Раскинулось поле волнистою тканью
И с небом слилось темно-синею гранью,
И в небе прозрачном щитом золотым
Блестящее солнце сияет над ним;
Как по морю, ветер по нивам гуляет
И белым туманом холмы одевает,
О чем-то украдкой с травой говорит
И смело во ржи золотистой шумит.
Один я… И сердцу и думам свобода…
Здесь мать моя, друг и наставник — природа.
В глуши на почве раскаленной
Береза старая стоит;
В ее вершине обнаженной
Зеленый лист не шелестит.
Кругом, сливаясь с небесами,
Полуодетыми в туман,
Пестреет чудными цветами
Волнистой степи океан.
Курганы ярко зеленеют,
Росу приносят вечера,
С младенчества дикарь печальный,
Больной, с изношенным лицом,
С какой-то робостию тайной
Вхожу я в незнакомый дом.
Но где привык, где я встречаю
Хозяйки милое лицо —
Тут все забыто: я вбегаю
Здоров и весел на крыльцо.
Вот так и здесь: я точно дома;
Мне так отрадно и тепло;
Ноет сердце мое от забот и кручин…
Уж и где ж вы, друзья? Отзовись хоть один!
Не на пир вас прошу: до пиров ли пришло!
Дорогое душе отжилось, отцвело,
Только горе живет, только горе растет, —
Уж когда ж тебя, горе, погибель возьмет?..
Безответны друзья… Только ветер шумит,
В поле ветер шумит, гром над лесом гремит,
Вспыхнет туча огнем, виден путь мой впотьмах,
Путь лежит — извился черным змеем в полях…
Отвяжися, тоска,
Пылью поразвейся!
Что за грусть, коли жив, —
И сквозь слезы смейся!
Не диковинка — пир
При хорошей доле;
Удаль с горя поет,
Пляшет и в неволе.
Уж ты как ни хвались
Умной головою —
Когда, мой друг, в часы одушевленья
Далеких лет прекрасное значенье
Предузнает восторженный твой ум, —
Как я люблю свободу этих дум!
Как радостно словам твоим внимаю,
А между тем и помню я и знаю,
Что нас судьба неверная хранит,
Что счастию легко нам изменить
Ах! признаюся, воля Ваша,
Мне надоела эта «Чаша»,
И я б благую часть избрал,
Когда б огню ее предал.
Предмет, конечно, колоссальный,
Религиозный и печальный.
Но всех элегий грустный тон
В наш век и жалок и смешон.
Скажите, где здесь совершенство?
К тому ж, что скажет духовенство?
У кого нет думы
И забот-кручины,
Да зато есть радость —
Уголок родимый.
Сядет он, усталый,
С милою женою,
Отдохнет в беседе
Сердцем и душою.
На дворе невзгода,
Свечка нагорает…
Подула непогодушка с родной моей сторонушки, —
Пришла от милой грамотка, слезами вся облитая;
Назад она прислала мне кольцо мое заветное.
Сгубили ненаглядную, сгубили — замуж выдали!
Лежит она в чужом дому, в постели жесткой при смерти,
Кладет вину и жалобу на мужа да на мачеху…
Гори огнем, добро мое! прощай, родная матушка!
Не долго быть мне, молодцу, твоей подпорой крепкою.
Уж что за день без солнышка, а жизнь без друга милого!
Не знаешь ты тоски желаний,
Прекрасен мир твоей весны,
И светлы, чуждые страданий,
Твои младенческие сны.
С грозою жизни незнакома,
Как птичка, вечно весела,
Под кровлею родного дома
Ты рай земной себе нашла.
О, сколько раз я проклинал
Позор слепого заблужденья
И о самом себе рыдал
В часы молитв и размышленья!
И как бы я благословил
В ту пору неба гром нежданный,
Когда бы этот гость желанный
Надменный ум мой поразил!..
Из библио́теки старинной
Вам том разрозненный дарю;
Я, признаюсь, морали чинной
В сатире скучной не люблю.
