Николай Олейников - все стихи автора

Найдено стихов - 81.

На одной странице показано - 20.

Чтобы посмотреть как можно больше стихов из коллекции, переходите по страницам внизу экрана.

Стихи отсортированы так, что в начале идут более длинные стихи. На следующих страницах стихи становятся короче.

На последней странице Вы найдете самые короткие стихи автора.


Николай Олейников

Вулкан и Венера

Мифологическое1Спускался вечер. Жук, летая,
Считал улепетнувших мух.
И воробьев крикливых стая
Неслася в гору во весь дух.Вулкан опушку пересек.
На ней стоял высокий домик двухэтажный.
Шел из трубы, клубясь, дымок.
Из-за забора лаял пес отважный.2Венера в комнате лежала.
Она лежала у окна.
Под ней — постель и покрывало.
А ночь уже была темна.Вверху пустое небо блещет.
Светильник в комнате чадит.
Огонь, как бабочка, трепещет.
Венера смотрит и молчит.Она любуется звездою.
Звезда мерцает и горит.
Венера белою рукою
Открыть окошечко спешит.3Венера ручкой замахала.
— Уйди, уйди! — она кричит.
— Гони скорей его, нахала, —
Она служанке говорит.Он смело лезет прямо в окна.
Секунды нет — а он уж здесь.
Венера дергает волокна
И говорит ему: — Не лезь! 4Вулкан-красавец — с нею рядом.
Он за руку ее берет,
И под его тяжелым взглядом
Она дышать перестает.Ее огонь желанья душит.
Рукой служанке давши знак,
Она сама светильник тушит,
И комнату об емлет мрак.Служанка, выскользнув за двери,
Спешит оставить их вдвоем,
Дабы они при ней, как звери,
Срамной не начали содом.Рукою жадною хватает
Вулкан красавицу за грудь.
Она его отодвигает,
Иной указывая путь.5Проходит час, другой проходит.
Опять открылося окно,
И в эту дверь Вулкан уходит —
Ему домой пора давно.И вот она опять одна.
Во мраке ночи — тишина.6Еще немного. Ветер жгучий
В окно открытое подул.
На небе из тяжелой тучи
Огонь малиновый сверкнул.Как речка с многими ручьями,
Из тучи молния текла.
Весь мир был освещен свечами
На краткий миг. И снова — мгла.Вдруг ветра бег остановился,
И присмирели ветви вдруг.
И гром огромный прокатился,
В сердца зверей вселив испуг.Поверхность вод пошла кругами,
И капли первые дождя
В листы ударили руками,
Кусты и травы бередя.И дождь пошел холодный, крупный,
И горсти капель мчались вниз
И крепость листьев неприступных
Громили с грохотом в карниз.Во мраке темные деревья
Стучали сучьями в стекло,
И туч свинцовые кочевья
Холодным ветром понесло.И гром гремел, сады украсив,
Свой гнев смиряя иногда.
И ледяной струей лилася
Из труб железная вода.7Пучками молнии украшенный,
Казалось, двигался с трудом
Многоэтажный, многобашенный
На четырех колесах гром.И капли, силой натяжения
Приобретая форму шара,
Летели вниз, призвав кружение,
Под ослабевшие удары.Дул ветер, жалкий и бескровный,
И дождик шел, спокойный, ровный.8Вулкану летний лес казался
Сооруженьем из воды и серебра.
Он шел и листьев чуть касался.
Там чижик шумно умывался,
Проникнув в куст до самого нутра.И капли, собранные в ветки,
Висели прямо над землею.
Паук дремал в алмазной сетке,
Мохнатой шевеля ногою.

Николай Олейников

Таракан

Таракан сидит в стакане.
Ножку рыжую сосет.
Он попался. Он в капкане
И теперь он казни ждет.

Он печальными глазами
На диван бросает взгляд,
Где с ножами, с топорами
Вивисекторы сидят.

У стола лекпом хлопочет,
Инструменты протирая,
И под нос себе бормочет
Песню «Тройка удалая».

