Найдено стихов - 5.
Все стихи показаны на одной странице.
Прокручивайте страницу вниз, чтобы посмотреть все стихи.
Безперестанно я горя в любви стонаю,
Прелестной красотой дух сердце приманя:
Не знаю для чево не любиш ты меня:
Ответь был : и сама я етова не знаю.
В пресильном я любви горю к тебе огне,
Равно как ты горишь любезный муж ко мне:
Себя не так люблю как мужа дарагова;
Но во сто больше раз еще люблю другова.
К себе влюбяся ждет Аргелии пастух ,
Котораго она поколебала дух .
Так паство ждет весны, земледельцы жнива,
Снять то, что сев сулит и обещает нива.
Пастух разгорячен пастушкою горит ,
И ждав ее в шалаш он ето говорит :
Восточная зезда, вид лутчий темной ночи,
Взойди, взоиди скоряй и освети мне очи!
Тобою данная палит мою кровь речь;
Прийди прийди скоряй, не дай мне сердца сжечь!
Я мышлю о тебе, я весь горю тобою,
И не владею я уж более собою;
Так ты мне слово давь, меня не обмани,
И слова даннаго ты мне не отмени!
Ты сердцу моему утехи предвещала;
К Павзанию прийти ты в рощу обещала,
И поручить ему прелестныя красы:
Я жду минуты той как ждут луга росы,
Как ждут на секокос себе с косою ведра,
Или ужину с нив и умолота щедра.
Воображаю я красу твою себе,
И прилепляюся я мысленно к тебе:
В изнеможении я страсти не креплюся;
Что ж будет , как к тебе я действом прилеплюся!
Восхитишь ты мою воспламененну кровь,
Взойдет на вышшую степень моя любовь,
Как солнце до сего дошед жарчайта знака,
Который на лугах зовем мы знаком рака.
Но естьли не прийдешь ты к етой стороне,
Иль будешь ты пришед сопротивляться мне;
Так будешь моему всево ты сердцу зляе,
Колико ты. Всево на свете мне миляе.
Подобно из земных исходит тако недр ,
Ко Флоре на луга противный бурный ветрь:
А я красавицы приход моей считаю,
Часами, в кои я как снег весной растаю.
Но се идет она ево увеселить:
Идеть она к нему, кровь больше воспалить.
И усугубити ему в любови щастье,
Разсыпать непогодь и разогнать ненастье,
Сама любовию нежнейшею горя:
По буре всходит так на небеса заря,
И дня приятнаго пгеддверие являет ,
А ожиданьемь дня уже увеселяет .
Отпрыгивает так быть веткою сучок ,
Так кажеть листики цветка очамь пучок ,
В густейши он идеть с любовницею тени,
Аргелию к себе сажаеть на колени.
Павзаний стыдно мне, что я пришла к тебе:
Не представляла я сей робости себе,
В которую меня отважности ввергают :
К закланью агницы не сами прибегают ,
Не преклоняются к сорванию цветы.
О коль я дерзостна, коль дерзостен и ты!
Ни рдись не трепещи, что я тебя милую,
И чувствуй лишь любовь! И так тебя целую.
Но ты целуешься и жмуряся глядишь.
Я жмурюсь от тово, что ты меня стыдишь.
Спокой любезная свои дрожащи члены;
Едины только зрять сие древа зелены.
Я в дерзости моей стыжуся и тебя,
И лип и сей травы, и ах , сама себя.
Но стыд Аргелию хотя и поражает ;
Однако жар ея и больше умножает .
Дух весь в Аргелии любовью воспылал ,
И исполняется, чево пастухь желал .
Гуляя говорит Евлампий Зелониде:
Я все зрю прелести в твоем пастушка виде:
Не толь украшенны сея реки брега,
Не цветоносныя зеленыя луга,
Ни рощи липовы с лужайками своими:
Прекрасны хоть они; не ослепляюс ими:
А на тебя когда пастушка я взгляну,
Почувствую я жар , почувствуя вздрогну.
Не вижу красоты подобной в лучшем цвете:
Мне мнится что всево прекрасняй ты на свете;
И естьли я когда тебя драгая зрю;
Тревогу чувствую и весь тогда горю:
А прелести твои мой ум превозмогають,
И мысли, как магнить, железо притягают :
Как тучная трава к себе стада влечет ,
Мой ум какь быстрый ток к тебе стремясь течет :
Подобно так летят цветы увидя пчелы,
Или по воздуху так пущенныя стрелы;
Однако от тово спокойство я гублю,
Скажи, пастушка мне: и я тебя люблю.
Сама я, может быть, не меньше ощущаю,
И дух тобою мой не меньше восхищаю.
Довольно я тебе приятности кажу;
А что тебя люблю, во веки не скажу.
Тревогу ты мою драгая сим сугубишь;
Однако мнится мне: меня ты мало любишь.
Я мало ли люблю, пастух дознайся сам :
С тобою всякой день гуляю по лесам ,
С тобою я одним хожу во все дороги,
И при тебе одном я в речке мою ноги:
Когда поутру ты во мой шалаш войдешь,
В рубашке только ты один меня найдешь:
Как будто с девушкой я в те часы бываю,
И что мущина тут , я часто забываю.
Так любишь очень ты? Да етова не мни,
Чтоб кончилнсь тобой мои девичьи дни.
К чему же солнца свет , коль град с небес валится,
К чему и ласка мне, коль жар не утолится?
Не сносно время то, мучительны часы,
В которыя я зрю прелестныя красы,
Когда они меня лиш только истощают ,
И мне спокойствия ни чем не возвращают :
И естьои от того мне только умереть;
Так я от сих часов тебя не буду зреть.
И овцы в жаркий день палимы небесами,
От жара лютаго скрываются лесами:
Убежище овцам во рощах хладна тень;
А я тобой горю и во прохладный день.
