Радость — резвая гризетка —
Посидит на месте редко…
Раз-другой поцеловала —
И, гляди, уж убежала!
А старуха Горе дружно
Приласкает, приголубит:
Торопиться ей не нужно —
Посидеть с работой любит.
На той на горе на высокой
Есть замок, на замке шпиц.
Живут там три девицы,
А я люблю трех девиц.
В субботу целует Иетта,
В воскресенье — Юлия,
В понедельник — Кунигунда,
И жмет к груди меня.
А во вторник был там праздник,
На горе, у моих девиц.
В возках, верхом, в каретах
Наехало много лиц.
Меня туда не позвали,
А тут-то и вышел грех,
Заметили тетки и дяди —
И подняли их на смех.
На горе высокий за̀мок,
За̀мок миленький построен;
В нем три барышни красотки —
Их любви я удостоен.
В воскресенье был я с Женни,
В понедельник Кет любила,
А во вторник Кунигунда
Чуть меня не задушила.
В среду в за̀мке бал давали
Эти барышни; толпами
К ним сезжалися соседи
В экипажах и верхами.
Но меня вы не позвали —
И сглупили! Все, конечно,
Тетки-кумушки смекнули
И хихикали сердечно.
Вот снова незваная гостья —
Слеза на реснице дрожит…
Одна она только осталась
И взор мой порою мутит.
Подруги слезы запоздалой
Исчезли одна за другой…
Исчезли как радость и горе —
Их высушил ветер ночной.
И звезды, те синие звезды,
Что так улыбалися мне…
Что радость и горе дарили,
Угасли навек и оне.
И даже любви в этом сердце,
Давно охладелом уж нет.
Скорей же слеза, о скорее
И ты укатись им вослед!
На вершине каменистой
Замок, в сумрак погружен,
А в долине блещут искры,
Светлой стали слышен звон.
Это братьев кровных злоба
Грудь о грудь свела в ночи;
Почему же бьются оба,
Обнажив свои мечи?
То Лаура страстью взора
Разожгла пожар в крови.
Оба знатные синьора
Полны пламенной любви.
Но кому из них обоих
Суждено ее привлечь?
Примирит кровавый бой их,
Разрешит их распрю меч.
Оба бьются, дики, яры,
Искры блещут, сталь звенит.
Берегитесь! Злые чары
Мгла полночная таит!
Горе вам, кровавым братьям!
Горе! Горе! Кровь ключом!
Оба падают с проклятьем,
Пораженные мечом.
Век за веком поколенья
Исчезают в бездне мглы;
Старый замок в запустенье
Смотрит сверху, со скалы.
Но в долине, под горою,
Неспокойно, говорят:
Там полночною порою
Насмерть с братом бьется брат.
Лежал и спал я, сладко спал,
Без горя, без скорбей;
И снова образ увидал
Красавицы моей.
Вся, как из мрамора, бела
И дивных чар полна;
Жемчужный блеск очей; с чела
До плеч кудрей волна.
Созданье, мрамора бледней,
Так тихо, тихо шло,
Созданье, мрамора бледней,
Мне к сердцу прилегло.
От горя, счастья я вздохнуть
Не в силах, сердце жжет!
Не бьется девы чудной грудь,
Холодная, как лед.
«Не бьется, правда, грудь моя,
Холодная, как лед;
Но рай любви, но власть ея
В моей душе живет.
«Румянца нет уж на щеках,
Не льется в сердце кровь;
Но не дрожи, гони свой страх,
Возьми мою любовь!»
И пылко, больно обвила
Меня рукой она…
Пропел петух — ушла, нема
И мраморно бледна.
Все сладкое, все, что так манит собой,
Я все перенюхал на кухне земной;
Чем славится мир наш, чем может гордиться,
Я всем понемножку успел насладиться:
Я кофе пивал, пирожки поедал,
Я сахарных кукол взасос целовал;
Жилетки и фраки на мне то и дело
Менялись. А что в кошельке-то звенело!
Как Геллерт, я мчался на борзом коньке,
И строил я замки себе вдалеке;
Лежал на лужайке я, прозванной счастьем,
И солнце светило мне с жарким участьем,
И был я увенчан лавровым венком,
И мозг обвивал мне душистым он сном —
То грезой над розой, то грезой над маем,
То грезой, что только вот я нескончаем,
Что только для сумерек создан был день,
Что мне умирать не пора, да и лень.
Воистину смерть и могила — пустое,
Коль прямо вам в рот ниспадает жаркое,
С небес, на пурпуровых крыльях зари…
Да грезы-то — мыльные все пузыри —
Мои перелопались… Вот и лежу я
На терниях свежих, стеня и тоскуя.