Трудно думать обезьяне,
Мыслей нет — она поет.
Таракан сидит в стакане,
Ножку рыжую сосет.

Таракан к стеклу прижался
И глядит, едва дыша…
Он бы смерти не боялся,
Если б знал, что есть душа.

Но наука доказала,
Что душа не существует,
Что печенка, кости, сало —
Вот что душу образует.

Есть всего лишь сочлененья,
А потом соединенья.

Против выводов науки
Невозможно устоять
Таракан, сжимая руки,
Приготовился страдать.

Вот палач к нему подходит,
И, ощупав ему грудь,
Он под ребрами находит
То, что следует проткнуть.

И, проткнувши, на бок валит
Таракана, как свинью
Громко ржет и зубы скалит,
Уподобленный коню.

И тогда к нему толпою
Вивисекторы спешат
Кто щипцами, кто рукою
Таракана потрошат.

Сто четыре инструмента
Рвут на части пациента
От увечий и от ран
Помирает таракан.

Он внезапно холодеет,
Его веки не дрожат
Тут опомнились злодеи
И попятились назад.

Все в прошедшем — боль, невзгоды.
Нету больше ничего.
И подпочвенные воды
Вытекают из него.

Там, в щели большого шкапа,
Всеми кинутый, один,
Сын лепечет: «Папа, папа!»
Бедный сын!

Но отец его не слышит,
Потому что он не дышит.

И стоит над ним лохматый
Вивисектор удалой,
Безобразный, волосатый,
Со щипцами и пилой.

Ты, подлец, носящий брюки,
Знай, что мертвый таракан —
Это мученик науки,
А не просто таракан.

Сторож грубою рукою
Из окна его швырнет,
И во двор вниз головою
Наш голубчик упадет.

На затоптанной дорожке
Возле самого крыльца
Будет он, задравши ножки,
Ждать печального конца.

Его косточки сухие
Будет дождик поливать,
Его глазки голубые
Будет курица клевать.

Николай Олейников

Фруктовое питание

Много лет тому назад жила на свете
Дама, подчинившая себя диете.
В интересных закоулках ее тела
Много неподдельного желания кипело.
От желания к желанию переходя,
Родилось у ней красивое дитя.
Год проходит, два проходит, тыща лет —
Красота ее все та же. Изменении нет.
Несмотря, что был ребенок
И что он вместо пеленок
Уж давно лежит в гробу,
Да и ей пришлось не сладко: и ее снесли, рабу.
И она лежит в могиле, как и все ее друзья —
Представители феодализма — генералы и князья.Но она лежит — не тлеет,
С каждым часом хорошеет,
Между тем как от князей
Не осталося частей.«Почему же, — возопит читатель изумленный, —
Сохранила вид она холеный?!
Нам, читателям, не ясно,
Почему она прекрасна,
Почему ее сосуды
Крепче каменной посуды».
Потому что пресловутая покойница
Безубойного питания была поклонница.
В ней микробов не было и нету
С переходом на фруктовую диету.Если ты желаешь быть счастливой,
Значит, ты должна питаться сливой,
Или яблоком, или смородиной, или клубникой,
Или земляникой, или ежевикой.
Будь подобна бабочке, которая,
Соками питаяся, не бывает хворая.
Постарайся выключить из своего меню
Рябчика и курицу, куропатку и свинью!
Ты в себя спиртные жидкости не лей,
Молока проклятого по утрам не пей.
Свой желудок апельсином озаряя,
Привлечешь к себе ты кавалеров стаю.
И когда взмахнешь ты благосклонности флажком,
То захочется бежать мне за тобою петушком.

