Рожденный быть кассиром в тихой бане
Иль агентом по заготовке шпал,
Семен Бубнов вне всяких ожиданий
Игрой судьбы в редакторы попал.
Огромный стол. Перо и десть бумаги —
Сидит Бубнов, задравши кнопку-нос…
Не много нужно знаний и отваги.
Чтоб ляпать всем: «Возьмем», «Не подошло-с!»
Ах, сколько на свете детей!
Как звезд на небесном челе…
По всей необъятной земле
Кружатся, как стаи чижей…
Япончата,
Китайчата,
Англичане и французы,
Узкоглазые тунгузы.
Итальянцы,
И испанцы,
Каждый прав и каждый виноват.
Все полны обидным снисхожденьем
И, мешая истину с глумленьем,
До конца обидеться спешат.Эти споры — споры без исхода,
С правдой, с тьмой, с людьми, с самим собой,
Изнуряют тщетною борьбой
И пугают нищенством прихода.По домам бессильно разбредаясь,
Мы нашли ли собственный ответ?
Что ж слепые наши «да» и «нет»
Разбрелись, убого спотыкаясь? Или мысли наши — жернова?
Ты не любишь иммортелей?
А видала ты у кочки
На полянке, возле елей,
Их веселые пучочки?
Каждый пышный круглый венчик
На мохнатой бледной ножке,
Словно желтый тихий птенчик, —
А над ним — жуки и мошки…
Мох синеет сизой спинкой,
Муравьи бегут из щелей,
Жестокий бог литературы!
Давно тебе я не служил:
Ленился, думал, спал и жил, -
Забыл журнальные фигуры,
Интриг и купли кислый ил,
Молчанья боль, и трепет шкуры,
И терпкий аромат чернил…
Но странно, верная мечта
Не отцвела — живет и рдеет.
Мечтают двое…
Мерцает свечка.
Трещат обои.
Потухла печка.
Молчат и ходят…
Снег бьет в окошко,
Часы выводят
Свою дорожку.
Бессмертье? Вам, двуногие кроты,
Не стоящие дня земного срока?
Пожалуй, ящерицы, жабы и глисты
Того же захотят, обидевшись глубоко… Мещане с крылышками! Пряники и рай!
Полвека жрали — и в награду вечность…
Торг не дурен. «Помилуй и подай!»
Подай рабам патент на бесконечность.Тюремщики своей земной тюрьмы,
Грызущие друг друга в каждой щели,
Украли у пророков их псалмы,
Чтоб бормотать их в храмах раз в неделю… Нам, зрячим, — бесконечная печаль,
В лесу, под наметом ветвей,
Живет удивительный житель,
Чертовски упорный строитель —
Малыш-муравей.Ныряет в траве и во мху,
Блестя лакированной спинкой,
А солнце над тонкой рябинкой
Пылает вверху.Работы вокруг на века:
То тлей подоить на бруснике,
Шоссе проложить у черники,
Убрать червяка… Но если бесстыжий сапог
Мать уехала в Париж…
И не надо! Спи, мой чиж.
А-а-а! Молчи, мой сын,
Нет последствий без причин.
Чёрный, гладкий таракан
Важно лезет под диван,
От него жена в Париж
Не сбежит, о нет! шалишь!
С нами скучно. Мать права.
Новый гладок, как Бова,
Эй, ребятишки,
Валите в кучу
Хворост колючий,
Щепки и шишки,
А на верхушку
Листья и стружку…
Спички живей!
Огонь, как змей,
С ветки на ветку
Кружит по клетке,
С Александром Куприным
(Знаменитым рыболовом!)
По пруду скользим, как дым,
Под наметом тополевым.
Я вздымаюсь на носу
И веслом каскады рою,
Он, зажав в руке лесу,
На корме сидит с блесною.
Сердце, — бешеный комок, —
Отбивает: щука-щука!
Памяти ЧеховаВ наши дни трехмесячных успехов
И развязных гениев пера
Ты один, тревожно-мудрый Чехов,
С каждым днем нам ближе, чем вчера.Сам не веришь, но зовешь и будишь,
Разрываешь ямы до конца
И с беспомощной усмешкой тихо судишь
Оскорбивших землю и Отца.Вот ты жил меж нами, нежный, ясный,
Бесконечно ясный и простой, -
Видел мир наш хмурый и несчастный,
Отравлялся нашей наготой… И ушел! Но нам больней и хуже:
Яркий цвет лесной гвоздики.