Все члены мои ревматизмом громит,
В душе моей — горе, в душе моей — стыд;
С весельем моим и с моим наслажденьем —
Досадою квит я, и квит — сожаленьем.
Мне подали желчи; пропяли стопы,
Меня беспощадно кусали клопы;
Заботы кусали меня наипаче —
Я должен был брать, да и брать без отдачи,
Кривя и умом, и душою моей,
У юношей светских, у старых камей…
Ну, словом, у всех, что богато во граде,
Я, кажется, даже просил христа-ради.
Теперь я устал на тяжелом пути,
Мне ношу хоть в гроб бы, да только б снести.
Прощайте! горе мы, любезные братья,
Сомненья нет, приймем друг друга в обятья.
Вся кровь взметнулася во мне,
И сердце в яростном огне!
Кипит неистовая кровь,
Пылает сердце вновь и вновь.
В крови кипенье, гул и звон.
Я нынче видел страшный сон:
Ко мне сошел властитель тьмы,
И с ним вдвоем умчались мы.
И вот сияет светом дом,
Внутри веселье, дым столбом,
И звуки арф, и шумный бал;
И я вступил в блестящий зал.
Я вижу свадебный обряд, —
Гостей теснится шумный ряд,
И я в невесте узнаю —
О горе! — милую мою!
Она, что так была светла,
Другому руку отдала;
Другой, другой — ее жених,
И я застыл, недвижен, тих.
Кругом веселье, блеск и шум,
Но я стою за ней, угрюм.
Невеста радостью цветет,
Жених ей руку нежно жмет.
Жених в бокал налил вина,
Пригубил, ей дает; она
С улыбкой пьет. Я слезы лью.
Ты пьешь — о горе! — кровь мою.
Невеста яблоко берет
И жениху передает.
Тот режет яблоко. О, дрожь!
В мое вонзил он сердце нож.
Пылают негой взоры их,
К себе привлек ее жених,
Целует, вижу я. Конец! —
Меня поцеловал мертвец!
Железом скован мой язык,
В немом молчанье я поник.
И снова танцы, гул и звон,
И в первой паре с нею он.
Стою я, бледен, недвижим,
Она кружит, обнявшись с ним;
Жених ей что-то говорит,
Она краснеет, но молчит.
Крыс на нашем свете два различных рода:
Сытый и голодный. Первая порода
Дома пребывает в холе и тепле,
А вторая бродит-бродит по земле.
Дружными толпами, отдыха не зная,
Все вперед уходит, злобная такая,
Гневно сморщив брови, с сумрачным лицом…
Бури, непогоды — все ей нипочем.
Сквозь леса проходят, на горы влезают;
Реки, волны моря крыс не устрашают.
На дороге гибнет, тонет много их, —
Все идут, бросая мертвецов своих.
Страшны и зловещи эти крысьи морды!
Головы скитальцев, поднятые гордо,
Выстрижены гладко: каждый волосок
Радикально срезан, ультра-корото́к.
Радикалы-крысы ни во что на свете
Не имеют веры; об авторитете,
Чей бы там он ни был, слышать не хотят
Все — от самых старых до птенцов крысят.
Чуждые малейше выспренней идее,
Только и хлопочут, как бы посытнее
Выпить и нажраться; в мысль им не придет,
Что наш дух бессмертный выше, чем живот;
Дико и строптиво путь свой совершают,
Ада не боятся, кошек презирают;
Нет у них имуществ, денег тоже нет,
А хотят — поди-ка! — перестроить свет!
Горе нам, о, горе! Страшные бродяги
Ближе все подходят, полные отваги…
Вот уж свист нахальный… Ясно слышен он…
Сколько их, о, Боже! целый легион?..
Горе! Мы погибли! Смерть висит над нами!..
Вот уж эти крысы перед воротами…
Бургомистр почтенный ужасом обят
Растерялся мудрый городской сенат…
Город огласился криками и стоном,
Звуками оружья, колоколным звоном…
Страшная опасность! Все пропасть должно,
Что стоит на свете крепко и давно!
Тщетны все усилья, бедненькие дети!
Ах, ни эти пушки, ни молитвы эти,
Ни указы мудрых городских властей
Не спасут вас нынче от таких гостей.
Не спасут и фразы, доводы рассудка —
На манер известный новая погудка…
Крысу не поймаешь в тонкий силлогизм,
Крыса перепрыгнет чрез любой софизм.
Ах, в желудке тощем пониманье тупо:
Признает он только аргументы супа,
Подчиниться может логике одной —
Мяса с геттингенской сочной ветчиной.
