Если вас столкнули с пьедестала,
Не забудьте позу поменять.
На земле быть шаржем не пристало,
Шаржем на утраченную стать.
Жизнь проста… Чем выше ты вознесся,
Тем больнее падать с высоты.
А карьера — нечто вроде кросса,
Не сходи с дистанции в кусты.
Сколько видел я таких отставших,
Неудачей брошенных в нули…
Что же натворили мы с Природой?
Как теперь нам ей смотреть
В глаза?
В темные отравленные воды,
В пахнущие смертью небеса.
Ты прости нас,
Бедный колонок.
Изгнанный,
Затравленный,
Убитый…
Белый цвет — он многих красок стоит.
Первый снег и майские сады.
Ты не расстаешься с красотою,
Хоть виски, как этот снег, седы.
Чудное время — восточная осень…
Дали прозрачны и пальмы грустны.
Красное море на берег выносит
Тихие ритмы лазурной волны.
Пишет Природа поэму раздумий,
Мудрую сказку о нас и себе.
И в тишине, и загадочном шуме
Видятся мне перемены в судьбе.
Как жаль матерей российских,
Рожающих сыновей
Для будущих обелисков
На горькой земле моей.
Моя душа в печальной эмиграции.
Я эмигрировал из пошлости и зла.
Страна моя, —
Как спертый воздух в карцере,
Где нас навек одна судьба свела.
Дождь перестал стучаться в окна.
И стало тихо, как в раю.
Береза, что насквозь промокла,
Склонилась в сторону мою.
Увы, но осень на пороге
С ее дождями и тоской.
И вновь в назначенные сроки
Жара уходит на покой.
Нам Эйнштейн все объяснил толково,
Что не абсолютен результат.
И порою вежливое слово
Много хуже, чем привычный мат.
Рано нас покидают дети.
И отсрочек нам не дают.
Им дороже костры да ветер,
Чем родной уют.
Пусть уходят, куда им хочется.
Строить, странствовать…
В добрый час!
Пусть уходят из дома отчего,
Оставаясь в сердцах у нас.
Он глупостью означил простоту,
Которая распахивает душу.
Не заходите лишь за ту черту,
Где невозможно ни читать,
Ни слушать.
Ведь Пушкин сам в стихах предпочитал
Быть искренним, открытым, честным крайне.
Поэма то иль горький мадригал, —
Торил он ими путь
К взаимопониманью.
Не должны мы каяться за тех,
Кто Россию нашу испоганил.
Если уж и есть на ком-то грех, —
Ясно — не на Марье да Иване.
Сколько их, прошедших через власть,
Нуворишей — молодых и старых —
Поживилось от России всласть,
Так, что и на хлеб нам не осталось.
Мы не станем каяться за тех,
Кто был избран нашей общей волей.
Поэзия в опале.
В забвенье имена.
О, как мы низко пали.
Как пала вся страна.
И что теперь мне делать
Без помыслов своих?
И вскинут флагом белым
Мой одинокий стих.
Сиреневое пламя миндаля
Заполыхало возле наших окон.
Хотя еще средина февраля,
Но дни уже под властью солнцепека.
Не хочется отсюда уезжать
В заснеженную шумную столицу…
Стараюсь солнце в сердце удержать,
Чтоб, возвратясь, с друзьями поделиться.
Вчерашние клерки
Пробились во власть.
Дремучие неучи
Стали элитой.
Теперь не властители дум
Знамениты.
А те,
Кто Россию сумел обокрасть.
Я первый свой автограф
Дал в семнадцать лет.
Такому же юнцу,
Влюбленному в поэзию.
Не думал я тогда,
Что буду стар и сед.
Живя в стихах и празднично,
И весело.
А время шло…
И сквозь его туман
Я с женщинами спорить не могу.
Не потому,
Что все переиначат.
А потому,
Что лошадь на скаку
Не стоит останавливать…
Пусть скачет.
Ельцин попросил прощенья у народа.
Есть за что… Народ с ним обнищал.
И к тому ж он многого не додал,
Что когда-то людям обещал.
И страну из кризиса не вывел,
Хоть изображали торжество.
По-хозяйски вовремя не вымел
Сор из окруженья своего.
Он еще просить прощенья должен
У солдатских вдов и матерей…
Мы — скаковые лошади азарта.
На нас еще немало ставят карт.
И, может быть,
Мы тяжко рухнем завтра.
Но это завтра.
А сейчас — азарт.
Если женщина исчезает,
Позабыв, что она твой друг, —
Значит, мир ее кем-то занят.
До былого ей недосуг.
Если женщина пропадает,
Не веди с ней ревнивый торг.
Значит, кто-то другой ей дарит
Непонятный тебе восторг.
И да будет счастливым
Грядущее время!
А когда нас не станет, —
Не делайте вид,
Будто не было нас…
В землю брошено семя.
