Мой добрый, милый друг! давно уже лежит
На совести моей былое обещанье!…
Но песен прежних нет, и нет очарованья;
И сердце творческим волненьем не дрожит.
Но все-ж, чтоб избежать законнаго упрека,
Пускаюсь я опять в давно забытый путь.
Недавно к вам в Москву я ехал издалека,
Была глухая ночь, но я не мог уснуть.
Под мерный стук колес и грохот монотонный,
Невольно вспоминать я начал о былом,
О чудных летних днях в усадьбе отдаленной,
В саду запущенном, над дремлющим прудом….
Все это было мне так близко и знакомо,
Так чудно прошлым вдруг пахнуло издали,
Как будто в затхлый мрак покинутаго дома
Букет душистых роз нечаянно внесли!…
Я вспомнил, как разбив столичной жизни цепи,
От сумрачных друзей и ветренных подруг,
Я весело бежал в родныя ваши степи,
На ваш смеющийся благоуханный юг!
И он меня гостеприимно встретил
В сиянии своей нетленной красоты…
Как воздух ясен был! как купол неба светел!
Как солнце горячо! как хороши цветы!
Ямщик мой песни пел. А я смотрел мечтая,
Смотрел во все глаза, любуясь новизной
Неведомых картин, и жаворонков стая
Все время в воздухе звенела надо мной…
И эта ширь степей прекрасной мне казалась,
И песня ямщика, и жаворонков хор,
И все кругом цвело, цвело и наряжалось
В весенний, праздничный, пленительный убор!
Но вот конец пути. И вот передо мною
Картина мирная: старинный барский дом,
Большой широкий двор, заросший весь травою,
И сад запущенный над дремлющим прудом,
И церковь и село… И вместо жизни бурной,
Такая лень кругом, такая тишина,
Да аромат цветов, да неба блеск лазурный,
Да солнца яркий свет, да ветерка волна!
И я отдался весь той жизни монотонной,
Без дела, без забот; и сладко было мне
Безпечно отдохнуть душою утомленной,
Жить и почти не жить в дремотном полусне…
Потом явились вы. Мы виделись впервые,
Но сразу встретились, как старые друзья!
И потекли для нас мгновенья дорогия,
Среди густых аллей, под песни соловья.
И с каждым днем сильней сливались мы душою,
И вы мне нравились все больше с каждым днем
Больших глубоких глаз наивной красотою
И полным живости, насмешливом умом.
И я вам нравился. И все переменилось,
Исчез ленивый сон, исчезла тишина,
И жизнь кругом меня запенилась, забилась,
И стала вновь прекрасна и полна!
Как полюбил я вас! Какие дни и ночи
В тени густых аллей мы вместе провели!
Как были близки нам небес далеких очи,
Нам — детям праха, смерти и земли!…
Бывало ночь сияет над землею,
И все блестит в тумане голубом,
И дремлет пруд под ясною луною,
И мы плывем над дремлющим прудом,
И длинный след колеблется за нами,
И серебрясь теряется в тени,
И красными дрожащими столбами
Горят в воде прибрежные огни,
И с весел дождь струится изумрудный,
И старый сад чернеет над прудом…
И странно нам, и сладко нам и чудно
Вдали от всех, в пространстве голубом!..
Как жарок день! Проселочной дорогой,
Среди густых желтеющих хлебов,
Мы едем в степь лощинкою отлогой,
Гоня коней, средь тучи оводов…
И вот она, широкая, как море,
Зеленая, как бархатный ковер!
В ней ястреба гуляют на просторе,
Цветут цветы, ласкающие взор,
В ней ветерок, волною ароматной,
Степной ковыль колышет, как вуаль…
И любо нам, равниной необятной,
Скакать по ней в синеющую даль,
Где тянутся курганы длинной цепью,
Где дремлет все. И вновь поете вы,
И голос ваш разносится над степью
О счастии, о неге, о любви!
Спокойно спят зеленыя аллеи.
Безлунна ночь. Недвижен старый сад.
Лишь вдалеке, как огненные змеи,
Обрывки туч зарницы бороздят.
