единиц!
О правость воль неколебимых!
О мера, вес, число всего!
О красота красот всезримых!
О Сердце сердца моего!
Дум правило, умов закон;
Светило всех народов, веков!
Что б было с родом человеков,
Когда б Тебя не ведал Он?
Когда бы совести не знали
Всех неумытного Судьи,
Давно б зверями люди стали. —
Законы святы мне Твои.
Пускай продерзкий мрака сын
Кощунствует в своей гордыне,
Что правда — слабость в властелине,
Что руль правлений — ум один,
Что златом тверды царства, грады;
Но ах! сих правил тщетен блеск:
Имперьи рушатся без правды…
Се внемлем мы престолов треск! —
О Истина, душевна жизнь!
Престол в сердцах небесна Царства!
Когда дух лжи, неправд, коварства,
Не вняв рассудка укоризн,
К добру препятств мне вержет камень,
Ты гласом Божеским Твоим
Взжигай в душе моей Твой пламень
И будь светильником моим.
Ты жезл мой будь и вождь всегда,
Да токмо за Тобой стремлюся,
Твоим сияньем предвожуся,
Не совращаясь никогда
С путей, Тобой мне освещенных;
Любя Тебя, — да всех люблю;
Но от советов, мне внушенных
Тобой, — нигде не отступлю.
Да буду провозвестник, друг,
Поборник Твой, везде щит правды;
Все мира прелести, награды
Да не истлят во мне Твой дух;
Да оправдаю я невинность;
Да соблюду присягу, честь;
Да зла не скрою ков, бесчинность,
И обличу пред всеми лесть.
Да буду соподвижник тверд
Всех добродетелей с Тобою,
Ходя заповедей стезею,
По правосудью милосерд;
Да сущих посещу в темницах,
Пить жаждущим, — есть гладным дам,
Бальзам страдающим в больницах
И отче лоно сиротам.
Да отвращу мой взор от тех,
Кто Твоего не любит света,
Корысть и самолюбье мета
Единая чья действий всех;
Да от безверных удалюся,
Нейду с лукавыми в совет
И в сонм льстецов,— а прилеплюся
К друзьям Твоим, Твой чтущим свет.
И Ты, о Истина! мой Бог!
Моей и веры упованье,
За все мое Тебя желанье,
За мой к Тебе в любви восторг,
Когда сей плоти совлекуся,
Хоть был бы чист, как блеск огня,
Но как к Тебе на суд явлюся,
Не отвратися от меня.
21 июля 1810
Сидевша об руку царя
Чрез поприще на колеснице,
Державшего в своей деснице
С оливой гром, иль чрез моря
Протекшего в венце Нептуна,
Или с улыбкою Фортуна
Кому жемчужный нектар свой
Носила в чаше золотой —
Блажен, кто путь устлал цветами
И окурял алоем вкруг,
И лиры громкими струнами
Утешил, бранный славя дух.
Испытывал своих я сил
И пел могущих человеков;
А чтоб вдали грядущих веков
Ярчей их в мраке блеск светил
И я не осуждался б в лести,
Для прочности, к их громкой чести
Примешивал я правды глас ;
Звучал моей трубой Парнасс.
Но ах! познал, познал я смертных,
Что и великие из них
Не могут снесть лучей небесных:
Мрачит бог света очи их.
Так пусть Фортуны чада,
Возлегши на цветах,
Среди обилий сада,
Курений в облаках,
Наместо чиста злата,
Шумихи любят блеск;
Пусть лира торовата
Их умножает плеск:
Я руки умываю
И лести не коснусь;
Власть сильных почитаю, —
Богов в них чтить боюсь.
Я славить мужа днесь избрал,
Который сшел с театра славы,
Который удержал те нравы,
Какими древний век блистал;
Не горд — и жизнь ведет простую,
Не лжив — и истину святую,
Внимая, исполняет сам;
Почтен от всех не по чинам;
Честь, в службе снисканну, свободой
Не расточил, а приобрел;
Он взглядом, мужеством, породой,
Заслугой, силою — орел.
Снискать я от него
Не льщусь ни хвал, ни уваженья;
Из одного благодаренья,
По чувству сердца моего,
Я песнь ему пою простую,
Ту вспоминая быль святую,
В его как богатырски дни,
Лет несколько назад, в тени
Премудрой той жены небесной,
Которой бодрый дух младой
Садил в Афинах сад прелестной,
И век катился золотой, —
Как мысль моя, подобно
Пчеле, полна отрад,
Шумливо, но не злобно
Облетывала сад
Предметов ей любезных
И, взяв с них сок и цвет,
Искусством струн священных
Преобращала в мед:
Текли восторгов реки
Из чувств души моей;
Все были человеки
В стране счастливы сей.
На бурном видел я коне
В ристаньи моего героя;
С ним брат его, вся Троя,
Полк витязей явились мне!
Их брони, шлемы позлащенны,
Как лесом, перьем осененны,
Мне тмили взор; а с копий их, с мечей,
Сквозь пыль сверкал пожар лучей;
Прекрасных вслед Пентезилее
Строй дев их украшали чин;
Венцы Ахилла мой бодрее
Низал на дротик исполин.
Я зрел, как жилистой рукой
Он шесть коней на ипподроме
Вмиг осаждал в бегу; как в громе
Он, колесницы с гор бедрой
Своей препнув склоненье,
Минерву удержал в паденье;
Я зрел, как в дыме пред полком
Он, в ранах светел, бодр лицом,
В единоборстве хитр, проворен,
На огнескачущих волнах
Был в мрачной буре тих, спокоен,
Горела молния в очах.
Его покой — движенье,
Игра — борьба и бег,
Забавы — пляска, пенье
И сельских тьма утех
Для укрепленья тела.
Его был дом — друзей,
Кто приходил для дела, —
Не запирал дверей;
Души и сердца пища
Его — несчастным щит;
Не пышныя жилища:
В них он был знаменит.
Я зрел в Ареопаге сонм
Богатырей, ему подобных,
Седых, правдивых, благородных,
Весы державших, пальму, гром.