Глупый бессловесный поросенок с салом
Ценится дороже крысой-радикалом,
Чем любой оратор — превзойди хоть он
Мирабо, будь даже новый Цицерон!..
С чего бунтует кровь во мне,
С чего вся грудь моя в огне? Кровь бродит, ценится, кипит,
Пылает сердце и горит.
Я ночью видел скверный сон —
Всю кровь в груди разжег мне он!
Во сне, в глубокой тишине,
Явился ночи сын ко мне.
Меня унес он в светлый дом,
Звук арфы раздавался в нем,
Огнями яркими блистал
Гостей нарядных полный зал:
Там свадьбы пир веселый шел,
Мы все уселися за стол,
Мой взгляд невесту отыскал —
Увы! я милую узнал.
Да, милую мою! Она
Навек другому отдана!
Я стал за стулом молодой,
Убитый горем и немой.
Гремель оркестр — но шум людской
Звучал в ушах моих тоской;
Невесты взор небес ясней,
Жених жмет нежно руки ей.
Из кубка он отпил вина,
Дает ей кубок, пьет она, —
Увы, то пьет моя любовь
Мою отравленную кровь.
Невеста яблоко взяла
И жениху передала;
Разрезал он его ножом —
Увы! нож в сердце был моем!
Горят любовью взоры их,
Невесте руки жмет жених,
Целует в щеки он ее —
Целует смерть лицо мое.
Лежал язык мой, как свинец,
Молчал я, бледный, как мертвец.
Шумя, встают из-за стола;
Всех буря танцев унесла.
С невестой, во главе гостей,
Жених счастливый шепчет ей…
Она краснеет лишь в ответ,
Но гнева в том румянце нет!
С чего бунтует кровь во мне,
С чего вся грудь моя в огне?
Кровь бродит, ценится, кипит,
Пылает сердце и горит.
Я ночью видел скверный сон —
Всю кровь в груди разжег мне он!
Во сне, в глубокой тишине,
Явился ночи сын ко мне.
Меня унес он в светлый дом,
Звук арфы раздавался в нем,
Огнями яркими блистал
Гостей нарядных полный зал:
Там свадьбы пир веселый шел,
Мы все уселися за стол,
Мой взгляд невесту отыскал —
Увы! я милую узнал.
Да, милую мою! Она
Навек другому отдана!
Я стал за стулом молодой,
Убитый горем и немой.
Гремель оркестр — но шум людской
Звучал в ушах моих тоской;
Невесты взор небес ясней,
Жених жмет нежно руки ей.
Из кубка он отпил вина,
Дает ей кубок, пьет она, —
Увы, то пьет моя любовь
Мою отравленную кровь.
Невеста яблоко взяла
И жениху передала;
Разрезал он его ножом —
Увы! нож в сердце был моем!
Горят любовью взоры их,
Невесте руки жмет жених,
Целует в щеки он ее —
Целует смерть лицо мое.
Лежал язык мой, как свинец,
Молчал я, бледный, как мертвец.
Шумя, встают из-за стола;
Всех буря танцев унесла.
С невестой, во главе гостей,
Жених счастливый шепчет ей…
Она краснеет лишь в ответ,
Но гнева в том румянце нет!
Бойтесь, бойтесь, эссиане,
Сети демонов. Теперь я
В поученье расскажу вам
Очень древнее поверье.
Жил Тангейзер — гордый рыцарь.
Поселясь в горе — Венеры,
Страстью жгучей и любовью
Наслаждался он без меры.
— «О, красавица Венера!
Час пришел с тобой прощаться;
Не могу я жить с тобою,
Не могу здесь оставаться».
— «Милый рыцарь, ты сегодня
Скуп на ласки. Для чего же,
Не ласкаясь и тоскуя,
Хочешь бросить это ложе?
Каждый день вином янтарным
Я твой кубок наполняла,
И венок из роз душистых
Каждый день тебе свивала».
— «Мне наскучили, подруга,
Поцелуи, вина, розы,
Мне нужны теперь страданья,
Мне доступны только слезы.
Пусть замолкнут смех и шутки,
Скорбь зову к себе на смену,
Вместо роз венок терновый
Я на голову надену».
— «Милый рыцарь, мой Тангейзер,
Ищешь ссоры ты, конечно;
Где ж та клятва, что со мною
Обещался жить ты вечно?
В темной спальне, в сладкой неге
Я б развлечь тебя умела…
Наслажденья обещает
Это мраморное тело».
— «Нет, красавица Венера,
Красота твоя не вянет,
Многих, многих вид твой дивный
Очарует и обманет.