Николай Олейников

Чревоугодие

Однажды, однажды
Я вас увидал.
Увидевши дважды,
Я вас обнимал.А в сотую встречу
Утратил я пыл.
Тогда откровенно
Я вам заявил: — Без хлеба и масла
Любить я не мог.
Чтоб страсть не погасла,
Пеките пирог! Смотрите, как вяну
Я день ото дня.
Татьяна, Татьяна,
Кормите меня.Поите, кормите
Отборной едой,
Пельмени варите,
Горох с ветчиной.От мяса и кваса
Исполнен огня,
Любить буду нежно,
Красиво, прилежно…
Кормите меня! Татьяна выходит,
На кухню идет,
Котлету находит
И мне подает.…Исполнилось тело
Желаний и сил,
И черное дело
Я вновь совершил.И снова котлета.
Я снова любил.
И так до рассвета
Себя я губил.Заря занималась,
Когда я уснул.
Под окнами пьяный
Кричал: караул! Лежал я в постели
Три ночи, три дня,
И кости хрустели
Во сне у меня.Но вот я проснулся,
Слегка застонал.
И вдруг ужаснулся,
И вдруг задрожал.Я ногу хватаю —
Нога не бежит,
Я сердце сжимаю —
Оно не стучит.…Тут я помираю.Зарытый, забытый,
В земле я лежу,
Попоной покрытый,
От страха дрожу.Дрожу оттого я,
Что начал я гнить,
Но хочется вдвое
Мне кушать и пить.Я пищи желаю,
Желаю котлет.
Красивого чаю,
Красивых конфет.Любви мне не надо,
Не надо страстей,
Хочу лимонаду,
Хочу овощей! Но нет мне ответа —
Скрипит лишь доска,
И в сердце поэта
Вползает тоска.Но сердце застынет,
Увы, навсегда,
И желтая хлынет
Оттуда вода, И мир повернется
Другой стороной,
И в тело вопьется
Червяк гробовой.

Николай Олейников

Карась

Жареная рыбка,
Дорогой карась,
Где ж ваша улыбка,
Что была вчерась?

Жареная рыба,
Бедный мой карась,
Вы ведь жить могли бы,
Если бы не страсть.

Что же вас сгубило,
Бросило сюда,
Где не так уж мило,
Где — сковорода?

Помню вас ребенком:

Хохотали вы,
Хохотали звонко
Под волной Невы.

Карасихи-дамочки
Обожали вас —
Чешую, да ямочки,
Да ваш рыбий глаз.

Бюстики у рыбок —
Просто красота!
Трудно без улыбок
В те смотреть места.

Но однажды утром
Встретилася вам
В блеске перламутра
Дивная мадам.

Дама та сманила
Вас к себе в домок,
Но у той у дамы
Слабый был умок.

С кем имеет дело,
Ах, не поняла, —
Соблазнивши, смело
С дому прогнала.

И решил несчастный
Тотчас умереть.
Ринулся он, страстный.
Ринулся он в сеть.

Злые люди взяли
Рыбку из сетей,
На плиту послали
Просто, без затей.

Ножиком вспороли,
Вырвали кишки,
Посолили солью,
Всыпали муки…

А ведь жизнь прекрасною
Рисовалась вам.
Вы считались страстными
Попромежду дам…

Белая смородина,
Черная беда!
Не гулять карасику
С милой никогда.

Не ходить карасику
Теплою водой,
Не смотреть на часики,
Торопясь к другой.

Плавниками-перышками
Он не шевельнет.
Свою любу «корюшкою»
Он не назовет.

Так шуми же, мутная
Невская вода.
Не поплыть карасику
Больше никуда.