Они, восседши за зерцалом,
В великом деле или малом,
Не зря на власть, богатств покров,
Произрекали суд богов;
А где рукою руку мыли,
Желая сильному помочь, —
Дьяки, взяв шапку, выходили
С поклоном от неправды прочь.
Тогда не прихоть чли, — закон;
Лишь благу общему радели;
Той подлой мысли не имели,
Чтоб только свой набить мамон .
Венцы стяжали, звуки славы,
А деньги берегли и нравы,
И всякую свою ступень
Не оценяли всякий день;
Хоть был и недруг кто друг другу, —
Усердие вело, не месть:
Умели чтить в врагах заслугу
И отдавать достойным честь.
Тогда по счетам знали,
Что десять и что ноль;
Пиявиц унимали,
На них посыпав соль;
В день ясный не сердились,
Зря на небе пятно;
С ладьи лишь торопились
Снять вздуто полотно;
Кубарить не любили
Дел со дня на другой;
Что можно, вмиг творили,
Оставя свой покой.
Тогда Кулибинский фонарь,
Что светел издали, близ темен,
Был не во всех местах потребен;
Горел кристал, горел от зарь;
Стоял в столпах гранит средь дома:
Опрись на них, и — не солома.
В спартанской коже Персов дух
Не обаял сердца и слух;
Не по опушке добродетель,
Не по ходулям великан:
Так мой герой был благодетель
Не по улыбке, — по делам.
О ты, что правишь небесами,
И манием колеблешь мир,
Подемлешь скиптр на злых с громами,
А добрым припасаешь пир,
Юпитер! О Нептун, что бурным,
Как скатертям, морям лазурным
Разлиться по земле велел;
Брега поставив им в предел!
И ты, Вулкан, что пред горнами
В дне ада молнию куешь!
И ты, о, Феб, что нам стрелами
Златыми свет и жизнь лиешь!
Внемлите все молитву,
О боги! вы мою:
Зверей, рыб, птиц ловитву
И благодать свою
На нивы там пошлите,
Где отставной герой
Мой будет жить. — Продлите
Век, здравье и покой
Ему вы безмятежной.
И ты, о милый Вакх!
Под час у нимфы нежной
Позволь спать на грудях.
1796
На темно-голубом эфире
Златая плавала луна;
В серебряной своей порфире
Блистаючи с высот, она
Сквозь окна дом мой освещала
И палевым своим лучом
Златые стекла рисовала
На лаковом полу моем.
Сон томною своей рукою
Мечты различны рассыпал,
Кропя забвения росою,
Моих домашних усыплял;
Вокруг вся область почивала,
Петрополь с башнями дремал,
Нева из урны чуть мелькала,
Чуть Бельт в брегах своих сверкал;
Природа, в тишину глубоку
И в крепком погруженна сне,
Мертва казалась слуху, оку
На высоте и в глубине;
Лишь веяли одни зефиры,
Прохладу чувствам принося.
Я не спал, — и, со звоном лиры
Мой тихий голос соглася,
Блажен, воспел я, кто доволен
В сем свете жребием своим,
Обилен, здрав, покоен, волен
И счастлив лишь собой самим;
Кто сердце чисто, совесть праву
И твердый нрав хранит в свой век
И всю свою в том ставит славу,
Что он лишь добрый человек;
Что карлой он и великаном
И дивом света не рожден,
И что не создан истуканом
И оных чтить не принужден;
Что все сего блаженствы мира
Находит он в семье своей;
Что нежная его Пленира
И верных несколько друзей
С ним могут в час уединенный
Делить и скуку и труды!
Блажен и тот, кому царевны
Какой бы ни было орды
Из теремов своих янтарных
И сребро-розовых светлиц,
Как будто из улусов дальных,
Украдкой от придворных лиц,
За россказни, за растабары,
За вирши иль за что-нибудь
Исподтишка драгие дары
И в досканцах червонцы шлют;
Блажен! — Но с речью сей незапно
Мое все зданье потряслось,
Раздвиглись стены, и стократно
Ярчее молний пролилось
Сиянье вкруг меня небесно;
Сокрылась, побледнев, луна.
Виденье я узрел чудесно:
Сошла со облаков жена, —
Сошла — и жрицей очутилась
Или богиней предо мной.
Одежда белая струилась
На ней серебряной волной;
Градская на главе корона,
Сиял при персях пояс злат;
Из черно-огненна виссона,
Подобный радуге, наряд
С плеча десного полосою
Висел на левую бедру;
Простертой на алтарь рукою
На жертвенном она жару
Сжигая маки благовонны,
Служила вышню Божеству.
Орел полунощный, огромный,
Сопутник молний торжеству,
Геройской провозвестник славы,
Сидя пред ней на груде книг,
Священны блюл ее уставы;
Потухший гром в кохтях своих
И лавр с оливными ветвями
Держал, как будто бы уснув.
Сафиро-светлыми очами,
Как в гневе иль в жару, блеснув,
Богиня на меня воззрела. —
Пребудет образ ввек во мне,
Она который впечатлела! —
«Мурза! — она вещала мне, —
Ты быть себя счастливым чаешь,
Когда по дням и по ночам
На лире ты своей играешь
И песни лишь поешь царям.
Вострепещи, мурза несчастный!
И страшны истины внемли,
Которым стихотворцы страстны
Едва ли верят на земли;
Одно к тебе лишь доброхотство
Мне их открыть велит. Когда
Поэзия не сумасбродство,
Но вышний дар богов, — тогда
Сей дар богов лишь к чести
И к поученью их путей
Быть должен обращен, не к лести
И тленной похвале людей.
Владыки света люди те же,
В них страсти, хоть на них венцы;
Яд лести их вредит не реже,
А где поэты не льстецы?
И ты Сирен поющих грому
В вред добродетели не строй;
Благотворителю прямому
В хвале нет нужды никакой.
Хранящий муж честные нравы,
Творяй свой долг, свои дела,
Царю приносит больше славы,
Чем всех пиитов похвала.
Оставь нектаром наполненну
Опасну чашу, где скрыт яд».
Кого я зрю столь дерзновенну,
И чьи уста меня разят?
