Собака Кошку съела,
Собаку съел Медведь,
Медведя — зевом — Лев принудил умереть,
Сразити Льва рука Охотничья умела,
Охотника ужалила Змея,
Змею загрызла Кошка.
Сия
Вкруг около дорожка,
А мысль моя,
И видно нам неоднократно,
Что всё на свете коловратно.
Высокой толстой боров
Был добрая свинья, да лишь имел он норов:
Он был не малъ;
От етова он был великой самохвал,
И говорит медведю:
Коль я к тебе себя, дружечик, присуседю,
Так ты тогда не убежишь,
Свиненком нашим завизжишь.
Доволен, тот сказал, я силою своею;
Однако я тебе не покажуся с нею,
И не сражуся со свиньсю.
Бегут Разбойники за мужиком:
Разбойничий устав знакомъ;
Они людей не нежут,
Да режутъ;
А дом
Далек, от мужика, так он как будто к другу,
К медведю убежал от ужаса в берлугу.
Он ел тут пил и спал:
Медведь на мужика покорна не напал
И напоил ево и напитал.
Мужик по утру рано встал,
Пришол домой и извещаетъ;
Медведь вот там и там,
И тамо показать медведя обещает.
Пошли с оружием крестьяне к тем местам:
Мужик медведя кажетъ;
Но что медведь мой скажетъ?
Перепугал медведь безстрашных сих солдат,
И каждый убежать с оружием был рад.
еМедведь их гонит,
Но все к отмщению желанье только клонит:
Поймал предателя и говорит:
Подобно и тебя мой другш благодарит,
И лапой мужику медведь расквасил рожу,
А после содрал он с нево еще и кожу.
В Москве случилося медведю побывать.
Какую в городе иметь ему отраду?
Он отдан маскараду,
Учиться танцовать:
А маскарады не наскучат,
Хотя и ни чему они и не научат:
А музыканты вить не мучат,
Они здоровья не вредят,
Хотя ево и не щадят,
За деньги вить дурят.
Плясать медведь изрядно научился;
А в протчем тут не льзя ни в чем искусным быть;
Тут должно все дела прямыя позабыть.
Со маскарадом сей танцовщик разлучился,
На полполушки тут он дела не нашел,
И тайно он ушел.
Во маскарадах он испорченной вздурился,
В танцовщика со всем медведь перетворился.
В леса ушсл и пляшет там
По всем местам.
Медведи ето видят,
И ремесло они безпрочно ненавидят,
И думают они, на что в Москве оно,
Ни хлеб, ни каша то, ни пиво, ни вино,
К чему там учатся такому ремеслу;
Мы лутче подражать хотим ослу;
Тот воду возитъ;
А ето ремесло ни греет, ни морозит,
И прибыли в нем нет на свете ни какой
И скажем то мы смело:
К чему преславной град такой
В такое мелкое вмешался дело?
Иль скуки чем иным не можно утолить,
Не лутче ли сию забаву отдалить?
Два друга, как два брата, жили,
Иль лучше и тово.
Не мог быть ни час один без одново.
О чем между себя они ни говорили,
Друг от друга не крыли,
Ничево.
И никогда они друг другу не грубили;
Казалося что-то Дамон с Питием были.
За неприятеля кто почитал ково;
Так неприятеля ево,
И тот имел за своево.
Гуляли, ели вместе, вместе пили,
И может быть что вместе и любили.
То больше и всево.
И клятвы сохранять хотели непреступно,
Чтоб жить и умереть им купно.
Случилось им,
Быть некогда в лесу одним,
И на медведя тут они попали;
Хоть встречи таковой себе не ожидали.
Ужасной был медведь.
Так вместо чтоб робеть;
Толико сколько можно,
Им защищаться должно;
А как не станет сил, обеим умереть;
Однако толстой дуб в том месте прилучился;
Один из них забылся,
Как другу он божился,
И на дуб взлес,
А клятвы все с собой на самой верьх унес.
Другой на смерть остался,
И следственно, что он гораздо испужалея:
Ково не устрашит суперник таковой?
Не чаял больше он прийти к себе домой.
Злой зверь,
Домой не отпускает.
Медведь не разсуждает,
Об етом никогда,
Что надобно с домашними проститься.
Пришла беда.
Нещастливой слыхал, что мертвым притвориться,
В таком случае надлежит.
Пал, притворяется, что будто мертв лежит,
Медведь у мертваго всю голову лобзает,
И в нем дыхания не обретает.
Понюхал и пошел,
И чаял, говоря, живова я нашел.
Ушел медведь из глаз, слез храбрый воин с дуба.
И стала радость быть ему сугуба;
И друга своево опять он получил,
И клятвы он не преступил,
Чтоб вместе умереть, как сказано то прежде;
А что бы вместе жить, он в крепкой был надежде.
Был рад, и что был рад, он другу то открыл,
И спрашивал ево, что в уши говорил
Медведь ему за тайну.
Тот отвечал ему: чтоб дружбу обычайну,
Я дружбой не считал,
И чтоб я впредь друзей при нужде узнавал.