Прохлады нет. Как в полдень воздух знойный,
С увядших роз роняет лепестки…
Душа полна тревоги безпокойной,
Мучительной надежды и тоски!…
В немом саду сидим мы тихо рядом
И жутко нам, и сладко нам вдвоем,
А запах роз нам дышит чудным ядом,
А ночи тьма нас жжет своим огнем!…
И мы молчим, как дети в старой сказке,
Но взгляд один, один порыв немой,—
И потекут признанья, клятвы, ласки,
Слова любви и неги неземной,
И потекут минуты упоенья…
И пролетев, изчезнут без следа,
И первых ласк волшебныя волненья
Уж не вернутся больше никогда!..
Простите мне мои воспоминанья!
Быть может, грусть пробудят в вас они;
Но, милый друг, полны очарованья
Прошедшаго безоблачные дни!
Мечтать о них и весело и больно,
И хоть любовь почти пережита,
Но мысль о ней живет в душе невольно,
Как сладкая любимая мечта.
В башне древняго аббатства, члены рыцарскаго братства,
Мы сидели и молчали возле Круглаго стола.
Над окрестностью суровой разливался свет багровый
Сквозь узорчатыя грани красноватаго стекла;
Свет багровый разливался, шорох странный раздавался…
Мы сидели и молчали возле Круглаго стола.
В тусклом свете ветхой залы рдели в кубках, как кристаллы,
Драгоценные напитки монастырских погребов.
Рядом с нами в тесном круге наши милыя подруги
Робко ждали нежных взглядов, нежных слов от женихов,
Но сурово мы молчали; было тихо в мрачной зале
И не видно было взглядов, и не слышно было слов…
Мы смотрели на Артура, на красавца трубадура,
С боязливым подозреньем мы смотрели на него.
Сжав чело свое руками, сумасшедшими глазами
Он смотрел перед собою и не видел ничего;
Он, казалось, был в испуге, без красавицы подруги
Он покинул древний замок, замок деда своего…
И воскликнул я, бледнея: "Где-ж прекрасная Алтея,
"Наша радость, наше солнце, солнце Круглаго стола?
"Где, Артур, твоя невеста? Отчего свободно место
«В башне славнаго аббатства возле Круглаго стола?» —
И ответил он, бледнея: "Я не знаю, где Алтея,
"Я не знаю, где Алтея, солнце Круглаго стола!…
"Мне однако говорили, что лежит она в могиле,
"Пораженная коварно вероломною рукой;
"В древнем замке, в темном склепе, вся закованная в цепи,
"Вся завернутая в саван, в бледный саван гробовой,
"Цепенея, холодея, спит прекрасная Алтея,
«Плачет жалобно и стонет, и качает головой»…
И сверкая гневным взором, мы воскликнули с укором:
«Ты убил, убил, безумец, это нежное дитя!» —
Посмотревши с удивленьем, он ответил нам с презреньем:
"Да, товарищи, убито это нежное дитя.
"Я убил свою Алтею, но невинен я пред нею, —
«Не убийца вероломный, а суровый мститель я!…»
Он замолк; полны печали, мы чего-то ожидали,
В ветхой башне замирали горделивыя слова;
Пламя свечек трепетало; ночь томительно молчала;
Только где-то, как ребенок, тихо плакала сова…
Вдруг толпа пошевельнулась, занавеска колыхнулась,
Дверь качнулась, из-за двери показалась голова,
С мертвой бледностью камеи, с нежным профилем Алтеи,
Показалась из-за двери роковая голова!
И от ужаса бледнея, мы сидели, цепенея
И вошла сама Алтея, в белом саване своем,
Оставляя след кровавый, обвитая цепью ржавой,
И сказала: «Ты — убийца!… но простила я!… Пойдем!…»
И, шатаясь, тихо встал он, тихо вышел и пропал он,
И таинственно пропал он в бледном сумраке ночном…
В башне стараго аббатства, члены рыцарскаго братства,
Часто, часто мы пируем возле Круглаго стола;
Над окрестностью суровой тускло льется свет багровый
Сквозь узорчатыя грани красноватаго стекла;
Свет багровый тускло льется, шорох странный раздается…
Мы сидим и ждем Артура возле Круглаго стола.
Но напрасно,— нет Артура, нет красавца трубадура!
Не придет он в нашу башню с тихой песней о былом…
В древнем замке, в темном склепе, обхватив руками цепи,
На коленях пред Алтеей спит Артур тяжелым сном…
Тени их над нами веют, и печально сиротеют
Два незанятыя места за покинутым столом.