Кто ты? Богиня или жрица? —
Мечту стоящу я спросил.
Она рекла мне: «Я Фелица»;
Рекла — и светлый облак скрыл
От глаз моих ненасыщенных
Божественны ее черты;
Курение мастик бесценных
Мой дом и место то цветы
Покрыли, где она явилась.
Мой бог! мой ангел во плоти!..
Душа моя за ней стремилась;
Но я за ней не мог идти,
Подобно громом оглушенный,
Бесчувствен я, безгласен был.
Но, током слезным орошенный,
Пришел в себя и возгласил:
Возможно ль, кроткая царевна!
И ты к мурзе чтоб своему
Была сурова столь и гневна,
И стрелы к сердцу моему
И ты, и ты чтобы бросала,
И пламени души моей
К себе и ты не одобряла?
Довольно без тебя людей,
Довольно без тебя поэту,
За кажду мысль, за каждый стих,
Ответствовать лихому свету
И от сатир щититься злых!
Довольно золотых кумиров,
Без чувств мои что песни чли;
Довольно Кадиев, Факиров,
Которы в зависти сочли
Тебе их неприличной лестью;
Довольно нажил я врагов!
Иной отнес себе к бесчестью,
Что не дерут его усов;
Иному показалось больно,
Что он наседкой не сидит;
Иному — очень своевольно
С тобой мурза твой говорит;
Иной вменял мне в преступленье,
Что я посланницей с небес
Тебя быть мыслил в восхищенье
И лил в восторге токи слез.
И словом: тот хотел арбуза,
А тот соленых огурцов.
Но пусть им здесь докажет Муза,
Что я не из числа льстецов;
Что сердца моего товаров
За деньги я не продаю,
И что не из чужих анбаров
Тебе наряды я крою.
Но, венценосна добродетель!
Не лесть я пел и не мечты,
А то, чему весь мир свидетель:
Твои дела суть красоты.
Я пел, пою и петь их буду,
И в шутках правду возвещу;
Татарски песни из-под спуду,
Как луч, потомству сообщу;
Как солнце, как луну поставлю
Твой образ будущим векам;
Превознесу тебя, прославлю;
Тобой бессмертен буду сам.
1783—1784(?)
Лиющее златые реки
С неизмеримой высоты,
Неиссякаемые в веки
Непостижимы красоты,
О солнце! о душа вселенной! О точный облик божества!
Позволь, да мыслью восхищенной,
О благодетель вещества!
Дивящеся лучам твоим,
Пою тебе священный гимн.
Услышь меня, светило миру!
И пламенным с высот лицом,
Бог света, преклонись на лиру,
И озари твоим лучом,
Да гласы с струн ее прольются;
Как протяженны с звезд лучи,
Мои вещанья раздадутся
Глубокой вечности в ночи,
И повторят твои хвалы
Земля и ветры и валы.
Как в первый раз на трон вступило
Ты, тихие зари в венце,
Блистаньем холмы озлатило,
Земное расцвело лице:
Ушли и бури и морозы,
Снеслись зефир и тишина,
Отверзлись благовонны розы,
И, улыбнувшися, весна
Дохнула радость, торжество.
Всем благотворно божество!
Носяся в воздухе высоко,
Сквозь неизмерны бездны зришь;
Небес всевидящее око,
Собой все держишь и живишь; Делишь вселенну в небосклоны,
Определяешь времена;
Ты пишешь ей твои законы,
Кладешь пределы нощи, дня;
Льешь блеск звездам, свет твари всей,
И учишь царствовать царей.
Порфирою великолепной
Обяв твоею шар земной,
Рукой даруешь неприметной
Обилье, жизнь, тепло, покой.
Орлов лучами воскрыляешь,
На насекомых в тме блестишь,
Со влагой огнь свой возвращаешь
И несгараемо горишь.
Предвечно бытие твое,
С тобой, царь мира, и мое.
Так, света океан чудесный!
Кто истины не видит сей,
Того ума пределы тесны,
Не знает сущности твоей;
Не зрит: чем больше разделяешь
Себя ты на других телах, —
Любезнее очам сияешь
На холмах, радугах, морях.
Ты образ доброго царя:
Край ризы твоея — заря.
Любезно, тихо, постоянно,
Не воспящаяся ничем,
Блистательно и лучезарно Век шествуешь своим путем.
Над безднами и высотами
Без ужаса взнося свой зрак,
Ты исполинскими шагами
Отвсюду прогоняешь мрак;
Несовратим, непобедим
Природы сильный властелин!
Я истины ищу священной,
Блаженства, сердца чистоты,
Красы и доблести нетленной :
Мне вкупе их являешь ты.
Когда же ты благим и злобным
Не престаешь вовек сиять,
Восторгом некаким духовным
Тебя стремлюсь я обожать:
Так, так: кто больше благ быть мог?
Дивлюсь, едва ли ты не Бог!
О мудрых цель ума и взора!
Монаршей власти образец!
Средь звезд блистающего хора,
Как царь, иль вождь, или отец,
Сдящий на сапфирном троне,
Свое сияние делишь
И, сам ходя в твоем законе,
Круг мироздания крепишь:
Там блещет каждый свет другим,
А все присутствием твоим.
Величеств и доброт зерцало!
Безумию невежд прости,
Тебя они коль знают мало:
Твоим их светом просвети.
Наставь, чтоб всяк был меньше злобным;
В твое подобье облачи
Быть кротким, светлым, а не гордым,
Твоим примером научи:
Как ты, чтоб жили для других
Не ради лишь себя одних.
Лиющее златые реки
С неизмеримой высоты,
Неиссякаемые в веки
Непостижимы красоты,
О солнце! о душа вселенной!
О точный облик божества!
Позволь, да мыслью восхищенной,
О благодетель вещества!
Дивящеся лучам твоим,
Пою тебе священный гимн.
Услышь меня, светило миру!
И пламенным с высот лицом,
Бог света, преклонись на лиру,
И озари твоим лучом,
Да гласы с струн ее прольются;
Как протяженны с звезд лучи,
Мои вещанья раздадутся
Глубокой вечности в ночи,
И повторят твои хвалы
Земля и ветры и валы.