Она, как видно, очень мало
Задела заживо дворян:
Едва ль не лучше, чем бывало,
Они дерут своих крестьян.
Желаю вам под этой пылью
Сыскать побольше добрых лиц,
Не широк мой двор
Разгороженный,
Холодна изба
Нетопленная.
Не пошла мне впрок
Казна батюшки,
В один год ее
Прожил молодец.
Довелось бы мне
С моей удалью
Как другу милому, единственному другу,
Мой скромный труд тебе я посвятил.
Ты первый взор участья обратил
На музу робкую, мою подругу.
Ты показал мне новый, лучший путь,
На нем шаги мои направил,
И примирил с людьми, и жизнь любить заставил,
Развил мой ум, согрел мне грудь…
Я помню все! Что б ни было со мною, —
В одном себе по гроб не изменю:
Недвижимый мрамор в пустыне глухой
Лежал одиноко, обросший травой;
Дожди в непогоду его обмывали
Да вольные птицы на нем отдыхали.
Но кто-то художнику молвил о нем;
Взглянул он на мрамор - и ярким огнем
Блеснули его вдохновенные очи,
И взял он его, и бессонные ночи
Над ним проводил он в своей мастерской,
И камень под творческой ожил рукой.
День и ночь с тобой жду встречи,
Встречусь — голову теряю;
Речь веду, но эти речи
Всей душой я проклинаю.
Рвется чувство на свободу,
На любовь хочу ответа, —
Говорю я про погоду,
Говорю, как ты одета.
Не сердись, не слушай боле:
Этой лжи я сам не верю.
О, пой еще! Безумной муки
Я снова жажду до конца!
Пусть унесут святые звуки
Вседневный холод от лица.
И вновь откликнется послушно
В душе, отравленной тобой,
Что угасало равнодушно,
Что было отнято судьбой.
Воскреснут вновь былые грезы
И принесут иной весны
Приличий тягостные цепи
И праздность долгих вечеров
Оставил я для тихой степи
И тени сумрачных лесов.
Отшельник мира добровольный,
Природой дикой окружен,
Я здесь мечтою своевольной
Бываю редко увлечен:
Помоги ты мне,
Сила юная,
В роковой борьбе
С горькой долею!
Нет мне, бедному,
Ни в чем счастия,
И друзья в нужде
Меня кинули.
Невидимой цепью
Жизнь связана тесно
С таинственной смертью.
И в самом начале
Зародыша жизни
Сокрыта возможность
Его разрушенья,
И в жалких остатках
Ничтожного праха
Таятся начала
В небе радуга сияет,
Розы дождиком омыты,
Солнце в зелени играет,
Темный сад благоухает,
Кудри золотом покрыты.
Свет и тень под деревами
Переходят, как живые;
Мох унизан огоньками;
Над душистыми цветами
Вьются пчелы золотые.
Есть горе тайное: оно
Вниманья чуждого боится
И в глубине души одно,
Неизлечимое, таится.
Улыбку холодом мертвит,
Опор не ищет и не просит
И, если горе переносит, —
Молчанье гордое хранит.
Не всякому нужна пощада,
Не всяк наследовать готов
Прохладно. Все окна открыты
В душистый и сумрачный сад.
В пруде горят звезды. Ракиты
Над гладью хрустальною спят.
Певучие звуки рояли
То стихнут, то вновь потекут;
С утра соловьи не смолкали
В саду — и теперь все поют.
Поник я в тоске головою,
Под песни душа замерла…
Суровый холод жизни строгой
Спокойно я переношу
И у Небес дороги новой
В часы молитвы не прошу.
Отраду тайную находит
И в самой грусти гордый ум:
Так часто моря стон и шум
Нас в восхищение приводит.
С кем теперь мне сидеть
В опустелом дому?
Кому стану я петь
О прожитой весне?
На призывный мой клич
Не приходят друзья,
Не заводят со мной
Задушевных речей:
Успокоила их
Мать сырая земля;