На пышных кафтанах горели алмазы,
Блестели цветами хрустальныя вазы;
Жемчужныя нитки, как гибкия змеи,
Крутясь, обвивали атласныя шеи;
Сверкали девизы; сияли знамена;
Вельможи и дамы толпились у трона;
Пред ними на троне, под пышной фатою,
Сидела царица, блестя красотою…
Пред ней танцовали пажи молодые;
Ей льстивыя речи толпа разсыпала;
Но скучны ей были забавы пустыя;
Печальныя очи смотрели устало…
И что ей, — величья земного светилу, —
Почета и власти мечты золотыя,
Что ей до того, что за мудрость и силу
Ее прославляли народы земные!
И что ей до блеска роскошнаго бала,
И что ей до лести неискренней было,—
Царица томилась, царица страдала,
Царица глубоко и страстно любила!
Пускай о деяньях, героя достойных,
По целому свету молва прогремела,—
Она побеждала и в мире и в войнах,
Но сердце свое победить не сумела…
И в шуме дневном, и в молчании ночи,
Горит ея мозг от больного тумана,
Стоят перед нею надменныя очи,
Болит и болит в ней сердечная рана!..
Повсюду, повсюду,—и в музыке бальной,
И в звучных напевах далекаго хора,—
Ей слышится голос глухой и печальный,
Ей слышатся речи тоски и укора…
"Простите, царица за смелое слово!
"За смелое слово, бывало, казнили…
"Но вам ли любить человека простого,
"Отдаться страстей опьяняющей силе!…
"Но вам, ли, великой, могучей, любимой,
"И властью и славой играть своевольно!…
"Полно мое сердце тоской нестерпимой,
"Простите, царица, мне страшно и больно!
"За вас положил-бы я голову смело,
"Я-б жизнью своей рисковал ежечасно!
"Мой долг, мои чувства не знают предела,
"Но вольное сердце и им не подвластно!…
"Простите ж навеки! Царите победно
"На славу потомкам, на счастье народу!
"А мне… мне позвольте исчезнуть безследно
«В далеком изгнаньи, за вашу свободу»!…
Ужасныя речи! немые упреки!
Страдает царица; и горько и больно
Сжимается сердце, и бледныя щеки
Румянец стыда покрывает невольно!…
Напрасно танцуют пажи молодые.
И льстивыя речи звучать над толпою!
Несносны царице забавы пустыя,
Полна ея грудь безысходной тоскою…
И в шуме дневном, и в молчании ночи,
Горит ея мозг от больного тумана.
Стоят перед нею надменныя очи,
Болит и болит в ней сердечная рана!…
П. С. Эйбушитцу.
Все пышет полуденным зноем
Горячаго майскаго дня,
Все дышит ленивым покоем,
Все клонить к безделью меня.
Лежу я в тени, у обрыва
На мягкой траве луговой,
Лежу и мечтаю лениво,
Лежу и любуюсь рекой;
Под солнечным блеском сверкая,
Усталая дремлет она;
Равнина ея голубая
В весенний наряд убрана.
Не слышно ни плеска ни шума;
Притихшия волны молчат;
Над ними, чернея угрюмо,
Столетния сосны стоят,
И тихо ветвями качают.
И думают думы свои
И, может быть, вновь вспоминают
Давно позабытые дни….
Им снятся картины иныя:
Бывало, по этим волнам
Носились ладьи боевыя,
Навстречу отважным купцам.
За ценные юга товары,
За груды мехов и парчи
Здесь сыпались градом удары,
Стучали мечи о мечи.
Здесь были трущобы глухия,
Здесь бились Степан и Ермак,
Гуляли здесь шайки лихия
Веселых и грозных гуляк….
Но канули в вечность разбои
На этих седых берегах;
Давно уж погибли герои
На плахах, в боях и в волнах.
И нынче все тихо. Порою
Лишь крики несутся с реки,
Да волны бегут чередою,
Да с песней плывут рыбаки,
Да носится ветер пустынный,
Свободно гуляя в глуши,
Да слышится свист соловьиный.
Да тихо шумят камыши!
Но ночью в часы непогоды,
Когда разразится гроза,
Трясутся небесные своды,
Бушуют и пенятся воды,
И гнутся и стонут леса,
Когда громовые раскаты
Сливаются с гулом валов,
Выходят на берег покатый
Отряды погибших бойцов.
Кипя беззаветной отвагой,
Безпечно, как в прошлые дни,
Веселой и грозной ватагой
Пируют иль бьются они….
