На дворе не слышно вьюги,
Над землей туманный пар.
Уж давно вода остыла,
Смолк шумливый самовар.Няня старая не видит
И не слышит — всё прядет:
Мочку левую пощиплет,
Правой нитку отведет.А ребенок всё играет.
Как хорош он при огне!
И кудрявая головка
Отразилась на стене.Вот задумалася няня,
Будь, Феокрит, о прелестнейший, мной упомянут с хвалою.
Нежен ты прежде всего, но и торжествен вполне.
Ежели граций ты шлешь в золотые чертоги богатых,
Босы они, без даров, снова приходят к тебе.
Праздно сидят они снова в убогом доме поэта,
Грустно склоняя чело к сгибу остывших колен.
Или мне деву яви, когда в исступлении страсти,
Юноши видя обман, ищет Гекату она.
Или воспой молодого Геракла, которому служит
Люлькою кованый щит, где он и змей задушил.
На лес насунулися тучи,
Морозит — трудно продохнуть.
Ни зги не видно, вихрь колючий
Сугробом переносит путь.О, как он путнику несносен!
Но вот надежда — огонек
Блеснул звездою из-за сосен:
Приют знакомый недалек.Стучусь с уверенностью давней…
Знакомый голос за стеной;
Как прежде, луч, скользя меж ставней,
Ложится яркой полосой.«О, выйди! Это я!..» Напрасно!..
Кометой огненно-эфирной
В пучине солнечных семей,
Минутный гость и гость всемирный,
Ты долго странствовал ничей.И лишь порой к нам блеск мгновенный
Ты досылал своим лучом,
То просияв звездой нетленной,
То грозным, пламенным мечом.Но час и твой пробил, комета!
Благослови глагол его!
Пора свершать душе поэта
Свой путь у солнца одного, Довольно странствовать по миру,
Адриатичесвкоилены!
О, Брента…
«Евгений Онегин»Брента, рыжая речонка!
Сколько раз тебя воспели,
Сколько раз к тебе летели
Вдохновенные мечты –
Лишь за то, что имя звонко,
Брента, рыжая речонка,
Лживый образ красоты!
Я и сам спешил когда-то
Орел могучих, светлых песен!
С зарей открыл твой вещий взор,
Как бледен, как тоскливо тесен
Земного ока кругозор! Впервой ширяясь, мир ты мерил
Отважным взмахом юных крыл…
Никто так гордо в свет не верил,
Никто так страстно не любил.И, веселясь над темной бездной,
Сокрывши светлый идеал,
Никто земной в предел надзвездный
Парить так смело не дерзал.Один ты океан эфира
Когда Божественный бежал людских речей
И празднословной их гордыни,
И голод забывал и жажду многих дней,
Внимая голосу пустыни, Его, взалкавшего, на темя серых скал
Князь мира вынес величавый.
«Вот здесь, у ног твоих, все царства, — он сказал, —
С их обаянием и славой.Признай лишь явное, пади к моим ногам,
Сдержи на миг порыв духовный —
И эту всю красу, всю власть тебе отдам
И покорюсь в борьбе неровной».Но Он ответствовал: «Писанию внемли:
Какая ночь! На всем какая нега!
Благодарю, родной полночный край!
Из царства льдов, из царства вьюг и снега
Как свеж и чист твой вылетает май!
Какая ночь! Все звезды до единой
Тепло и кротко в душу смотрят вновь,
И в воздухе за песнью соловьиной
Разносится тревога и любовь.
Вот снова ночь с своей тоской бессонной
Дрожит при блеске дня.
С улыбкою мой демон искушенный
Взирает на меня.Он видит всё — улыбку, вздох и слезы.
Пусть он их видит — пусть!
Давным-давно бессонницу и грезы
Он знает наизусть.Пускай весна наряд свой пестрый кажет
И я вокруг гляжу;
Он знает всё, что сердце твари скажет,
Что людям я скажу.Ему смешно, что наперед он знает
Сердце трепещет отрадно и больно,
Подняты очи, и руки воздеты.
Здесь на коленях я снова невольно,
Как и бывало, пред вами, поэты.
В ваших чертогах мой дух окрылился,
Правду провидит он с высей творенья;
Этот листок, что иссох и свалился,
Золотом вечным горит в песнопеньи.
Последний звук умолк в лесу глухом,
Последний луч погаснул за горою…
О, скоро ли в безмолвии ночном,
Прекрасный друг, увижусь я с тобою? О, скоро ли младенческая речь
В испуг мое изменит ожиданье?
О, скоро ли к груди моей прилечь
Ты поспешишь, вся трепет, вся желанье? Скользит туман прозрачный над рекой,
Как твой покров, свиваясь и белея…
Час фей настал! Увижусь ли с тобой
Я в царстве фей, мечтательная фея? Иль заодно с тобой и ночь, и мгла
Пришла, — и тает все вокруг,
Все жаждет жизни отдаваться,
И сердце, пленник зимних вьюг,
Вдруг разучилося сжиматься.
Заговорило, зацвело
Все, что вчера томилось немо,
И вздохи неба принесло
Из растворенных врат эдема.
Ярко блестящая пряжка над белою полною грудью
Девы хариты младой — ризы вязала концы,
Свежий венок прилегал к высоко подвязанным косам,
Серьги с подвеской тройной с блеском качались в ушах,
Сзади вились по плечам, умащенные сладкою амброй,
Запах далеко лия, волны кудрей золотых.