Как в первый раз на трон вступило
Ты, тихие зари в венце,
Блистаньем холмы озлатило,
Земное расцвело лице:
Ушли и бури и морозы,
Снеслись зефир и тишина,
Отверзлись благовонны розы,
И, улыбнувшися, весна
Дохнула радость, торжество.
Всем благотворно божество!
Носяся в воздухе высоко,
Сквозь неизмерны бездны зришь;
Небес всевидящее око,
Собой все держишь и живишь;
Делишь вселенну в небосклоны,
Определяешь времена;
Ты пишешь ей твои законы,
Кладешь пределы нощи, дня;
Льешь блеск звездам, свет твари всей,
И учишь царствовать царей.
Порфирою великолепной
Обяв твоею шар земной,
Рукой даруешь неприметной
Обилье, жизнь, тепло, покой.
Орлов лучами воскрыляешь,
На насекомых в тме блестишь,
Со влагой огнь свой возвращаешь
И несгараемо горишь.
Предвечно бытие твое,
С тобой, царь мира, и мое.
Так, света океан чудесный!
Кто истины не видит сей,
Того ума пределы тесны,
Не знает сущности твоей;
Не зрит: чем больше разделяешь
Себя ты на других телах, —
Любезнее очам сияешь
На холмах, радугах, морях.
Ты образ доброго царя:
Край ризы твоея — заря.
Любезно, тихо, постоянно,
Не воспящаяся ничем,
Блистательно и лучезарно
Век шествуешь своим путем.
Над безднами и высотами
Без ужаса взнося свой зрак,
Ты исполинскими шагами
Отвсюду прогоняешь мрак;
Несовратим, непобедим
Природы сильный властелин!
Я истины ищу священной,
Блаженства, сердца чистоты,
Красы и доблести нетленной :
Мне вкупе их являешь ты.
Когда же ты благим и злобным
Не престаешь вовек сиять,
Восторгом некаким духовным
Тебя стремлюсь я обожать:
Так, так: кто больше благ быть мог?
Дивлюсь, едва ли ты не Бог!
О мудрых цель ума и взора!
Монаршей власти образец!
Средь звезд блистающего хора,
Как царь, иль вождь, или отец,
Сдящий на сапфирном троне,
Свое сияние делишь
И, сам ходя в твоем законе,
Круг мироздания крепишь:
Там блещет каждый свет другим,
А все присутствием твоим.
Величеств и доброт зерцало!
Безумию невежд прости,
Тебя они коль знают мало:
Твоим их светом просвети.
Наставь, чтоб всяк был меньше злобным;
В твое подобье облачи
Быть кротким, светлым, а не гордым,
Твоим примером научи:
Как ты, чтоб жили для других
Не ради лишь себя одних.
Лиющее златыя реки
С неизмеримой высоты,
Неизсякаемыя в веки
Непостижимы красоты,
О солнце! о душа вселенной! О точный облик божества!
Позволь, да мыслью восхищенной,
О благодетель вещества!
Дивящеся лучам твоим,
Пою тебе священный гимн.
Услышь меня, светило миру!
И пламенным с высот лицом,
Бог света, преклонись на лиру,
И озари твоим лучем,
Да гласы с струн ея прольются;
Как протяженны с звезд лучи,
Мои вещанья раздадутся
Глубокой вечности в ночи,
И повторят твои хвалы
Земля и ветры и валы.
Как в первый раз на трон вступило
Ты, тихия зари в венце,
Блистаньем холмы озлатило,
Земное расцвело лице:
Ушли и бури и морозы,
Снеслись зефир и тишина,
Отверзлись благовонны розы,
И, улыбнувшися, весна
Дохнула радость, торжество.
Всем благотворно божество!
Носяся в воздухе высоко,
Сквозь неизмерны бездны эришь;
Небес всевидящее око,
Собой все держишь и живишь; Делишь вселенну в небосклоны,
Определяешь времена;
Ты пишешь ей твои законы,
Кладешь пределы нощи, дня;
Льешь блеск звездам, свет твари всей,
И учишь царствовать царей.
Порфирою великолепной
Обяв твоею шар земной,
Рукой даруешь неприметной
Обилье, жизнь, тепло, покой.
Орлов лучами воскрыляешь,
На насекомых в тме блестишь,
Со влагой огнь свой возвращаешь
И несгараемо горишь.
Предвечно бытие твое,
С тобой, царь мира, и мое.
Так, света океан чудесный!
Кто истины не видит сей,
Того ума пределы тесны,
Не знает сущности твоей;
Не зрит: чем больше разделяешь
Себя ты на других телах, —
Любезнее очам сияешь
На холмах, радугах, морях.
Ты образ добраго царя:
Край ризы твоея — заря.
Любезно, тихо, постоянно,
Не воспящаяся ничем,
Блистательно и лучезарно Век шествуешь своим путем.
Над безднами и высотами
Без ужаса взнося свой зрак,
Ты исполинскими шагами
Отвсюду прогоняешь мрак;
Несовратим, непобедим
Природы сильный властелин!
Я истины ищу священной,
Блаженства, сердца чистоты,
Красы и доблести нетленной :
Мне вкупе их являешь ты.
Когда же ты благим и злобным
Не престаешь вовек сиять,
Восторгом некаким духовным
Тебя стремлюсь я обожать:
Так, так: кто больше благ быть мог?
Дивлюсь, едва ли ты не Бог!
О мудрых цель ума и взора!
Монаршей власти образец!
Средь звезд блистающаго хора,
Как царь, иль вождь, или отец,
Сдящий на сапфирном троне,
Свое сияние делишь
И, сам ходя в твоем законе,
Круг мироздания крепишь:
Там блещеть каждый свет другим,
А все присутствием твоим.
Величеств и доброт зерцало!
Безумию невежд прости,
Тебя они коль знают мало:
Твоим их светом просвети.
Наставь, чтоб всяк был меньше злобным;
В твое подобье облачи
Быть кротким, светлым, а не гордым,
Твоим примером научи:
Как ты, чтоб жили для других
Не ради лишь себя одних.