А буря гремит над рекою,
И злится и стонет река,
И гонит волну за волною,
И плещет и бьет в берега
И борется с бурей капризной,
И бешеный грохот валов
Звучит погребальною тризной
Над влажной могилой бойцов!
Все крепче сплетаются руки,
И бьются, и бьются сердца!
А месяц так ярко сияет,
А сонная гладь отражает
Так ясно серебряный диск,
И пенится влага, речная
И падает с весел сверкая
Каскадом брильянтовых брызг!
Не нежных щек атласной белизною,
Не прелестью смеющагося рта,
Не южных глаз античной красотою,
Но чудною душевной чистотою
Она была прекрасна, как мечта!
Несчастный сын неверья и разврата,
Ты в ней одной ценил еще к добру
Стремление, священное когда-то,
Ее одну любил любовью брата,
Любил ее, как друга и сестру.
И в час тоски и муки невозможной,
Под бременем духовной нищеты,
Ты приходил к ней с думою тревожной…
И от тоски и муки невозможной
У ног ея искал спасенья ты.
У ног ея, сквозь горькия рыданья,
Ты говорил: о, друг! какая тьма!
Ты говорил: напрасны ожиданья,
Людская доля — вечное страданье
И вечный звон железнаго ярма!
Ты говорил: безжалостна природа,
Глухая ночь отчаянья полна!
К чему мне жизнь, искусство и свобода,
Когда в душе бушует непогода,
Когда тоской отравлена она!… —
Тогда, рукой задумчиво лаская
Волнистый шелк густых твоих кудрей,
Она к тебе склонялась, как святая,
И речь ея, пленительно живая,
Будила мир в больной душе твоей.
Она тебе печально говорила:
— Мой бедный друг, опомнись, ободрись!
Пусть велика отчаяния сила,
Но вспомни дни, когда еще светила
Твоей душе неведомая высь!
Поверь, мой друг, не все же тьма над нами!
Не все же жизнь уныла и пуста!
Взгляни кругом спокойными очами:
Земля блестит под ясными лучами,
И всюду жизнь, и всюду красота!
Умей любить возвышенней и чище,
Душевный жар на помощь призови,
И ты найдешь и счастье на кладбище,
И светлый ум в отверженном жилище,
И в каторге сокровища любви!
Жизнь — не тюрьма, не сумрак непроглядный,
Не роковой безсмысленный фантом,
Но и не пир веселый и нарядный…
Повсюду мрак сменяет свет отрадный,
Повсюду злое смешано с добром!
Порой трудна и тяжела дорога..,
Но еслиб мир не утопал в крови,
Но еслиб нас не мучила тревога,
Тогда, о друг, ведь не было б и Бога,
И чистых жертв и подвигов любви!
Полночь бьет. Среди тумана
Вьются призраки, как дым.
Конь мой ржет, моя Светлана.
Перед теремом твоим!
Черной степью рыщут волки;
Стаей коршуны кружат;
Я скакал к твоей светелке
Мимо киевских засад.
Я скакал. Гремели балки;
Степь ходила ходуном;
В темном омуте русалки
Хохотали над Днепром.
Мне кивал среди бурьяна
Длинным чубом водяной…
Я скакал к тебе, Светлана,
Мимо вольницы степной!
А в лесах стоят заставы,
Бродят шайки половчан…
На меня среди дубравы
Налетел безпечный хан.
Пыль воронкой закрутилась;
Поднял лук коварный враг,
И стрела звеня вонзилась
В византийский мой шишак!
Сталь запела, загудела;
Сердце вспыхнуло мое,
И качаясь полетело
Мурзавецкое копье!
Уложил красавца-хана
Я в бою среди дубрав,
И к тебе, моя Светлана,
Я примчался жив и здрав!
Я привез тебе с Дуная
Заповедных жемчугов…
Выдь, о лада-дорогая!
Я один среди врагов!
Зоркий стражник с башни черной
Князя смелаго узнал;
Гулко колокол дозорный
Над рекою застонал.
Всполошились Киевляне,
Всюду вспыхнули костры;
Блещут в огненном тумане
Боевые топоры…
— Князь Мстислав! — шумит громада:
— Смерть ему! Долой его! —
Киев встал, о сердце-лада,
Встал на друга твоего! —
Где им мериться с князьями!
О, Светлана, посмотри,
Как с своими топорами
Робко ждут они зари!