Собирать урожай
Вам еще предстоит.
Одни занимают посты.
Другие сжигают мосты.
К кому-то плывут барыши,
А кто-то считает гроши.
Сказал мне вальяжный банкир,
Из новых — крутой и дремучий,
Что так уж устроен наш мир —
Не спи и надейся на случай.
А шансы у всех, мол, одни.
«Вот я исхитрился, мне — «Браво!»
Отшумели выборы…
Распродан
Весь пиар и весь рекламный бум.
Власть предпочитает быть с народом
С голубых экранов и трибун.
А Россия так же в бедах корчится.
Негодует, мучится, скорбит.
Вымирает в гордом одиночестве
От недоеданья и обид.
Вновь Россию краснобаи кинули,
Из тех троих, что в Беловежской пуще
Соображали развалить Союз,
Один был много и хитрей, и круче,
Поскольку знал — какой валили груз.
И рухнула великая держава,
И злоба полетела ей вослед,
Как будто не она в узде держала
Непрочный мир молчанием ракет.
И радовались в западных спецслужбах,
Что план их был так быстро претворен.
Единственный в мире театр «Ромэн».
Не будет и нет ему равных замен.
Где так безупречен главреж и красив!
И столько с ним рядом божественных Див.
Блистают таланты, слова и глаза.
И в каждом спектакле свои чудеса.
Спасибо театру, что так знаменит!
И всем, кто искусство творит и вершит.
Мы с вами становимся много добрей,
Светлеем душою в мороке своей.
Лето расплакалось перед разлукой,
Перед уходом на долгие дни.
Гром громыхал одиноко и глухо.
Лето просил я — «Повремени…»
Вслед ему шумно торопится осень,
И перекрашивает тополя.
Скоро они это золото сбросят
И подурнеет внезапно земля.
Улицы станут печальны и строги.
И поседеет знакомый пейзаж.
Безголосая певица
Исполняет пошлый текст.
Мир успел перемениться,
Если в этом есть эффект.
Если кто-то перепутал
Эту пошлость с красотой.
Если нравится кому-то
Вместо розы сухостой.
Царило на земле средневековье.
Мне кажется — я помню с той поры,
Как честность молча истекала кровью
И молча поднималась на костры.
Я помню все — и одержимость судей,
Судивших тех, кто был не виноват.
Судивших братьев, как врагов не судят,
Как в бешенстве бьют зверя наугад.
Неистовствуя, только бы не думать,
Грех возложив на совесть топора,
Нелегко сейчас земле моей —
Ей давно бы надо спать под снегом.
Но декабрь теперь пора дождей.
Что там происходит
С нашим небом?!
Скоро Новый год, а за окном
Тусклая осенняя погода.
Ночью — дождь.
И так же было днем.
Может, поменяли время года?
Чтоб не было богатых никогда
Мы свергли их
Под гром оркестров медных.
Кого свергать, чтобы не стало бедных?
Пока нас всех не свергнула нужда…
Деревья инеем покрыты.
И лес, понурившись, стоит,
Как будто холодок обиды
В своем молчании таит.
Еще нет снега…
Только иней.
И нет зимы, а стынь одна.
И ствольный град,
Казалось, вымер —
Такая в граде тишина.
Дождь барабанит в окна, словно мент.
А ветер, как тупой московский пристав,
Нетерпелив, настырен и неистов,
Шумит, надеясь улучить момент,
Когда восторжествует власть его
И он сорвет иль уничтожит что-то.
О, как же опрометчива Природа,
Одобрив это злое торжество.
Но вот уже светлеет небосвод.
Наверно, скоро стихнет непогода.
Глядит на мир, недобро усмехаясь,
Накаченный бездельник и дебил.
Сегодня он охотник, завтра — заяц…
Не разберешься — кто кого убил.
Откуда это племя появилось?
И кем оно приходится стране,
Что вся Россия им сдалась на милость,
Хоть «милость» эта высока в цене.
Как быстротечна жизнь…
Казалось, что вчера
Отметил я свое тридцатилетие.
И вдруг пришла обидная пора,
Где прожитые годы все заметнее.
Но сколько бы ни миновало лет,
Считаю их без горечи и ужаса.
Не по нежданным датам горьких бед,
А по счастливым дням любви и дружества.
Как девальвируется слово…
Забыв величие свое,
Оно сорваться с губ готово,
Как с колокольни воронье.
Им не спастись и не согреться.
И где оно — не все ль равно.
Коль золотым запасом сердца
Не обеспечено оно.
Как на земле сейчас тревожно!
И все страшней день ото дня.
Не потому ль один и тот же
Кошмар преследует меня.
Как будто я смотрю в окошко,
Где сажей в космосе пыля,
Как испеченная картошка
Несется бывшая земля.