Лиющее златыя реки
С неизмеримой высоты,
Неизсякаемыя в веки
Непостижимы красоты,
О солнце! о душа вселенной!
О точный облик божества!
Позволь, да мыслью восхищенной,
О благодетель вещества!
Дивящеся лучам твоим,
Пою тебе священный гимн.
Услышь меня, светило миру!
И пламенным с высот лицом,
Бог света, преклонись на лиру,
И озари твоим лучем,
Да гласы с струн ея прольются;
Как протяженны с звезд лучи,
Мои вещанья раздадутся
Глубокой вечности в ночи,
И повторят твои хвалы
Земля и ветры и валы.
Как в первый раз на трон вступило
Ты, тихия зари в венце,
Блистаньем холмы озлатило,
Земное расцвело лице:
Ушли и бури и морозы,
Снеслись зефир и тишина,
Отверзлись благовонны розы,
И, улыбнувшися, весна
Дохнула радость, торжество.
Всем благотворно божество!
Носяся в воздухе высоко,
Сквозь неизмерны бездны эришь;
Небес всевидящее око,
Собой все держишь и живишь;
Делишь вселенну в небосклоны,
Определяешь времена;
Ты пишешь ей твои законы,
Кладешь пределы нощи, дня;
Льешь блеск звездам, свет твари всей,
И учишь царствовать царей.
Порфирою великолепной
Обяв твоею шар земной,
Рукой даруешь неприметной
Обилье, жизнь, тепло, покой.
Орлов лучами воскрыляешь,
На насекомых в тме блестишь,
Со влагой огнь свой возвращаешь
И несгараемо горишь.
Предвечно бытие твое,
С тобой, царь мира, и мое.
Так, света океан чудесный!
Кто истины не видит сей,
Того ума пределы тесны,
Не знает сущности твоей;
Не зрит: чем больше разделяешь
Себя ты на других телах, —
Любезнее очам сияешь
На холмах, радугах, морях.
Ты образ добраго царя:
Край ризы твоея — заря.
Любезно, тихо, постоянно,
Не воспящаяся ничем,
Блистательно и лучезарно
Век шествуешь своим путем.
Над безднами и высотами
Без ужаса взнося свой зрак,
Ты исполинскими шагами
Отвсюду прогоняешь мрак;
Несовратим, непобедим
Природы сильный властелин!
Я истины ищу священной,
Блаженства, сердца чистоты,
Красы и доблести нетленной :
Мне вкупе их являешь ты.
Когда же ты благим и злобным
Не престаешь вовек сиять,
Восторгом некаким духовным
Тебя стремлюсь я обожать:
Так, так: кто больше благ быть мог?
Дивлюсь, едва ли ты не Бог!
О мудрых цель ума и взора!
Монаршей власти образец!
Средь звезд блистающаго хора,
Как царь, иль вождь, или отец,
Сдящий на сапфирном троне,
Свое сияние делишь
И, сам ходя в твоем законе,
Круг мироздания крепишь:
Там блещеть каждый свет другим,
А все присутствием твоим.
Величеств и доброт зерцало!
Безумию невежд прости,
Тебя они коль знают мало:
Твоим их светом просвети.
Наставь, чтоб всяк был меньше злобным;
В твое подобье облачи
Быть кротким, светлым, а не гордым,
Твоим примером научи:
Как ты, чтоб жили для других
Не ради лишь себя одних.
Цель нашей жизни — цель к покою;
Проходим для того сей путь,
Чтобы от мразу иль от зною
Под кровом нощи отдохнуть.
Здесь нам встречаются стремнины,
Там терны, там ручьи в тени,
Там мягкие луга, равнины,
Там пасмурны, там ясны дни;
Сей с холма в пропасть упадает,
А тот взойти спешит на холм.
Кого же разум почитает
Из всех, идущих сим путем,
По самой истине счастливым?
Не тех ли, что, челом к звездам
Превознесяся горделивым,
Мечтают быть равны богам;
Что в пурпуре и на престоле
Превыше смертных восседят?
Иль тех, что в хижине, в юдоли
Смиренно на соломе спят?
Ах, нет! Не те и не другие
Любимцы прямо суть небес,
Которых мучат страхи злые,
Прельщают сны приятных грез;
Но тот блажен, кто не боится
Фортуны потерять своей,
За ней на высоту не мчится,
Идет середнею стезей
И след во всяком состояньи
Цветами усыпает свой;
Кто при конце своих ристаний
Вдали зреть может за собой
Аллею подвигов прекрасных;
Дав совести своей отчет
В минутах светлых и ненастных,
С улыбкою часы те чтет,
Как сам благими насладился,
Как спас других от бед, от нужд,
Как быть всем добрым торопился,
Раскаянья и вздохов чужд.
О юный вождь! сверша походы,
Прошел ты с воинством Кавказ,
Зрел ужасы, красы природы:
Как, с ребр там страшных гор лиясь,
Ревут в мрак бездн сердиты реки;
Как с чел их с грохотом снега
Падут, лежавши целы веки;
Как серны, вниз склонив рога,
Зрят в мгле спокойно под собою
Рожденье молний и громов.
Ты зрел, как ясною порою
Там солнечны лучи, средь льдов,
Средь вод играя, отражаясь,
Великолепный кажут вид;
Как, в разноцветных рассеваясь
Там брызгах, тонкий дождь горит;
Как глыба там сизоянтарна,
Навесясь, смотрит в темный бор,
А там заря златобагряна
Сквозь лес увеселяет взор.
Ты видел, — Каспий, протягаясь,
Как в камышах, в песках лежит,
Лицом веселым осклабляясь,
Пловцов ко плаванью манит;
И вдруг как бурей рассердяся,
Встает в упор ея крылам,
То скачет в твердь, то, в ад стремяся,
Трезубцем бьет по кораблям:
Столбом власы седые вьются
И глас его гремит в горах .
Ты видел, как во тме секутся
С громами громы в облаках,
Как бездны пламень извергают,
Как в тучах роет огнь бразды,
Как в воздухе пары сгарают,
Как светят свеч в лесах ряды.