Знать, недаром ночью темной,
Степью черной, за рекой
Гнал их с вольницей наемной
Мономахович лихой!…
Зорька, лада, заблестела;
Обними меня, а там
На коня я прыгну смело
И помчусь по их рядам!
Дрогнет робкая засада…
А не дрогнет, ну тогда
За тебя, о сердце-лада,
И погибнуть не беда!
Встань, дорогая невеста!
Выйди, возлюбленный друг!
Видишь: весна наступила,
Все заблестело вокруг!
Видишь: цветы расцветают,
В небе голубки кричат.
И виноградныя лозы
Всюду струят аромат!
В темном ущелье, голубка,
Спряталась ты за скалой…
Встань, дорогая невеста!
Выйди, мой друг дорогой!
Дай мне услышать твой голос,
Очи свои покажи!
Голос твой сладок, а очи.
Очи, как день, хороши!
Тщетно его я искала
Ночью на ложе своем:
Не было милаго друга,
Не было друга на нем!
Встану, пойду на дорогу,
Милаго буду искать!
Долго его я искала,
Не было друга опять!
Долго его я искала…
Встретились мне сторожа
— Где он мой друг, мое солнце,
Солнце мое и душа? —
Но лишь от них отошла я,
Встретился милый со мной;
О, наконец-то, мой милый!
Милый возлюбленный мой!…
Руку его я схватила,
Крепко его обняла,
Крепко его обнимая,
К матери в дом привела!
— Тише, сионския девы!
Вас заклинаю Творцом,
Блеском весенняго утра,
Розовым солнечным днем!
Тише, сионския девы!
Спит мой прекрасный жених,
Спит беззаботно и сладко
В жарких обятьях моих!…
О, ты прекрасен, мой милый!
Милый, возлюбленный мой!
Сладко с тобою изведать
Счастье любви неземной!…
Стены у нас — кипарисы,
Ложе — густая трава,
Кровля же наша, мой милый,
Ясных небес синева!
В моем сердце осталась, как сон золотой,
Эта тихая ночь над широкой рекой,
Этот сумрачный город вдали,
Весь в тумане, дыму и в пыли…
А кругом этот ласковый шелест кустов,
Эти песни, летящие к нам с берегов,
Эта звонкая трель соловья,
И в ответ ей — улыбка твоя!
Наша лодка плыла по уснувшей реке,
А мотив из «Паяцев» звенел вдалеке,
И скользил к нам, за музыкой вслед,
Голубой электрический свет!
И безлунная ночь нас окутала тьмой;
Лишь над нами по темному небу порой
Золотая катилась звезда
И скрывалась во тьме навсегда.
В моем сердце осталась, как сон золотой,
Эта близость к тебе, эти речи с тобой,
Этот странный восторженный бред,
Для которого имени нет.
Это не были речи любви. Но любовь
Прорывалась невольно и пряталась вновь,
Потому что во мраке ночном
Все весною дышало кругом.
Эти вздохи весны, этот плеск, этот шум
Нам тревожили сердце, туманили ум,
И была к нам любовь так близка,
И пожатья искала рука…
Но прошла эта ночь, как и все, без следа
Так же быстро, как в небе упала звезда,
И остался лишь сон золотой,
Бестелесный, как призрак ночной!
На северном склоне скалистой громады
Построен наш замок. Кругом шаловливо
Играют каскады, шумят водопады
И к синему морю сбегают бурливо.
Внизу под балконом цветут орхидеи,
И важно и грозно, — немые соседи, —
Стоят неподвижно у входов в аллеи,
Крылатые тигры из камня и меди!
Узорных акаций колеблется сетка;
В ней просветы неба так ярки и сини….
В кустах, у обрыва таится беседка;
Стоят над обрывом нагия богини….
Над ними ночныя колышатся тени;
Их вечныя грезы безсмертны и сладки,
У ног их, лаская резныя ступени,
Холодныя волны бегут в безпорядке….
Мы в собственном замке минутные гости;
Напрасно по залам в тревоге мы бродим…
Лишь рыцарей-предков истлевшия кости,
Да пепел столетий мы всюду находим…
Внизу под балконом мы рвем орхидеи,
И голову кружит нам приторный запах….
Идем боязливо по темной аллее, —
Встречают нас тигры на каменных лапах!
В узорной беседке сидим мы над морем,
Где просветы неба так ярки и сини,
И краткое счастье нам кажется горем,
И взор наш пугают нагия богини….