Колико я с тобой дружна, толь мне противно,
Что столько ты упрям : а то мне очень дивно,
Что ты моих речей не можешь понимать.
Но естьли должно мне пастушки не замать;
Так речи мне твои любезная жестоки;
Коль пити не могу, на что мне вод потоки?
Довольно я тебе что делати кажу:
Послушай, я еще ясняй тебе скажу:
Пшеница на овин без жатвы не дается,
И само ни кому питье в уста не льется:
В силки приманою влетает воробей.
Ты щастлив , я твоя, а ты еще рабей.
Влюбленна пастуха страсть больше не терзает ,
А он осмелився на все уже дерзает .
Близ паства у лугов и рощ гора лежала,
Под коей быстрых вод, шумя, река бежала,
Пустыня вся была видна из высоты.
Стремились веселить различны красоты.
Во изумлении в луга и к рощам зряща
Печальна Атиса, на сей горе сидяща.
Ничто увеселить его не возмогло;
Прельстившее лицо нещадно кровь зажгло.
Тогда в природе был час тихия погоды:
Он, стоня, говорит: «О вы, покойны воды!
Хотя к тебе, река, бывает ветер лих,
Однако и тебе есть некогда отдых,
А я, кого люблю, нещадно мучим ею,
Ни на единый час отдыха не имею.
Волнение твое царь ветров укротил,
Мучителей твоих в пещеры возвратил,
А люту страсть мою ничто не укрощает,
И укротить ее ничто не обещает».
Альфиза посреди стенания сего
Уединение разрушила его.
«Я слышу, — говорит ему, — пастух, ты стонешь,
Во тщетной ты любви к Калисте, Атис, тонешь;
Каких ты от нее надеешься утех,
Приемлющей твое стенание во смех?
Ты знаешь то: она тобою лишь играет
И что твою свирель и песни презирает,
Цветы в твоих грядах — простая ей трава,
И песен жалостных пронзающи слова,
Когда ты свой поешь неугасимый пламень,
Во сердце к ней летят, как стрелы в твердый камень.
Покинь суровую, ищи другой любви
И злое утоли терзание крови!
Пускай Калиста всех приятнее красою,
Но, зная, что тебя, как смерть, косит косою,
Отстань и позабудь ты розин дух и вид:
Всё то тебе тогда гвоздичка заменит!
Ты всё пригожство то, которо зришь несчастно,
Увидишь и в другой, кем сердце будет страстно,
И, вспомянув тогда пастушки сей красы,
Потужишь, потеряв ты вздохи и часы;
Нашед любовницу с пригожством ей подобным,
Стыдиться будешь ты, размучен сердцем злобным».
На увещение то Атис говорит:
«Ничто сей склонности моей не претворит.
Ты, эхо, таинства пастушьи извещаешь!
Ты, солнце, всякий день здесь паство освещаешь
И видишь пастухов, пасущих здесь стада!
Вам вестно, рвался ль так любовью кто когда!
Еще не упадет со хладного снег неба
И земледелец с нив еще не снимет хлеба,
Как с сей прекрасною пустыней я прощусь
И жизнию своей уж больше не польщусь.
Низвергнусь с сей горы, мне море даст могилу,
И тамо потоплю и страсть и жизнь унылу;
И если смерть моя ей жалость приключит,
Пастушка жалости пастушек научит,
А если жизнь моя ко смеху ей увянет,
Так мой досады сей дух чувствовать не станет».
— «Ты хочешь, — говорит пастушка, — век пресечь?
Отчаянная мысль, отчаянная речь
Цветущей младости нимало не обычны.
Кинь прочь о смерти мысль, к ней старых дни приличны,
А ты довольствуйся утехой живота,
Хоть будет у тебя любовница не та,
Такую ж от другой имети станешь радость,
Найдешь веселости, доколе длится младость,
Или вздыхай вокруг Калистиных овец
И помори свою скотину наконец.
Когда сия гора сойдет в морску пучину,
Калиста сократит теперешну кручину,
Но если бы в тебе имела я успех,
Ты вместо здесь тоски имел бы тьмы утех:
Я стадо бы свое в лугах с твоим водила,
По рощам бы с тобой по всякий день ходила,
Калисте бы ты был участником всего,
А шед одна, пошла б я с спросу твоего,
Без воли бы твоей не сделала ступени
И клала б на свои я Атиса колени.
Ты, тщетною себе надеждою маня,
Что я ни говорю, не слушаешь меня.
От тех часов, как ты в несчастну страсть давался,
Ах, Атис, Атис, где рассудок твой девался?»
Ей Атис говорит: «Я всё о ней рачил,
Я б сердце красоте теперь твоей вручил,
Но сердце у меня Калистой взято вечно,
И буду ею рван по смерть бесчеловечно.
Любви достойна ты, но мне моя душа
Любить тебя претит, хоть ты и хороша.
Ты песни голосом приятнейшим выводишь
И гласы соловьев сих рощей превосходишь.
На теле видится твоем лилеин вид,
В щеках твоих цветов царица зрак свой зрит.
Зефиры во власы твои пристрастно дуют,
Где пляшешь ты когда, там грации ликуют.
Сравненна может быть лишь тень твоя с тобой,
Когда ты где сидишь в день ясный над водой.
Не превзошла тебя красой и та богиня,
Которой с паством здесь подвластна вся пустыня;
А кем я мучуся и, мучася, горю,
О той красавице тебе не говорю,
Вещая жалобы пустыне бесполезно
И разрываяся ее красою слезно.
Ты волосом темна, Калиста им руса,
Но то ко прелести равно, коль есть краса».
Альципа искусить Калиста научила,
А, в верности нашед, себя ему вручила.