На груди твоей в блаженстве
Замирали боги, люди,
И теперь мне столь противен
Вечный трепет этой груди.
Ты доныне всех готова
Звать на ложе наслажденья,
Потому к тебе невольно
Получил я отвращенье».
—«Речь твоя меня жестоко,
Милый рыцарь, оскорбила.
Бил меня ты, но побои
Прежде легче я сносила.
Можно вынести удары,
Как бы не были жестоки,
Но выслушивать не в силах
Я подобные упреки.
Ласк моих тебе не нужно,
Не нужна моя забота;
Так прощай, мой друг, — сама я
Отворю тебе ворота».
Гул и звон несется в Риме.
Ряд прелатов внемлет хору.
И в процессии сам папа
Тихо шествует к собору.
На челе Урбана папы
Блеск тиары драгоценной,
И за ним несут бароны
Пурпур мантии священной.
— «Подожди, святой владыко!
Мне в грехе открыться надо!..
Только ты лишь вырвать можешь
Душу грешную из ада!..»
Хор замолк; священных гимнов
На минуту стихли звуки,
И к ногам Урбана-папы
Грешник пал, поднявши руки.
— «Ты один святой владыко,
Судишь правых и неправых;
Защити меня от ада,
От сетей его лукавых!..
Имя мне — Тангейзер — рыцарь.
За блаженством я гонялся
И семь лет в горе Венеры
Негой страсти упивался.
Лучший цвет красавиц мира
Пред Венерою бледнеет,
От речей ее волшебных
Сердце мечется и млеет.
Как цветов благоуханье
Мотылька невольно манит,
Так меня к губам Венеры
Непонятной силой тянет.
По плечам ее роскошным
Кудри падают каскадом,
Я немел, как заколдован,
Под ее всесильным взглядом.
Я стоял пред ним недвижим,
Тайным трепетом обятый,
И едва мне сил достало
Убежать с горы проклятой.
Я бежал — но вслед за мною
Взор следил все с той же силой,
И манил он, и шептал он:
«О, вернись, вернись, мой милый!»
Днем брожу я, словно призрак,
Ночь придет — и с тем же взглядом
Та красавица приходит
И со мной садится рядом.
Слышен смех ее безумный,
Зубы белые сверкают…
Только вспомню этот хохот —
Слезы с глаз моих сбегают.
Я люблю ее насильно,
Страсти гнет с себя не скину;
Та любовь сильна, как волны
Разорвавшие плотину.
Эти волны несдержимо
В белой пене с ревом мчатся,
И при встрече все ломая
В брызги мелкие дробятся.
Я спален любовью грешной,
Сердце выжжено, как камень…
Неужель в груди изнывшей
Не угаснет адский пламень?
Ты один, святейший папа,
Судишь правых и неправых,
Защити ж меня от ада,
От сетей его лукавых!..»
Папа к небу поднял руки
И вздохнув, ответил тем он:
— «Сын мой! власть моя бессильна
Там, где власть имеет демон.
Страшный демон — та Венера,
Из когтей ее прекрасных
Не могу я, бедный рыцарь,
Вырвать жертв ее несчастных.
Ты поплатишься душою
За усладу плоти грешной,
Проклят ты, а проклято́му
Путь один — во ад кромешный…»
И назад пошел Тангейзер,
Больно, в кровь стирая ноги.
В ночь вернулся он к Венере
В подземельные чертоги.
И забыла сон Венера,
Быстро ложе покидала
И, любовника руками
Обвивая, целовала.
Но ложится молча рыцарь,
Для него лишь отдых нужен,
А Венера гостю в кухне
Приготавливает ужин.
Подан ужин, и хозяйка
Гостю кудри расчесала,
На ногах омыла раны
И приветливо шептала:
— «Милый рыцарь, мой Тангейзер,
Долго ты не возвращался;
Расскажи, в каких же странах
Столько времени скитался?»
— «Был в Италии и в Риме
Я, подруга дорогая,
По делам своим, но больше
Не поеду никуда я.
Там, где Рима дальний берег
Тибр волнами орошает,
Папу видел я: Венере
Он поклоны посылает.
Чрез Флоренцию из Рима
Я прошел, и был в Милане,
Проходил я через Альпы,
Исчезая в их тумане.
И когда я шел чрез альпы, —
Падал снег, — мне улыбались
Вкруг озера голубые
И орлы перекликались.
Я с вершины Сен-Готарда
Слышал, как храпела звонко
Вся страна почтенных немцев,
Спавших сладким сном ребенка.
И опять теперь вернулся
Я к тебе, к моей Венере
И до гроба не покину
Я твоей волшебной двери».