Когда-ж мы и краткому счастью изменим
И сердце захочет скорей на свободу,
Мы спустимся к морю по скользким ступеням,
Посмотрим на небо и бросимся в воду!
Чтобы русская мысль не влачилась во мгле,
Чтоб целить наши русския раны,
Появлялись порой на родимой земле,
На великой Руси — великаны!
И великая Русь их встречала всегда,
Как желанных гостей, величаво…
С ними легче была роковая беда,
Лучезарней народная слава!..
Но из всех великанов родимой земли
Только он поднялся одиноко!..
О, великая Русь! все надежды твои
В дивном сердце хранил он глубоко!
Он стоял пред тобою, как вечный оплот
Красоты и правдиваго чувства…
Бей челом ему ниже, славянский народ!
Преклонись перед силой искусства!
Но печально и строго поэта чело,
Словно видит он с думой тяжелой,
Что безмерно царит еще русское зло,
Что тернист еще путь невеселый.
Что невежества мрак еще слишком глубок,
Тяжело еще русское бремя…
Но он верил в народ, он народу предрек,
Что настанет и лучшее время…
Правды, мира и знанья божественный свет
Заблестит над родимой землею!…
И тогда-то проснется владыка поэт
И победно встряхнет головою!
И засветятся очи родного певца,
И окинет он взором счастливым
Всю великую Русь, от конца до конца,
И поклонится царственным нивам!
Ночь идет. Благоухают
Виноградные сады
Вдалеке еще сверкают
Гор скалистыя гряды…
Но уже ложатся, тени
На ряды резных колонн,
На гранитныя ступени,
На уснувший Парѳенон…
Блеск луны, весны прохлада,
Море, полное красот!
Эта светлая Эллада
Хоть кого с ума сведет!
Ночь идет. Благоухая
Раскрываются цветы
Звезды, золотом сверкая,
Ярко блещут с высоты
Здесь порывы сладострастней,
Наслажденья горячей!
Эти эллины прекрасней
И счастливей всех людей!…
Тень оливковаго сада,
Море, полное красот!
Эта светлая Эллада
Хоть кого с ума сведет!
Море дремлет; плещут струи.
В тихом сумраке дворца
Раздаются поцелуи,
Льются речи без конца…
Там красавица Елена
С чудным юношей сидит,
Там готовится измена,
Там клянется Приамид!…
Ропот струй, любви отрада,
Море, полное красот!
Эта светлая Эллада
Хоть кого с ума сведет!
Сами боги, помогая
Наслаждаться и любить,
Поспешили Менелая
Из отчизны удалить!
Здесь законы лишь для вида…
О, царица, погляди:
Вон красавица Киприда
Спит у Марса на груди!…
Виновата ли Елена,
Что пример с богинь берет!
Эта сладкая измена
Хоть кого с ума сведет!
В страстном хоре вакханалий
Вьются быстрые стрекозы
Возле шелковых азалий
И душистой туберозы;
Жадно дышат на свободе
Ароматные сирени;
На вечернем небосводе
Гаснут розовые тени.
У прохладной Гвадианы,
За болтливым водопадом,
Где ползучие лианы
Перевились с виноградом,
Где сухие иммортели
Робко прячутся от света,—
Ждешь, задумчивая Нелли,
Ты влюбленного поэта!
И едва над темным садом
Тихо встанет месяц бледный,
И по сумрачным громадам
Разольется свет победный,
И резные арабески
Засверкают из тумана,
И купаясь в лунном блеске,
Загорится Гвадиана,
И душистою волною
Ветерок благоуханный
Пронесется стороною
Над окрестностью туманной,—
Я приду к немым громадам,
Где ты ждешь, малютка Нелли,
Опущусь с тобою рядом
На сухие иммортели.
Полный неги, полный лени,
Я склонюсь перед тобою,
Обниму твои колени
С обольстительной мольбою.
Крошки — ручки изломаю
В нежных пламенных пожатьях,
Зацелую, заласкаю,
Задушу тебя в обятьях…
Пусть узнают, пусть узнают,
В аромате ночи пьяной,
Как целуют, как ласкают
Над зеленой Гвадианой!
(Молитва древняго грека).
Не хочу я молиться богам!
Не боюсь я громов Аполлона!
Я Зевесу хвалы не воздам,
Если встанет с угрозой он сам
С своего первозданнаго трона!
Но тебе, о, богиня любви!
Но тебе, красота-Афродита,
С безконечным желаньем в крови
Приношу я молитву любви
И амфору с далекаго Крита!