Ты видел, как в степи средь зною
Огромных змей стога кишат ,
Как блещут пестрой чешуею
И льют, шипя, друг в друга яд.
Ты домы зрел царей, вселенну,
Внизу, вверху ты видел все;
Упадшу спицу, вознесенну,
Вертяще мира колесо.
Ты зрел, — и как в Вратах Железных
(О, вспомни ты о сем часе!)
По духу войск, тобой веденных,
По младости твоей, красе,
По быстром Персов покореньи
В тебе я Александра чтил!
О! вспомни, как в том восхищеньи,
Пророча, я тебя хвалил:
Смотри, — я рек: — триумф минуту,
А добродетель век живет.
Сбылось! — Игру днесь Счастья люту
И как оно к тебе хребет
Свой с грозным смехом повернуло,
Ты видишь; видишь, как мечты
Сиянье вкруг тебя заснуло,
Прошло, — остался только ты.
Остался ты! — и та прекрасна
Душа почтенна будет ввек,
С которой ты внимал несчастна
И был в вельможе человек,
Который с сердцем откровенным
Своих и чуждых принимал,
Старейших вкруг себя надменным
Воззрением не огорчал.
Ты был, что есть, — и не страшися
Обятия друзей своих .
Приди ты к ним! иль уклонися
Познать премудрость царств иных.
Учиться никогда не поздно:
Исправь поступки юных лет;
То сердце прямо благородно,
Что ищет над собой побед.
Смотри, как в ясный день, как в буре
Суворов тверд, велик всегда!
Ступай за ним! — Небес в лазуре
Еще горит его звезда .
Кто был на тысяще сраженьях
Непобедим, а победил;
Нет нужды в блесках, в украшеньях
Тому, кто царство покорил!
Умей лишь сделаться известным
По добродетелям своим
И не тужи по снам прелестным,
Мечтавшимся очам твоим:
Они прошли и возвратятся,
Пройти вновь могут и придти.
Как страннику в пути встречаться
Со многим должно и идти
И на горах и под горами,
Роскошничать и глад терпеть, —
Бывает так со всеми нами:
Премены рока долг наш зреть.
Но кто был мужествен душою,
Шел равнодушней сим путем,
Тот ближе был к тому покою,
К которому мы все идем.
«При старости и жизни в цвете
Всегда в отраду нам покой».
«Otиum Dиvos rogat иn patеntи
Prеnsus Aеgaеo, sиmul atra nubеs
Condиdиt lunam» и проч.
«Просит покоя с небес, кто трепещет
Моря Эгейскаго камней подводных и т. д.
Просит покоя средь битвы Фракия,
Просят Мидийцы, колчан за спиною»...
«Златую избрал кто посредственность на долю,
Тот будет презирать, покоен до конца,
Лачугу грязную и пышную неволю
Завидного дворца»
(кн. ИИ, ода 10 в перев. г. Фета).
Держися лучше середины,
В столетнем старце Дарий зрится,
А юный Александр — в тебе.
Но знай: как светлый метеор,
Так блеск триумфов пролетает;
Почти тогда ж и исчезает,
Коль скоро удивляет взор;
А добродетели святыя,
Как в небе звезды, век горят.
Пришел теперь к сему покою
И ты, прекрасный человек;
Когда б толь славною стезею
И мой пресекся век!
Уже и вождь, ногой железной
Ступавший Александра в след,
Прекрасный человек, любезный,
Луч бедных, — блещет между звезд.
Если б ум какой чудесный
Столь возвыситься возмог,
Чтоб, проникнув свод небесный,
В горний возлетел чертог,
И средь туч там бирюзовых,
Будто множество зарниц,
Белокурых, чернобровых,
Мириады светлых лиц,
В ризах блещущих, эфирных,
Видел Ангелов небес;
С их агатных иль сафирных
Черпал бы восторг очес;
Красоты их луч небесной
Изумлял бы слабый взор;
Их гармонии прелестной
Тихий, умиленный хор,
Громких арф и лир бряцанье
Нежно трогали бы слух;
Райских древ благоуханье
Сладко упояло дух;
Видел бы, что очи тленны
Не возмогут созерцать,
И внимал, что уши бренны
Неудобны в слух внимать;
Слышал, Серафимов хоры
Как Царя царей поют,
Как вперенные их взоры
Свет с Него и радость пьют:
Тот возмог бы, по сравненью
Сих божественных чудес,
Живо описать к виденью
Росских мысленных очес,
Как полсвета повелитель
И его любезный дом,
Павел посещал обитель.
Юных дев священный сонм;
Как оне его встречали,
Будто бога иль отца;
Пеньем души восхищали,
А красою всех сердца.