Николай Олейников

Прощание

Два сердитые суб екта расставались на Расстанной,
Потому что уходила их любови полоса.
Был один суб ект — девица, а другой был непрестанно
Всем своим лицом приятным от серженья полосат.Почему же он сердился, коль в душе его потухли
Искры страсти незабвенной или как их там еще?
Я бы там на его месте перестал бы дуть на угли,
Попрощался бы учтиво, приподняв свое плечо.Но мужчина тот холерик был, должно быть, по натуре,
А девица — меланхолик, потому что не орет.
И лицо его большое стало темным от натуги,
Меланхолик же в испуге стыдно смотрит на народ.В чем же дело в этом деле? Что за дьявольская сила
Их клещами захватила? Почему нейдут домой?
На трамвай пятиалтынный, попрощавшись, попросил он,
Но монеты больше нету, лишь последняя — самой! И решили эти люди, чтобы им идти не скучно,
Ночевать у сей красотки, и обоим — чтоб пешком.
И кончается довольно примитивно этот случай,
И идут к ней на квартиру, в переулок, на Мошков.Ну, а нам с тобой, поссорясь… нам похожими вещами
Заниматься не придется — мы с тобою мудрецы:
Если мы да при прощаньи на трамвай да не достанем,
То пешком пойдем до дому. Но — в различные концы.

Николай Олейников

На выздоровление Генриха

Прочь воздержание. Да здравствует отныне
Яйцо куриное с желтком посередине!
И курица да здравствует, и горькая ее печенка,
И огурцы, из ятые из самого крепчайшего бочонка! И слово чудное «бутылка»
Опять встает передо мной.
Салфетка, перечница, вилка —
Слова, прекрасные собой.Меня ошеломляет звон стакана
И рюмок водочных безумная игра.
За Генриха, за умницу, за бонвивана,
Я пить готов до самого утра.Упьемся, други! В день его выздоровленья
Не может быть иного времяпровожденья.Горчицы с уксусом живительным составом
Душа его пусть будет до краев напоена.
Пускай его ногам, и мышцам, и суставам
Их сила будет прежняя и крепость их возвращена.Последний тост за Генриха, за неугасший пыл,
За все за то, что он любил:
За грудь округлую, за плавные движенья,
За плечи пышные, за ног расположенье.Но он не должен сочетать куриных ног
с бесстыдной женской ножкой,
Не должен страсть об единять с питательной крупой.
Не может справиться с подобною окрошкой
Красавец наш, наш Генрих дорогой.Всему есть время, и всему есть мера:
Для папирос — табак, для спичек — сера,
Для вожделения — девица,
Для насыщенья — чечевица!

Николай Олейников

Послание, бичующее ношение одежды

Меня изумляет, меня восхищает
Природы красивый наряд:
И ветер, как муха, летает,
И звезды, как рыбки, блестят.Но мух интересней,
Но рыбок прелестней
Прелестная Лиза моя —
Она хороша, как змея! Возьми поскорей мою руку,
Склонись головою ко мне,
Доверься, змея, политруку —
Я твой изнутри и извне! Мешают нам наши покровы,
Сорвем их на страх подлецам!
Чего нам бояться? Мы внешне здоровы,
А стройностью торсов мы близки к орлам.Тому, кто живет как мудрец-наблюдатель,
Намеки природы понятны без слов:
Проходит в штанах обыватель,
Летит соловей — без штанов.Хочу соловьем быть, хочу быть букашкой,
Хочу над тобою летать,
Отбросивши брюки, штаны и рубашку —
Все то, что мешает пылать.Коровы костюмов не носят.
Верблюды без юбок живут.
Ужель мы глупее в любовном вопросе,
Чем тот же несчастный верблюд? Поверь, облаченье не скроет
Того, что скрывается в нас,
Особенно если под модным покроем
Горит вожделенья алмаз.…Ты слышишь, как кровь закипает?
Моя полноценная кровь!
Из наших об ятий цветок вырастает
По имени Наша Любовь.

Николай Олейников

Послание

Ольге Михайловне

Блестит вода холодная в бутылке,
Во мне поползновения блестят.
И если я — судак, то ты подобна вилке,
При помощи которой судака едят.

Я страстию опутан, как катушка,
Я быстро вяну, сам не свой,
При появлении твоем дрожу, как стружка…
Но ты отрицательно качаешь головой.

Смешна тебе любви и страсти позолота —
Тебя влечет научная работа.

Я вижу, как глаза твои над книгами нависли.
Я слышу шум. То знания твои шумят!
В хорошенькой головке шевелятся мысли,
Под волосами пышными они кишмя кишат.