Посреди баядерок и жриц,
В благовонном дыму фимиама,
Пред тобой, о, царица цариц!
Я лежу, очарованный, ниц
На пороге великаго храма!
Я пою благодарный пэан,
Обольстительный гимн сладострастья!
Из неведомых варварских стран,
Я на твой беломраморный стан
Приношу золотыя запястья!
О, богиня! тебя я люблю!
Я безумную грезу лелею,
Что я сердце твое растоплю,
Что я мраморный лик оживлю
Всемогущею страстью моею!
Что блестя неземной красотой,
Вся подобна лучу золотому,
Ты примчишься, одетая мглой,
О, рожденная в пене морской!
О, небесная, к ложу земному!
Нет ответа! Кругом полутьма.
На пороге Милосскаго храма
Я лежу. И печально сама
Ты стоишь, холодна и нема,
В благовонном дыму фимиама!
Далекий друг умчавшагося детства,
Прийми мой дар, тетрадь моих стихов,
Тетрадь стихов, заветное наследство
Счастливых грез умчавшагося детства,
Оживший сон безоблачных годов!
О, дни любви! о, детство золотое!
Оно прошло, но мне его не жаль…
В моей душе хранится все былое,
В ней жизнь кипит; в ней чувство молодое
Горит зарей, как розовая даль!
И я люблю. Люблю цветок душистый,
И тень, и мрак лесного уголка,
И женский взгляд, глубокий и лучистый,
И детский смех, безпечно-серебристый,
И гимн любви, и песню мужика,
И дивное художника созданье,
И звонкий шум весенняго ручья,
И старых дней наивное преданье,—
Все шевелить тревожное вниманье,
И ко всему прислушиваюсь я.
И уловив в случайных отголосках
Поэзии живую красоту,
Как музыку в далеких моря всплесках,
Передаю в рифмованных набросках
Я каждый звук и каждую черту.
И вот тетрадь согретых солнцем мая
И красотой навеянных стихов!
Прийми ее, подруга дорогая,
Прийми ее и вспомни, пробегая,
О чудном сне умчавшихся годов!
Далекий друг умчавшегося детства,
Прими мой дар, тетрадь моих стихов,
Тетрадь стихов, заветное наследство
Счастливых грез умчавшегося детства,
Оживший сон безоблачных годов!
О, дни любви! о, детство золотое!
Оно прошло, но мне его не жаль…
В моей душе хранится все былое,
В ней жизнь кипит; в ней чувство молодое
Горит зарей, как розовая даль!
И я люблю. Люблю цветок душистый,
И тень, и мрак лесного уголка,
И женский взгляд, глубокий и лучистый,
И детский смех, беспечно-серебристый,
И гимн любви, и песню мужика,
И дивное художника созданье,
И звонкий шум весеннего ручья,
И старых дней наивное преданье,—
Все шевелить тревожное вниманье,
И ко всему прислушиваюсь я.
И уловив в случайных отголосках
Поэзии живую красоту,
Как музыку в далеких моря всплесках,
Передаю в рифмованных набросках
Я каждый звук и каждую черту.
И вот тетрадь согретых солнцем мая
И красотой навеянных стихов!
Прими ее, подруга дорогая,
Прими ее и вспомни, пробегая,
О чудном сне умчавшихся годов!
Если ты измучен
Гневом и враждою,
Если неразлучен
С горем и нуждою, —
Встань, пойдем со мною,
Мой усталый брат,
Тихо нас с тобою
Приметь старый сад!
Чудными картинами
Встретит он гостей,
Пышными куртинами
В сумраке аллей,
Бледными тропинками
В зелени кустов,
Светлыми росинками
В венчиках цветов,
Звуками невнятными,
Сердцу лишь понятными
В воздухе ночном…
Робкие, дрожащие,
Мы в аллеи спящия
Медленно войдем!…
Звезды равнодушныя
Будут нам светить,
Отклики воздушные
Будут говорить
Отблески мгновенные
Будут нам сиять;
Тайны сокровенныя
Будем мы читать!
Много у природы
Таинств и загадок;
Вечен у природы
Царственный порядок
Всюду у природы
Дивно разлита
Полная свободы
Жизнь и красота!…
Каждое падение
Капли дождевой,
Каждое рождение
Травки полевой,
Розы расцветающей
Блеск и аромат,
Заревом пылающий
Огненный закат,
Дикая гармония
Плачущих ветров,
Грозная агония
Молний и громов, —
Все значенья вечнаго,
Все любви полно,—
Мира безконечнаго
Вечное звено!
