1
О честиОн, честь дворянскую ногами попирая,
Сам родом дворянин по прихоти судьбы,
В ворота ломится потерянного рая,
Где грезятся ему и розги, и рабы.2
О правдивостиВсе тайны — наголо! Все души — нараспашку!..
Так люди не были правдивы никогда.
Но можно маску снять; зачем снимать рубашку?
Пусть лицемерья нет; зачем же нет стыда?
Что ж! Просто ль их теснят приличные одежды?
Иль представляются им выше наконец:
Гонитель знания — стыдливого невежды,
И робкого льстеца — отъявленный подлец? 3
О правдеДрузьям бесстыдным лжи — свет правды ненавистен.
И вот они на мысль, искательницу истин,
Хотели б наложить молчания печать —
И с повелением — безропотно молчать! 4
О приличииЧернить особенно людей он честных хочет.
Блудница трезвая, однако, не порочит
Нахально женщину за то лишь, что она — И мать хорошая, и честная жена.
Вот только где теперь встречаются примеры,
Как и в бесстыдности блюдется чувство меры.5
О духовной скудостиДля творческих идей дух времени — препона;
От лучших замыслов получится урод.
Из мрамора резцом ваяют Аполлона,
Но разве вылепишь его из нечистот?
О, жизнь!
Я вновь ее люблю
И ею вновь любим взаимно…
Природы друг, я в ней ловлю
Все звуки жизненного гимна; Я исцелен от слепоты,
Красу весны я вижу снова
И подмечаю все черты
Ее стремления живого.На ниве колос уж высок,
Уже густа трава в поляне;
Уже пчела и мотылек
С цветов сбирают много дани; Уж тень дает зеленый лес
И, полон тайны, шепчет что-то;
Уж полдень пламенный с небес
Всё кроет знойной позолотой; С душистой яблони уже
Дол убелен слетевшим цветом…
Весна стоит на рубеже,
Где ждет ее слиянье с летом.Бродить я вышел вдоль полей,
Весь впечатленьям предан внешним;
Заботы все души моей —
О настоящем и о здешнем.Забот я этих не гоню,
Иных пока не призываю, -
Весь предан солнечному дню,
Весь предан радостному маю! Кровь льется в жилах горячо;
Есть чувство бодрости и мощи;
Кукушка много лет еще
Сулит любезно мне из рощи; Привет мне добрый шлют поля,
Подобный дружбы поцелую,
И ветерок, со мной шаля,
Мне треплет бороду седую… О, жизнь! Я ею вновь любим
И вновь люблю ее взаимно…
Стихом участвую моим
Я в хоре жизненного гимна.
В лучшем из миров
Всё ко благу шествует;
Лишь от разных слов
Человек в нем бедствует.Назовешь их тьму;
Но, иных не трогая,
Например возьму:
_Убежденье строгое_.Или вот еще:
Цель избрав полезную,
То я горячо
Людям соболезную_; То я, как дитя,
За свободой_бегаю,
Шалость эту чтя
Альфой и омегою.Всем своя судьба.
С неизбежной долею
Всякая борьба —
Пустяки, не более.Ты смекай умом,
Но имей смирение;
Правила ж притом
Нет без исключения.Речь разумных лиц
Властью не карается,
Как и певчих птиц
Пенье не стесняется.Люди разве все
Мрут от истощения?
Даже и о псе
Видим попечения.Кабы всем покой,
И притом почтительно
Жить бы под рукой
Благопопечительной, Да слова забыть,
От которых бедствия…
Ах, могли бы быть
Чудные последствия! Опыт учит ждать.
Те безумны нации,
Что спешат сорвать
Плод цивилизации.Впереди — века.
Им-то что ж останется?
Пусть висит пока,
Зреет да румянится.Время подойдет —
Сам собою свалится;
И кто съест тот плод —
Век свой не нахвалится… Ныне же — доколь
Это всё устроится —
Были бы хлеб-соль
Да святая троица.
Вступил я в жизнь к борьбе готовый, -
Но скоро кончилась борьба!..
Неумолим был рок суровый
И на меня надел оковы,
Как на мятежного раба.
Покорно нес я злую долю,
И совесть робкая лгала;
Она меня на свет, на волю
Из тьмы безмолвной не звала.
Шла мимо жизнь, шло время даром!