Пряный запах горьких трав.
Пали солнечные блики,
Иглы сосен пронизав.
Душно. Скалы накалились,
Смольный воздух недвижим,
Облака остановились
И расходятся, как дым…
Темно…
Фонарь куда-то к черту убежал!
Вино
Качает толстый мой фрегат, как в шквал…
Впотьмах
За телеграфный столб держусь рукой.
Но, ах!
Нет вовсе сладу с правою ногой:
Она
Вокруг меня танцует — вот и вот…
Из Гейне
Печаль и боль в моем сердце,
Но май в пышноцветном пылу.
Стою, прислонившись к каштану,
Высоко на старом валу.
Внизу городская канава
Сквозь сон, голубея, блестит,
Мальчишка с удочкой в лодке
Из ГейнеМоре дремлет… Солнце стрелы
С высоты свергает в воду.
И корабль в дрожащих искрах
Гонит хвост зеленых борозд.У руля на брюхе боцман
Спит и всхрапывает тихо.
Весь в смоле, у мачты юнга,
Скорчась, чинит старый парус.Сквозь запачканные щеки
Краска вспыхнула, гримаса
Рот свела, и полон скорби
Взгляд очей — больших и нежных.Капитан над ним склонился,
Если летом по бору кружить,
Слушать свист неведомых птиц,
Наклоняться к зеленой стоячей воде,
Вдыхать остро-свежую сырость и терпкие смолы
И бездумно смотреть на вершины,
Где ветер дремотно шумит, —
Так всё ясно и просто…
Если наглухо шторы спустить
И сидеть у стола, освещенного мирною лампой,
Баю-бай! Васик-бай!
Ты, собачка, не лай!
Ты, бычок, не мычи!
Ты медведь, не рычи!
Волк, миленький, не вой,
Петушок, дружок, не пой!
Все должны теперь молчать:
Васик хочет спать… Баю-бай! Васик-бай!
Ножками не болтай,
Глазками не моргай,
Печаль и боль в моем сердце,
Но май в пышноцветном пылу.
Стою, прислонившись к каштану,
Высоко на старом валу.Внизу городская канава
Сквозь сон, голубея, блестит,
Мальчишка с удочкой в лодке
Плывет и громко свистит.За рвом разбросался уютно
Игрушечный пестрый мирок:
Сады, человечки и дачи,
Быки, и луга, и лесок.Служанки белье расстилают
Жизнь бесцветна? Надо, друг мой,
Быть упорным и искать:
Раза два в году ты можешь,
Как король, торжествовать…
Если где-нибудь случайно, —
В маскараде иль в гостях,
На площадке ли вагона,
Иль на палубных досках, —
Ты столкнешься с человеком
Благородным и простым,
Как в бёклиновских картинах,
Краски странны…
Мрачны ели на стремнинах
И платаны.В фантастичном беспорядке
Перспективы —
То пологие площадки,
То обрывы.Лес растет стеной, взбираясь
Вверх по кручам,
Беспокойно порываясь
К дальним тучам.Желтый фон из листьев павших
О, Рахиль, твоя походка
Отдаётся в сердце чётко…
Голос твой — как голубь кроткий,
Стан твой — тополь на горе,
И глаза твои — маслины,
Так глубоки, так невинны,
Как… (нажал на все пружины —
Нет сравненья в словаре!)Но жених твой… Гром и пушка!
Ты и он — подумай, душка:
Одуванчик и лягушка,
Наше время, подлое и злое,
Ведь должно было создать нам наконец
Своего любимого героя, —
И дитя законнейшее строя
Народилось… Вылитый отец! Наш герой, конечно, не Печорин, —
Тот был ангелом, а нам нужнее бес;
Чичиков для нас не слишком черен,
Устарел Буренин и Суворин,
И теряет Меньшиков свой вес.Пуришкевич был уже пределом,
За который трудно перейти…
Жили были мышки,
Серые пальтишки.
Жил был кот,
Бархатный живот.
Пошел кот к чулану
Покушать сметану, —
Да чулан на задвижке,
А в чулане — мышки…
Сидит кот перед дверцей,
Колотится сердце, —
Лакированный, пузатый,
Друг мой, нежный и певучий,
Итальянская мандола —
Восемь низких гулких струн…
В час вечерний и крылатый
Ропот русских перезвучий —
Слободская баркарола —
Налетает, как бурун.Песня бабочкой гигантской
Под карнизами трепещет,
Под ладонью сердце дышит