Был праздник. Роскошныя залы
Сияли, залитыя светом…
Прекрасной царицею бала
Была ты на празднике этом.
И с болью на сердце нежданной
Вдруг вспомнил я годы былые,
Я вспомнил, с наивностью странной,
Что мы, ведь, с тобой не чужие!
Мы оба любили когда-то,
Любили мы страстно и скрыто!
Все это прошло без возврата,
Все это давно позабыто…
Но вот от знакомаго взгляда
Мне в душу пахнуло весною,
Прохладой далекаго сада,
Щемящей и сладкой тоскою,
Твой голос, знакомый и милый,
Вблизи я услышал случайно, —
И вспомнилась с страшною силой
Мне прошлаго чудная тайна!…
И все что случилось когда-то,
Случилось и в сердце зарыто,
И все, что прошло без возврата,
Прошло и давно позабыто, —
Все вновь пронеслось самовластно
В душе, озарившейся светом,
И бросился пылко и страстно
К тебе я с горячим приветом…
Но ты посмотрела сурово!
Ты странное что-то сказала…
И я не ответил ни слова
И медленно вышел из зала!…
Вот и беседка прохладная,
В темных кустах утонувшая!
Помнишь, моя ненаглядная,
Помнишь ты время минувшее?
Помнишь, как рядом с жасминами
Старые клены зеленые,
Тихо качая вершинами,
Слушали речи влюбленные?
Помнишь ты сумерки длинные,
Тайны и прелести полные,
Помнишь ты ласки невинные,
Робкие ласки безмолвные?
Помнишь? — бывало, зарницами
Темный восток загорается;
Пестрых огней вереницами
Звездная ночь убирается…
В старой беседке под кленами
Тихо сидишь ты, несмелая;
Сумрак неясными тонами
Льется на личико белое…
Жадно, росою обмытые,
Дышат жасмины пахучие.
Где-то, сквозь окна открытия,
Слышатся звуки певучие;
Песни отрывки нестройные
Чутко до слуха доносятся;
Очи горят беспокойные,
С сердца признания просятся…
Что-то могучее, властное,
С болью в душе поднимается;
Песня ли, ласка ли страстная,
Слезы ли, — кто догадается!
Вереница мистических грез
Мне сегодня уснуть не дает;
Бытия неотступный вопрос
Предо мною, как призрак, встает!
Я-б желал умереть молодым,
Я-б желал в ослепительный день
Догореть и растаять, как дым,
Промелькнуть и исчезнуть, как тень,
Позабыв опьяняющий рай
Поцелуев и ласк молодых,
Улететь в неизведанный край,
Далеко от печалей земных,
Направляя уверенный шаг
За пределы доступных планет,
Заглянуть в первобытный очаг,
Где родится загадочный свет,
Утонуть в голубых облаках
Безгранично-прекрасных миров,
Побывать в их хрустальных дворцах,
Увидать их счастливых сынов,
И сынам их, с венком на челе,
С выраженьем безгрешной любви, —
Разсказать о несчастной земле,
О земле, утонувшей в крови,
О земле, оскверненной грехом,
О земле, истомленной тоской,
На которой считается сном
Их безгрешность, любовь и покой!
Милый друг! отчего не признаться:
Ночь безумно была хороша!
И хотелось любить, наслаждаться,
И к душе порывалась душа!
Поддаваясь обманчивым чарам,
Ослабевши от неги ночной,
Я шатался под сильным ударом,
Наносимым умелой рукой!
Я шатался… Но нет еще власти,
Обольщений таких и огня,
Нет такого безумия страсти,
Чтоб оно покорило меня!
Да, мой друг, полюбить я сумею,
Но рожден я не слабым бойцом,
Никогда за любовью моею
Не пойду я послушным рабом!…
Пусть вчера, в мимолетном припадке,
Я тебе поддавался шутя…
Но и ты ведь была в лихорадке,
И нежна, и робка, как дитя!
А сегодня насмешливо в очи
Мы друг другу с улыбкой глядим…
Обаянье умчавшейся ночи
Вместе с светом исчезло, как дым!
Так не будем же лучше бороться!
Нам с тобой ничего не делить!
Мне тебя покорить не придется,
И тебе не меня покорить!