Вотще я братьев слышал стон, -
Не ударял мне в сердце он
Больным, сочувственным ударом…
Когда теперь смотрю назад,
На время юности порочной, -
Среди пустыни, в тьме полночной
Блуждает мой печальный взгляд.
Вот мной пройденная дорога…
Ее предательский изгиб
Вел к страшной бездне!.. Много, много
Из нас погибло… Воля бога
Меня спасла, — я не погиб.
Но не стою я горделиво,
Увенчан славою побед…
Еще в душе воскресшей нет
С минувшим полного разрыва.
Я долго жил средь скверн и зол!
У их нечистого подножья
Тупела мысль, немел глагол,
Изнемогала сила божья.
Ещё я трепетом объят,
Еще болит живая рана
И на меня, как из тумана,
Виденья прежние глядят;
И, полн знакомой мне боязнью,
Еще я взгляды их ловлю,
Мне угрожающие казнью
За то, что мыслю и люблю…
Зиму жизни озаряет
Отблеск вешний. То, что было,
Юность нам напоминает;
Потому оно и мило.
Мне седьмой идет десяток;
Свой роман я кончу скоро.
В нем немало опечаток
И умышленного вздора;
Но я, путь свершая жизни,
Много слышал, много видел;
Много я в моей отчизне
И любил, и ненавидел.
Живы все воспоминанья!
Вижу в прошлом, будто ныне,
Пробужденье в нас сознанья —
Словно выход из пустыни.
Сколько ввысь и вширь стремлений!
Но задержек сколько вместе!..
Всё же болей или меней
Не стояли мы на месте.
Наконец пора приспела:
Мы прославились на деле
И в лицо Европе смело,
Как родне своей, глядели.
Но эпохи этой славной
Всё вспомянутое мною
Было, собственно, недавно;
Нынче ж веет стариною.
Мы, шагнув еще немножко,
К временам вернемся давним.
Европейское окошко
Закрывается уж ставнем.
Ржа доспехов, пыль архива
В жизни внутренней и внешней;
Звук старинного мотива;
Утро жизни; отблеск вешний…
Так всё нынче повторяет,
Что давно уж с нами было,
Юность так напоминает,
Что должно быть очень мило!
В час поздних сумерек я вышел на дорогу;
Нет встречных; кончился обряд житейский дня;
И тихий вечер снял с души моей тревогу;
Спокойствие — во мне и около меня.Вот облака ползут, своим покровом мутным
Скрывая очерки знакомых мне вершин;
Вот парус, ветерком изогнутый попутным,
В пустыне озера виднеется один.Вот к берегу струи бегут неторопливо;
Чуть слышен плеск воды и шорох тростника;
И прерывает строй природы молчаливой
Лишь мимолетное гудение жука.Нет, звук еще один я слышу; он заране
Про смерть мне говорит, пока еще живу:
То с яблонь или с груш, стоящих на поляне,
Отжившего плода падение в траву.Сурово для ума звучат напоминанья;
А сердце так меж тем настроено мое,
Что я, внимая им, не чувствую желанья
Теперь ни продолжать, ни кончить бытие.Изведал радости я лучшие на свете;
Пришел конец и им, как эта ночь пришла…
О, будьте счастливы, возлюбленные дети!
Желанье пылкое вам шлю в моем привете,
Чтоб длилась ваша жизнь отрадна и светла!..
Мне за «гражданскую» тоску
Один философ задал гонку
И прочитал мне, старику,
Нравоученье, как ребенку.«Впадать в унынье — неумно;
Смотреть на жизнь должны мы бодро,
Ведь после дня — всегда темно,
И дождь всегда сменяет вёдро.
В явленьях жизни есть черед,
Но ни добра в них нет, ни худа.
Вчера бежали мы вперед,
Сегодня пятимся покуда.
Пускай свистят бичи сатир,
Пусть ноют жалобные песни, -
Когда в дрему впадает мир,
Не разбудить его — хоть тресни!
Коль мы бесспорно признаем
Законы жизни мировые —
Под неизбежным их ярмом
Покорно склоним наши выи.
Гражданских слез логичней — смех!
Против рожна не прет философ.
Не признаю я ваших всех
Так называемых вопросов.
Плач не спасет от бед и зол.
В стихах же плач не даст и славы.
Прощайте. Dixi *».
И ушел.
Что ж! Ведь его сужденья — здравы.