Так в роще куст стоит, наполненный движеньем.
В нем чижик водку пьет, забывши стыд.
В нем бабочка, закрыв глаза, поет в самозабвеньи,
И все стремится и летит.

И я хотел бы стать таким навек,
Но я не куст, а человек.

На голове моей орлы гнезда не вили,
Кукушка не предсказывала лет.
Люби меня, как все любили,
За то, что гений я, а не клеврет!

Я верю: к шалостям твой организм вернется
Бери меня, красавица, я — твой!
В груди твоей пусть сердце повернется
Ко мне своею лучшей стороной.

Николай Олейников

Хвала изобретателям

Хвала изобретателям, подумавшим о мелких и смешных приспособлениях:
О щипчиках для сахара, о мундштуках для папирос, Хвала тому, кто предложил печати ставить в удостоверениях,
Кто к чайнику приделал крышечку и нос.Кто соску первую построил из резины,
Кто макароны выдумал и манную крупу,
Кто научил людей болезни изгонять отваром из малины,
Кто изготовил яд, несущий смерть клопу.Хвала тому, кто первый начал называть котов и кошек человеческими именами,
Кто дал жукам названия точильщиков, могильщиков и дровосеков,
Кто ложки чайные украсил буквами и вензелями,
Кто греков разделил на древних и на просто греков.Вы, математики, открывшие секреты перекладывания спичек,
Вы, техники, создавшие сачок — для бабочек капкан,
Изобретатели застежек, пуговиц, петличек
И ты, создатель соуса-пикан! Бирюльки чудные, — идеи ваши — мне всего дороже!
Они томят мой ум, прельщают взор…
Хвала тому, кто сделал пуделя на льва похожим
И кто придумал должность — контролер!

Николай Олейников

Послание, одобряющее стрижку волос

Если птичке хвост отрезать —
Она только запоет.
Если сердце перерезать —
Обязательно умрет! Ты не птичка, но твой локон —
Это тот же птичий хвост:
Он составлен из волокон,
Из пружинок и волос.Наподобие петрушки
Разукрашен твой овал,
Покрывает всю макушку
Волокнистый матерьял.А на самом на затылке
Светлый высыпал пушок.
Он хорошенькие жилки
Покрывает на вершок.О, зови, зови скорее
Парикмахера Матвея!
Пусть означенный Матвей
На тебя прольет елей *.Пусть ножи его стальные
И машинки застучат
И с твоей роскошной выи
Пух нежнейший удалят.Где же птичка, где же локон,
Где чудесный птичий хвост,
Где волос мохнатый кокон,
Где пшеница, где овес? Где растительные злаки,
Обрамлявшие твой лоб,
Где волокна-забияки,
Где петрушка, где укроп? Эти пышные придатки,
Что сверкали час назад,
В живописном беспорядке
На полу теперь лежат.И дрожит Матвей прекрасный,
Укротитель шевелюры,
Обнажив твой лоб атласный
И ушей архитектуру.* Под елеем подразумевается одеколон

Николай Олейников

Лидии

Потерял я сон,
Прекратил питание, —
Очень я влюблен
В нежное создание.То создание сидит
На окне горячем.
Для него мой страстный вид
Ничего не значит.Этого создания
Нет милей и краше,
Нету многограннее
Милой Лиды нашей.Первый раз, когда я Вас
Только лишь увидел,
Всех красавиц в тот же час
Я возненавидел.
Кроме Вас.Мною было жжение
У себя в груди замечено,
И с тех пор у гения
Сердце искалечено.Что-то в сердце лопнуло,
Что-то оборвалось,
Пробкой винной хлопнуло,
В ухе отозвалось.И с тех пор я мучаюсь,
Вспоминая Вас,
Красоту могучую,
Силу Ваших глаз.Ваши брови черные,
Хмурые, как тучки,
Родинки — смородинки,
Ручки — поцелуйчики.В диком вожделении
Провожу я ночь —
Проводить в терпении
Больше мне невмочь.Пожалейте, Лидия,
Нового Овидия.
На мое предсердие
Капни милосердия! Чтоб твое сознание
Вдруг бы прояснилося,
Чтоб мое питание
Вновь восстановилося.