Тихо ступала нога круглобедрая. Так Пазифаю
Юноша Сон увидал, полон желанья любви.
Крепкой обвита рукой, покраснела харита младая,
Но возрастающий жар вежды прекрасной сомкнул,
Расстались мы, ты странствуешь далече,
Но нам дано опять
В таинственной и ежечасной встрече
Друг друга понимать.Когда в толпе живой и своевольной,
Поникнув головой,
Смолкаешь ты с улыбкою невольной, —
Я говорю с тобой.И вечером, когда в аллее темной
Ты пьешь немую ночь,
Знай, тополи и звезды негой томной
Мне вызвались помочь.Когда ты спишь, и полог твой кисейный
Любо мне в комнате ночью стоять у окошка в потемках,
Если луна с высоты прямо глядит на меня
И, проникая стекло, нарисует квадраты лучами
По полу, комнату всю дымом прозрачным поя,
А за окошком в саду, между листьев сирени и липы,
Черные группы деля, зыбким проходит лучом
Между ветвями — и вниз ее золоченые стрелы
Ярким стремятся дождем, иль одинокий листок
Лунному свету мешает рассыпаться по земи, сам же,
Светом осыпанный весь, черен дрожит на тени.
На кресле отвалясь, гляжу на потолок,
Где, на задор воображенью,
Над лампой тихою подвешенный кружок
Вертится призрачною тенью.Зари осенней след в мерцаньи этом есть:
Над кровлей, кажется, и садом,
Не в силах улететь и не решаясь сесть,
Грачи кружатся темным стадом… Нет, то не крыльев шум, то кони у крыльца!
Я слышу трепетные руки…
Как бледность холодна прекрасного лица!
Как шепот горестен разлуки!.. Молчу, потерянный, на дальний путь глядя
Не тем, Господь, могуч, непостижим
Ты пред моим мятущимся сознаньем,
Что в звездный день твой светлый серафим
Громадный шар зажег над мирозданьемИ мертвецу с пылающим лицом
Он повелел блюсти твои законы,
Всё пробуждать живительным лучом,
Храня свой пыл столетий миллионы.Нет, ты могуч и мне непостижим
Тем, что я сам, бессильный и мгновенный,
Ношу в груди, как оный серафим,
Огонь сильней и ярче всей вселенной.Меж тем как я — добыча суеты,
Опять весна! опять дрожат листы
С концов берез и на макушке ивы.
Опять весна! опять твои черты,
Опять мои воспоминанья живы.Весна! весна! о, как она крепит,
Как жизненной нас учит верить силе!
Пускай наш добрый, лучший друг наш спит
В своей цветами убранной могиле, —Он говорит: «Приободрись и ты:
Нельзя больной лелеять два недуга».
Когда к нему ты понесешь цветы,
Снеси ему сочувствие от друга.Минувшего нельзя нам воротить,
Когда б в полете скоротечном
Того, что призывает жить,
Я мог, по выборе сердечном,
Любые дни остановить, —Порой, когда томит щедротой
Нас сила непонятно чья,
На миг пленился б я заботой
Детей, прудящих бег ручья, И, поджидая и ревнуя,
В пору любви, в тиши ночной,
Я под печатью поцелуя
Забыл заре воскликнуть: «Стой!»Перед зеленым колыханьем
Нетленностью божественной одеты,
Украсившие свет,
В Элизии цари, герои и поэты,
А темной черни нет.Сама Судьба, бесстрастный вождь природы,
Их зыблет колыбель.
Блюсти, хранить и возвышать народы —
Вот их тройная цельРавно молчат, в сознании бессилья,
Аида мрачный дол
И сам Олимп, когда ширяет крылья
Юпитера орел.Утратя сон от божеского гласа,
Та же звездочка на небе,
Та ж внизу течет река, —
Смолк давно лишь голос милый,
Радость сердца далека!
Эхо вторит мне уныло:
Далека! Тот же в роще молчаливой
Бьет веселый, светлый ключ;
Но отрадный лик былого
Не проглянет из-за туч!
Грустно шепчет эхо снова:
Ещё вчера, на солнце млея,
Последним лес дрожал листом,
И озимь, пышно зеленея,
Лежала бархатным ковром.
Глядя надменно, как бывало,
На жертвы холода и сна,
Себе ни в чем не изменяла
Непобедимая сосна.
Под палаткою пунцовой,
Без невольников, один,
С одалиской чернобровой
Расстается властелин.— Сара, гурия пророка,
Солнце дней, источник сил,
Сара, утро недалеко —
И проснется Азраил.Где-то завтра после бою
Снова ноги подогну
Иль усталой головою
Беззаботно отдохну? С новой ночью, с новой кущей,
На заре ты ее не буди,
На заре она сладко так спит;
Утро дышит у ней на груди,
Ярко пышет на ямках ланит.
И подушка ее горяча,
И горяч утомительный сон,
И, чернеясь, бегут на плеча
Косы лентой с обеих сторон.
Молчи, поникни головою,
Как бы представ на страшный суд,
Когда случайно пред тобою
Любимца муз упомянут! На рынок! Там кричит желудок,
Там для стоокого слепца
Ценней грошовый твой рассудок
Безумной прихоти певца.Там сбыт малеванному хламу,
На этой затхлой площади, —
Но к музам, к чистому их храму,
Продажный раб, не подходи! Влача по прихоти народа