Он сам — и молод, и здоров…
Какие ж могут быть причины,
Что от здоровья этих слов
Так веет запах мертвечины?
_______________
* Я кончил (лат.).- Ред.
Слова священные, слова времен былых,
Когда они еще знакомо нам звучали…
Увы! Зачем же, полн гражданственной печали,
Пред смертью не успел ты нам напомнить их?
Те лучшие слова, так людям дорогие,
В ком сердце чувствует, чья мыслит голова:
Отчизна, совесть, честь и многие другие
Забытые слова.Быть может, честное перо твое могло б
Любовь к отечеству напомнить «патриотам»,
Поднять подавленных тяжелым жизни гнетом;
Заставить хоть на миг поникнуть медный лоб;
Спасти обрывки чувств, которые остались;
Уму отвоевать хоть скромные права;
И, может быть, средь нас те вновь бы повторялись
Забытые слова.Преемника тебе не видим мы пока.
Чей смех так зол? и чья душа так человечна?
О, пусть твоей души нам память будет вечна,
Земля ж могильная костям твоим легка!
Ты, правдой прослужив весь век своей отчизне,
Уж смерти обречен, дыша уже едва,
Нам вспомнить завещал, средь пошлой нашей жизни,
Забытые слова.
Когда, ещё живя средь новых поколений,
Я поздней старости заслышу тяжкий ход,
И буря пылких чувств, восторженных стремлений
И смелых помыслов в душе моей заснет, -
Тогда с людьми прощусь и, поселясь в деревне,
Средь быта мирного, природы чтитель древний,
Я песни в честь ее прощальные сложу
И сельской тишины красу изображу.
Пойду ль бродить в полях, я опишу подробно
Мой путь среди цветов, растущих вдоль межи,
И воздух утренний, и шорох спелой ржи,
Своим движением морским волнам подобной.
Под вечер сяду ли к любимому окну, -
Я расскажу, как день на небе догорает,
Как ласточка, звеня, в лучах его играет,
А резвый воробей уже готов ко сну
И, смолкнув, прячется под общую нам крышу;
Скажу, что на заре вдали я песню слышу…
На всё откликнется мой дружелюбный стих;
Но, боже, до конца оставь мне слух и зренье,
Как утешение последних дней моих
И уж единственный источник вдохновенья!..
Скворушка, скворушка! Глянь-ко, как пышно
Дерево гибкие ветви развесило!
Солнце сверкает на листьях, и слышно,
Как меж собой они шепчутся весело.Что ж ты сидишь такой чопорный, чинный?
Что не летаешь, не резвишься, скворушка?
Хвостик коротенький, нос зато длинный,
Ножки высокие, пестрое перышко.Вскочишь на ветку, соскочишь обратно;
Смотришь лениво на листья зеленые;
Петь не поешь, а бормочешь невнятно,
Будто спросонья, слова заученные.Ты удивления, птица, достойна;
Этаких птиц на свободе не видано;
Очень уж что-то смирна и пристойна —
В клетке, знать, вскормлена, в клетке воспитана.Скворушка, скворушка, ты с непривычки
Чуешь на воле тоску и лишения;
Ты ведь не то, что все прочие птички,
Дружные с волею прямо с рождения.Вон как играют! Высоко, высоко
В небе их стая нестройная носится;
В поле, в лесу, за рекою далеко
Слышится звонкая разноголосица.
Кончено. Нет ее. Время тревожное,
Время бессонный ночей,
Трепет надежды, печаль безнадежная,
Страх и забота о ней; Нежный уход за больной моей милою;
Дума и ночи и дня…
Кончено! Всё это взято могилою;
Больше не нужно меня.О, вспоминать, одинокий, я стану ли
Ночи последних забот —
Сердце из бездны, куда они канули,
Снова их, плача, зовет.Ночь бы одну еще скорбно-отрадную!
Я бы, склонясь на кровать,
Мог поглядеть на тебя, ненаглядную,
Руки твои целовать… Друг мой, сама ты помедлить желала бы,
Лишь бы я был близ тебя;
Ты бы еще пострадала без жалобы,
Только пожить бы любя.Где ж этот зов дорогого мне голоса?
Взгляд за услугу мою?
Взгляд, когда ты уже с смертью боролася,
Всё говоривший: люблю! Эта любовь, эта ласка прощальная,
Глаз этих добрый привет…
Милая, кроткая, многострадальная,
Нет их уж более, нет!..