Николай Олейников

Послание, бичующее ношение длинных платьев и юбок

Веществ во мне немало,
Во мне текут жиры,
Я сделан из крахмала,
Я соткан из икры.Но есть икра другая,
Другая, не моя,
Другая, дорогая…
Одним словом — твоя.Икра твоя роскошна,
Но есть ее нельзя.
Ее лишь трогать можно,
Безнравственно скользя.Икра твоя гнездится
В хорошеньких ногах,
Под платьицем из ситца
Скрываясь, как монах.Монахов нам не надо!
Религию долой!
Для пламенного взгляда
Икру свою открой.Чтоб солнце освещало
Вместилище страстей,
Чтоб ножка не увяла
И ты совместно с ней.Дитя, страшися тлена!
Да здравствует нога,
Вспорхнувшая из плена
На вешние луга! Шипит в стекле напиток.
Поднимем вверх его
И выпьем за избыток
Строенья твоего! За юбки до колена!
За то, чтобы в чулках
Икра, а не гангрена
Сияла бы в веках! Теперь тебе понятно
Значение икры:
Она — не для разврата,
Она — не для игры.

Николай Олейников

Смерть героя

Шумит земляника над мертвым жуком,
В траве его лапки раскинуты.
Он думал о том, и он думал о сем, —
Теперь из него размышления вынуты.И вот он коробкой пустою лежит,
Раздавлен копытом коня,
И хрящик сознания в нем не дрожит,
И нету в нем больше огня.Он умер, и он позабыт, незаметный герой,
Друзья его заняты сами собой.От страшной жары изнывая, паук
На нитке отдельной висит.
Гремит погремушками лук,
И бабочка в клюкве сидит.Не в силах от счастья лететь,
Лепечет, лепечет она,
Ей хочется плакать, ей хочется петь,
Она вожделенья полна.Вот ягода падает вниз,
И капля стучит в тишине,
И тля муравьиная бегает близ,
И мухи бормочут во сне.А там, где шумит земляника,
Где свищет укроп-молодец,
Не слышно ни пенья, ни крика
Лежит равнодушный мертвец.

Николай Олейников

Любовь

Пищит диванчик
Я с вами тут.
У нас романчик,
И вам капут.Вы так боялись
Любить меня,
Сопротивлялись
В теченье дня.Я ваши губки
Поцеловал,
Я ваши юбки
Пересчитал.Их оказалось
Всего одна
Тут завязалась
Меж нами страстьНо стало скучно
Мне через час,
Собственноручно
Прикрыл я васМне надоело
Вас обнимать, —
Я начал смело
ОтодвигатьВы отвернулись,
Я замолчал,
Вы встрепенулись,
Я засыпал.Потом под утро
Смотрел на вас: Пропала пудра,
Закрылся глаз.Вздохнул я страстно
И вас обнял,
И вновь ужасно
Диван дрожал.Но это было
Уж не любовь!
Во мне бродила
Лишь просто кровь.Ушел походкой
В сияньи дня.
Смотрели кротко
Вы на меня.Вчера так крепко
Я вас любил,
Порвалась цепка,
Я вас забыл.Любовь такая
Не для меня.
Она святая
Должна быть, да!

Николай Олейников

Муха

Я муху безумно любил!
Давно это было, друзья,
Когда еще молод я был,
Когда еще молод был я.

Бывало, возьмешь микроскоп,
На муху направишь его —
На щечки, на глазки, на лоб,
Потом на себя самого.

И видишь, что я и она,
Что мы дополняем друг друга,
Что тоже в меня влюблена
Моя дорогая подруга.

Кружилась она надо мной,
Стучала и билась в стекло,
Я с ней целовался порой,
И время для нас незаметно текло.