Или, если бы рожденье
На водах кто зрел весны
И ея в лучах явленье
Из кристальныя волны;
С холма кинув быстро око
На прекрасный Волги брег,
Где, разлившися широко
И склоняя светлый бег
На Каспийско море сткляно,
Злачных гор она в тени,
Море гладко, златордяно
Представляет в ясны дни;
Там бы на песчаных стогнах
Зрел пернатых он стада,
Что, собравшись в миллионах,
Как снегов лежит гряда;
Кроткие меж них колпицы
В стае гордых лебедей,
Сребророзовые птицы
Лоснятся поверх зыбей,
И шурмуют и играют,
И трепещутся средь волн,
С перьев бисер отряхают,
Разноцветный влажный огнь;
Зрел бы, как, сплетясь крылами,
Ходят по мелям стеной,
Вдаль расплывшися кругами,
Кличутся промеж собой;
Громкий голос их несется
По водам и по полям;
Гул от холмов раздается,
Из-за рощей тихий гам:
Тот возмог бы драгоценну
Ту картину начертать,
Как Марию несравненну,
Нежную России мать,
Юны девы принимали
Во святилище своем,
Благовейно предстояли
Пред величества лицом;
В темной зеленью аллее,
Древ подровненных в тени,
Снега самого белее,
Легче воздуха в ткани,
Перед ней оне играли
На помосте золотом,
Пели, прыгали, плясали
И рядами и кругом;
В дар священный приносили
Рук изделия своих;
Не сокровища дарили,
Но сердец преданность их;
Лишь того искали взором
И желали всей душей,
Чтоб почтила разговором
Иль улыбкой их своей;
А в сей стае белоснежной,
Будто среди птиц весна,
К детям взор бросая нежной,
Зрелась божеством она; —
Иль, когда бы к баснословным
Кто восхитясь временам,
К славным, светлым, благовонным
На Олимп восшел пирам
И увидел бы на оном,
Под паденьем шумных вод,
Под янтарным небосклоном
В хладную пещеру вход
И младых в ней нимф прекрасных,
Славным пиром, на столах,
На узорчатых, атласных,
Белых, тонких скатертях,
Угощающих приятно
Посетителей богов,
Как хитоны их опрятно,
В узлы легких облаков
Подобрав оне пристойно
Лентами зарей цветных,
Сановито и спокойно
Ходят вкруг гостей своих;
Как с улыбкой благородной,
С наклонением чела,
Милой поступью, свободной
К гостю каждая пришла;
Принесли им: те в корзинах,
Те в фарфорах прорезных,
В разноцветных те кувшинах,
В блюдах сребряных, златых
Сочножелтые, багряны,
Вкусноспелые плоды,
В хрусталях напитки хладны,
Сладки, искрометны льды;
Как там боги и богини,
Осклабляяся, глядят,
Со герои, с героини
Яствы сахарны едят;
Как амброзия небесна
В алых тает их устах;
Рассыпается чудесна
Пища райская в руках;
Льется в меде благовонном
Вспламеняющий нектар,
В соке розовом, перловом
Мраз, гасящий зноя жар:
Тот бы внятно мог и живо
Описать сей праздник нам,
Торжество то справедливо
И приятное очам,
Как под свесом, наклоненным
На столпов белейших ряд,
Плющем обвитых зеленым
Рук художеством, журчат,
К большей прелести природы,
На прекрасный Невский брег
Льющиясь с эфира воды,
Для прохлад и для утех;
Где усердие являли
И в приветствие гостям
Девы славный полдник дали
И царицам и царям;
Где их нежны сонмы, хоры,
Как небесный некий сад,
Зрителей водили взоры
Меж утех и меж прохлад; —
Иль, — когда уже зефиры
Начинают влажно дуть,
Боги в мягкие сафиры
Идут с пиршеств отдохнуть,
Как златые Феба стрелы,
Прядав по волнам, скользят,
Вечер потемняет селы,
Окна пламенем горят,
Если б смертный дерзновенный
Кто отважиться столь смел,
Чтоб таинственны, священны
Игры древние хотел
Зреть украдкой среди нощи
И, по спутанным тропам
Проходя кедровой рощи,
Вдруг увидел Весты храм;
Зрел вокруг его, Весталей
Как прохаживает строй;
Огнь висит внутри кристалей,
Во треножнике струей
После жертвы дым курится;
Пред священным алтарем
Каждая девица зрится
С преклонившимся челом,
Скромной блещущи красою,
Важности святой полна,
Под прозрачною фатою,
Будто сквозь туман луна;
Купно все с благоговеньем
Жертвенник обходят вкруг
И с тимпанов удареньем,
На колени падши вдруг
Перед образом богини,
Славословие поют;
За дары, за благостыни
В жертву ей цветы кладут
И гласят: «О земнородным
Божествам прекрасна мать!
Если взором благосклонным
Соизволишь призирать
Дев, тобою воскормленных,
И прошенью внемлешь их:
То внуши молитв усердных
Глас воспитанниц твоих,
И даруй, да под покровом
Матерней руки твоей,
Благонравья в блеске новом,
Непорочности стезей
Вслед мы ходим за тобою
И достойными тебя
Будем жизнию святою,
Добродетель ввек любя».
Зрел потом бы их в гуляньи
Средь цветущих красных мест,
В разноцветном где сияньи
Лес блистал лучами звезд;
Как, с невинностью питая
Хлад бесстрастия в крови,
Забавлялися, не зная
Сладостных зараз любви;
Как, сокрывшись в листья, в гроты
И облекшись в темну ночь,
Метят тщетно в них Эроты
И летят с досадой прочь;
Видел бы, и тайный зритель
Древних праздников святых,
Игр сих верный был сравнитель
Русской Весты дев младых,
Как в вечерний блеск зарницы,
Под прохладным ветерком,
День рожденья их царицы
Проводили торжеством.
Вся Россия восставала
С умиленьем зреть на них;
Слезы радости роняла,
Так приветствовала их:
«Я покоюсь после боев, —
Процветайте в тишине;
Будьте матери героев
И подпорой твердой мне!»
Пошел — и где тристаты злобы?
Чему коснулся, все сразил!
Поля и грады стали гробы;
Шагнул — и царство покорил!
О Росс! о подвиг исполина!
О всемогущая жена!
Бессмертная Екатерина!
Куда? и что еще? — Уже полна
Великих ваших дел вселенна.
Как ночью звезд стезя, по небу протяженна,
Деяний ваших цепь в потомстве возблестит
И мудрых удивит. — Уж ваши имена,
Триумф, победы, труд не скроют времена:
Как молньи быстрые, вкруг мира будут течь.
Полсвета очертил блистающий ваш меч;
И славы гром,
Как шум морей, как гул воздушных споров,
Из дола в дол, с холма на холм,
Из дебри в дебрь, от рода в род,
Прокатится, пройдет,
Промчится, прозвучит
И в вечность возвестит,
Кто был Суворов:
По браням — Александр, по доблести — стоик,
В себе их совместил и в обоих велик.
Черная туча, мрачные крыла
С цепи сорвав, весь воздух покрыла;
Вихрь полуночный, летит богатырь!
Тма от чела, с посвиста пыль!
Молньи от взоров бегут впереди,
Дубы грядою лежат позади.
Ступит на горы — горы трещат,
Ляжет на воды — воды кипят,
Граду коснется — град упадает,
Башни рукою за облак кидает;
Дрогнет природа, бледнея, пред ним;
Слабые трости щадятся лишь им.
Ты ль — Геркулес наш новый, полночный,
Буре подобный, быстрый и мочный?