Орел взмахнет могучими крылами
И, вольный, отрешившись от земли,
О немощных, влачащихся в пыли,
Не думает, паря под небесами… Но, от мертвящей лжи освободясь
И окрыленный мыслью животворной,
Когда для сферы светлой и просторной
Ты, возлетев, покинешь мрак и грязь; Когда почувствуешь, как после смрадной
И долго угнетавшей тесноты
Трепещет грудь от радости, и ты
Вдыхаешь воздух чистый и прохладный, -О, ты начнешь невольно вспоминать
О доле смертных, темной и ничтожной!
Взирая сверху, будет невозможно
Тебе, счастливому, не пожелать, Чтоб братьев, пресмыкающихся долу,
Свет истины скорей освободил!..
Когда ж они, без воли и без сил,
Не будут твоему внимать глаголу, -С высот своих ты властно им кричи!
Окованных невежественным страхом,
Заставь ты их расстаться с тьмой и с прахом
И смелому полету научи!..
Как будто всё всем надоело.
Застыли чувства; ум зачах;
Ни в чем, нигде — живого дела,
И лишь по горло все в делах.Средь современности бесцветной
Вступили в связь добро и зло;
И равнодушье незаметно,
Как ночь, нас всех заволокло.Нам жизнь не скорбь и не утеха;
В нее наш век лишь скуку внес;
Нет в этой пошлой шутке — смеха;
Нет в этой жесткой драме — слез.Порой, как сил подземных взрывы,
Нас весть беды всколышет вдруг, —
И быт беспечный и ленивый
Охватят ужас и испуг.Иль вдруг родится мысль больная,
Что людям надобна война, —
И рвемся мы к войне, не зная
Ни почему, ни с кем она.Но чуть лишь мы, затишью веря,
От передряги отдохнем,
Как страх и злая похоть зверя
Уж в нас сменились прежним сном.И вновь, унылой мглой одеты,
Дни скучной тянуться чредой,
Как похоронные кареты
За гробом улицей пустой.
С тех пор как мир живет и страждет человек
Под игом зла и заблужденья, -
В стремлении к добру и к правде каждый век
Нам бросил слово утешенья.
Умом уж не один разоблачен кумир;
Но мысль трудиться не устала,
И рвется из оков обмана пленный мир,
Прося у жизни идеала…
Но почему ж досель и сердцу, и уму
Так оскорбительно, так тесно?
Так много льется слез и крови? Почему?
Так всё запугано, что честно?
О, слово первое из всех разумных слов!
Оно, звуча неумолимо,
Срывает с истины обманчивый покров
И в жизни не проходит мимо.
Да! почему: и смерть, и жизнь, и мы, и свет,
И всё, что радует и мучит?
Хотя бы мы пока и вызвали ответ,
Который знанью не научит, -
Всё будем требовать ответа: почему?
И снова требовать, и снова…
Как ночью молния прорезывает тьму,
Так светит в жизни это слово.
Одни — двуногое, пасущееся стадо,
Без дум, надежд и грёз, которых людям надо.
Не зная ни тоски, ни порываний ввысь,
Они как бы в грязи для грязи родились.
Так есть животные, которым воспретила
Природа подымать к небесным высям рыла.
Другие — до того чуждаются земли,
Что в мир неведомый из нашего ушли.
Когда их над землёй, как духов, носят крылья,
Они, с своих высот, из рога изобилья
Нам сыплют песенок летучие листки.
И ропщем мы: «Зачем, рассудку вопреки,
Нам эти пряности и эти карамели,
Меж тем как досыта и хлеба мы не ели?»
Итак — две крайности. Когда одна из двух
Иль обе вместе наш пленять желают слух —
Та хрюканьем свиным, а эта птичьей песней, —
Решить я не берусь, из них чтО интересней —
Лишь люд бы людом был! Вот отповедь моя!
А птицей и свиньей… уж птица и свинья.
Грустно смотрю я на жизнь, как в окно на ненастную осень…
Словно холодный туман, всю природу сокрывший от взора,
Нравственной мглы пелена облекает весь мир наш духовный.
Разума яркое солнце не может лучом благотворным
Эту мглу пронизать и достигнуть до нашей юдоли.