Но годы прошли, и ко мне
Болезни сошлися толпой —
В коленках, ушах и спине
Стреляют одна за другой.

И я уже больше не тот.
И нет моей мухи давно.
Она не жужжит, не поет,
Она не стучится в окно.

Забытые чувства теснятся в груди,
И сердце мне гложет змея,
И нет ничего впереди…
О муха! О птичка моя!

Николай Олейников

Улица Чайковского

Улица Чайковского,
Кабинет Домбровского.
На столе стоит коньяк,
За столом сидит Маршак.— Подождите, милый друг,
Несколько минуток.
Подождите, милый друг,
Уложу малюток.
Не хотят малютки спать,
Залезают под кровать…
Колыбельная пропета.
Засыпает Генриетта.В одиночестве Маршак
Допивает свой коньяк.В очень поздний час ночной
Злой, как аллигатор,
Укатил к себе домой
Бедный литератор.Улица Чайковского,
Кабинет Домбровского.
На столе стоит портвейн,
За столом сидит Вайнштейн.— Подождите, милый друг,
Несколько минуток.
Подождите, милый друг,
Уложу малюток.
………………….
………………….
………………….
………………….
В одиночестве Вайнштейн
Допивает свой портвейн.И всю ночь один сидел
Старичок наркоминдел.

Николай Олейников

Вале Шварц

Вы вот, Валя, меня упрекали
Я увлекся, а Вы… никогда.
Почему ж Вы меня презирали
И меня довели до суда? До суда довели, до могилы,
До различных каких-то забот.
Между тем как любовь Неонилы
Мне была бы вернейший оплот.Да, оплот. И, наверное,
Я теперь бы еще проживал,
И на этой планете неверное
Счастье я бы, наверно, узнал.Между тем — поглядите — я нищий,
Я больной, и слепой, и хромой.
И зимы подступает и свищет
Замогильный и жалобный войЧто же, Валя, рассудим спокойно
И спокойно друг другу простим
Ты, конечно, вела себя недостойно
И убила во мне ты мой стимул.Да, убила, и я убивался
И не раз погибал, погибал.
Умирая, я вновь нарождался…
Но напрасно, друзья, я страдал!

Николай Олейников

Чуковскому от автора

IМуха жила в лесу,
Муха пила росу,
Нюхала муха цветы
(Нюхивал их и ты!).
Пользуясь общей любовью,
Муха питалась кровью.
Вдруг раздается крик:
Муху поймал старик.
Был тот старик паук —
Страстно любил он мух.II…Жизнь коротка, коротка,
Но перед смертью она сладка… Видела муха лес,
Полный красот и чудес:
Жук пролетел на закат,
Жабы в траве гремят,
Сыплется травка сухая.
………………….
Милую жизнь вспоминая,
Гибла та муха, рыдая.III…И умирая.IVДоедает муху паук.
У него 18 рук.
У нее ни одной руки,
У нее ни одной ноги.
Ноги сожрал паук,
Руки сожрал паук.
Остается от мухи пух.
Испускает тут муха дух.VЖизнь коротка, коротка,
Но перед смертью она сладка.Автор!

Николай Олейников

Генриетте Давыдовне

Я влюблен в Генриетту Давыдовну,
А она в меня, кажется, нет —
Ею Шварцу квитанция выдана,
Мне квитанции, кажется, нет.Ненавижу я Шварца проклятого,
За которым страдает она!
За него, за умом небогатого,
Замуж хочет, как рыбка, она.Дорогая, красивая Груня,
Разлюбите его, кабана!
Дело в том, что у Шварца в зобу не.
Не спирает дыхания, как у меня.Он подлец, совратитель, мерзавец —
Ему только бы женщин любить…
А Олейников, скромный красавец,
Продолжает в немилости быть.Я красив, я брезглив, я нахален,
Много есть во мне разных идей.
Не имею я в мыслях подпалин,
Как имеет их этот индей! Полюбите меня, полюбите!
Разлюбите его, разлюбите!