Твой ли, Суворов, се образ побед?
Трупы врагов и лавры — твой след!
Кем ты когда бывал побеждаем?
Все ты всегда везде превозмог!
Новый трофей твой днесь созерцаем:
Трон под тобой, корона у ног, —
Царь в полону! — Ужас ты злобным,
Кто был царице твоей непокорным.
И се — в небесном вертограде
На злачных вижу я холмах,
Благоуханных рощ в прохладе,
В прозрачных, радужных шатрах,
Пред сонмами блаженных Россов,
В беседе их вождей, царей, —
Наш звучный Пиндар, Ломоносов
Сидит и лирою своей
Бесплотный слух их утешает,
Поет бессмертные дела.
Уже, как молния, пронзает
Их светлу грудь его хвала;
Злат мед блестит в устах пунцовых,
Зари играют на щеках;
На мягких зыблющих, перловых
Они возлегши облаках,
Небесных арф и дев внимают
Поющих тихострунный хор;
В безмолвьи сладко утопают
И, склабя восхищенный взор,
Взирают с высоты небесной
На храбрый, верный свой народ,
Что доблестью, другим безвестной,
Еще себе венцы берет,
Еще на высоту восходит,
Всевышнего водим рукой.
Великий Петр к ним взор низводит,
И в ревности своей святой,
Как трубный гром меж гор гремит,
Герой героям говорит:
«О вы, седящи в сени райской!
Оденьтесь в светлы днесь зари.
Восстань, великий муж, Пожарской!
И на Россию посмотри:
Ты усмирил ея крамолу,
Избрал преемника престолу,
Рассадник славы насадил;
И се — рукой Екатерины
Твои теперь пожаты крины,
Которы сжать я укоснил.
Она наш дом распространила
И славой всех нас превзошла:
Строптиву Польшу покорила,
Которая твой враг была». —
Прорек монарх и скрылся в сень.
Герои росски всколебались,
Седым челом приподнимались,
Чтобы узреть Варшавы плен.
Лежит изменница и взоры,
Потупя, обращает вкруг;
Терзают грудь ея укоры,
Что раздражила кроткий дух,
Склонилась на совет змеиный,
Отвергла щит Екатерины,
Не могши дружбу к ней сберечь.
И се — днесь над Сарматом пленным,
Навесясь шлемом оперенным,
Всесильный Росс занес свой меч.
Сидит орел на гидре злобной:
Подите, отнимите, львы!
Стремися с Фурией, сонм грозной!
Герой, от Лены до Невы
Возлегши на лавровом поле,
Ни с кем не сединяясь боле,
Лишь мудрой правимый главой,
Щитом небесным осеняясь,
На веру, верность опираясь,
Одной вас оттолкнет ногой.
О стыд! о срам неимоверный!
Быть Россу другом — и робеть!
Пожар тушить стараться зельный —
И, быв в огне, охолодеть!
Мнить защищать монарши правы —
И за корысть лишь воевать;
Желать себе бессмертной славы —
И, не сражаясь, отступать;
Слыть недругом коварству злому —
И чтить его внутрь сердца яд!
Но ты, народ, подобно грому
Которого мечи вдали звучат!
Доколе тверд, единодушен,
Умеешь смерть и скорби презирать,
Царю единому послушен,
И с ним по вере поборать,
По правде будешь лишь войною:
Великий дух! твой Бог с тобою!
На что тебе союз? — О Росс!
Шагни — и вся твоя вселенна.
О ты, жена благословенна,
У коей сын такой колосс!
К толиким скиптрам и коронам,
Странам, владеемым тобой,
Со звуком, громом и со звоном
Еще одну, его рукой
Прими корону принесенну,
И грудь, во бранях утомленну,
Спеши спокойством врачевать.
Твое ему едино слово
Отраду, дух, геройство ново
И счастье может даровать.
А ты, кому и Музы внемлют,
Младый наперсник, чашник Кронь,
Пред кем орел и громы дремлют
И вседробящий молний огнь!
Налей мне кубок твой сапфирный,
Звездами, перлами кипящ,
Да нектар твой небесный, сильный,
На лоно нежных Муз клонящ,
Наместо громов, звуков бранных,
Воспеть меня возбудит мир.
И се — уже в странах кристальных
Несусь, оставя дольный мир;
Огнистый солнца конь крылатый
Летит по воздуху и ржет.
С ноздрей дым пышит синеватый,
Со удил пена клубом бьет,
Струями искры сыплют взоры;
Как овны, убегают горы,
И в божеском восторге сем
Я вижу в тишине полсвета!
Живи, цвети несметны лета,
О царствующая на нем!
Кто лучший стольких стран владетель,
Как не в короне Добродетель?
ХОР.
Среди грома, среди звону
Торжествуй, прехрабрый Росс!
Ты еще теперь корону
В дар монархине принес.
Славься сим, Екатерина,
О великая жена!
Где народ какой на свете
Кто видал и кто слыхал,
Что в едином царство лете
И с царем завоевал?
Славься сим, Екатерина,
О великая жена!
Чти, вселенна, удивляйся
Наших мужеству людей;
Злоба в сердце содрогайся,
Зря в нас твердый щит царей.
Славься сим, Екатерина,
О великая жена!
Зависть, дерзость и коварство,
Преклонись, наш видя строй!
Беспримерно Русско Царство,
И младенец в нем герой.
Славься сим, Екатерина,
О великая жена!
Царедворец, живший нежно,
Просится на страшный бой,
Сносит труд и скорбь прилежно
И на смерть идет стеной.
Славься сим, Екатерина,
О великая жена!
Пули, ядра, раны смертны
За царя приемлет в дар;
Награжденья нам безсмертны —
Слово царско, слава, лавр.
Славься сим, Екатерина,
О великая жена!
Я всему предпочитаю
За отечество лить кровь;
Я Плениру забываю
И пою к нему любовь.
Славься сим, Екатерина,
О великая жена!
Утешайся восхищеньем
Чад, о матерь! таковым,
Их нелестным поклоненьем
Добродетелям твоим:
Славься сим, Екатерина,
О великая жена!
1794