Помню: когда-то простор расстилался красиво пред нами;
Помню: виднелися нам нас зовущие вдаль горизонты…
Ныне ж: взгляну ли вокруг — ничего ниоткуда не видно,
Кроме безжизненной, серой, отвсюду нахлынувшей мути.
Жизни явленья застыли. Недвижны крылатые мысли.
Сердце любить опасается. Замерло вещее слово…
Страшно подумать, что жизнью зовется подобие смерти!
Жутко, в себя заглянув, сознать, что одни за другими
Все отлетели, поблекнув, живые когда-то надежды,
Словно в ненастную осень последние с дерева листья!..
Темная, долгая зимняя ночь…
Я пробуждаюсь среди этой ночи;
Рой сновидений уносится прочь;
Зрячие в мрак упираются очи.Сумрачных дум прибывающий ряд
Быстро сменяет мои сновиденья…
Ночью, когда все замолкнут и спят,
Грустны часы одинокого бденья.Чувствую будто бы в гробе себя.
Мрак и безмолвье. Не вижу, не слышу…
Хочется жить, и, смертельно скорбя,
Сбросить я силюсь гнетущую крышу.Гроба подобие — сердцу невмочь;
Духа слабеет бывалая сила…
Темная, долгая зимняя ночь
Тишью зловещей меня истомила.Вдруг, между тем как мой разум больной
Грезил, что час наступает последний, —
Гулко раздался за рамой двойной
Благовест в колокол церкви соседней.Слава тебе, возвеститель утра!
Сонный покой мне уж больше не жуток.
Света и жизни настанет пора!
Темный подходит к концу промежуток!
Небо висит надо мною, прозрачно и сине;
Ходят внизу облака…
Слава осеннему утру на горной вершине!
С сердца спадает тоска.Вижу далекие горы, долины, озера,
Птиц подо мною полет;
Чую, что за растущею силою взора
Сила и духа растет.Крепнет решимость — расстаться с привычкою горя,
Волю воздвигнуть мою;
Мыслью спокойной я жизнь, не ропща и не споря,
Как она есть признаю.Холодно, мрачно, пустынно без милого друга;
Нет ее нежной любви…
Что же! Быть с ласковой жизнью в ладу — не заслуга.
Жизнью скорбящих живи! Горные выси внезапную бодрость мне дали…
Друг мой, любивший меня,
Ты, чья душа мне светила в дни бед и печали
Пылом святого огня, —Благословеньем своим и теперь помоги же
Другу в духовной борьбе!
Кажется мне, в это утро, что к небу я ближе,
Ближе я также к тебе.
Я музыку страстно люблю, но порою
Настроено ухо так нежно, что трубы,
Литавры и флейты, и скрипки — не скрою —
Мне кажутся резки, пискливы и грубы.
Пускай бы звучала симфония так же,
Как создал ее вдохновенный маэстро;
И дух сохранился бы тот же, и даже
Остались бы те же эффекты оркестра;
Но пусть инструменты иные по нотам
Исполнят ее, — и не бой барабана
И вздох, издаваемый длинным фаготом,
Дадут нам почувствовать forte* и piano**.
Нет, хор бы составили чудный и полный
Гул грома, и буря, и свист непогоды,
И робкие листья, и шумные волны…
Всего не исчислишь… все звуки природы!
А пауз молчанье — заменят мгновенья
Таинственной ночи, когда, молчаливый,
Мир дремлет и грезит среди упоенья
Прохладною тьмою и негой ленивой.
* Громко, сильно (ит.).
** Тихо (ит.).
Так поиграл в слова Державин,
Негодованием объят.
А мне сдается (виноват!),
Что тем Калигула и славен,
Что вздумал лошадь, говорят,
Послать присутствовать в сенат.
Я помню: в юности пленяла
Его ирония меня;
И мысль моя живописала
В стенах священных трибунала,
Среди сановников, коня.
Что ж, разве там он был некстати?
По мне — в парадном чепраке
Зачем не быть коню в сенате,
Когда сидеть бы людям знати
Уместней в конном деннике?
Что ж, разве звук веселый ржанья
Был для империи вредней
И раболепного молчанья,
И лестью дышащих речей?
Что ж, разве конь красивой мордой
Не затмевал ничтожных лиц
И не срамил осанкой гордой
Людей, привыкших падать ниц?..
Я и теперь того же мненья,
Что вряд ли где встречалось нам
Такое к трусам и к рабам
Великолепное презренье.