Просиш песню чтоб она жар мой изяснила;
Хочешь ведать имя той кто меня пленила;
Я сей час часом драгим называти стану,
И исполню твой приказ: ты дала мне рану.
Просишь песню чтоб она жар мой изяснила;
Хочешь ведать имя той кто меня пленила;
Я сей час часом драгим называти стану,
И исполню твой приказ: ты дала мне рану.
Вши в самой древности читать, писать умели
И песни пели.
Всползла,
Во удивленье взору,
На ту священну гору,
Где музы, Вошь, была котора зла,
И стала возглашать во злобе и роптаньи
О правде, честности, о добром воспитаньи.
Не слушает никто, что там поет та Вошь,
Известно, что у Вши нет песней ни на грош.
Когда бы пела мышь, мышь кошка б изловила,
А вшам таких угроз природа не явила,
Так музы, рассердясь и в жалобах своих,
Хотя Вши голос тих
И пела Вошь не шумно,
Ко Зевсу кликнули, соткав прекрасный стих.
Со Вшами музам брань имети и безумно,
Но Зевс недвижим пребывал
И говорил: «Я вшей и сроду не бивал,
А если мне убить ее за гнусны песни,
В которых ничего нет, кроме только плесни,
Так лучше мне побить безмозглых тех,
Которы мнят искать во гнусности утех.
Да это строго,
В ином селе людей останется немного.
А на срамную Вошь не брошу грома я,
Не осквернится ввек рука моя».
О музы! Должно вам отныне вечно рдиться,
Что вы могли на тварь гнуснейшу рассердиться.
Воспела Вошь; но что?
Не ведает никто.
Но кто хвалили то?
Хвалили те одни, кто сами все ничто.
Которые сей Вши хвалили безделушки,
Не стоят гады те и все одной полушки.
Свидетели тоски и стона моево,
О рощи темные, уж горьких слов не ждите,
И радостную речь из уст моих внемлите!
Не знаю ничево,
Чево б желати мне осталось.
Чем прежде серце возмущалось,
И утеснялся пленный ум,
То ныне обратилось в щастье,
И больше нет уже печальных дум.
Когда пройдет ненастье,
Освобождается небесный свод от туч,
И солнце подает свой видеть красный луч!
Тогда природа ободрится.
Так серце после дней, в которые крушится,
Ликует горести забыв.
Филиса гордой быть престала,
Филиса мне люблю, сказала.
Я верен буду ей, доколе буду жив.
Отходит в день раз пять от стада,
Где б я ни был,
Она весь день там быти рада.
Печется лишь о том, чтоб я ее любил.
Вспевайте птички песни складно,
Журчите речки в берегах,
Дышите ветры здесь прохладно,
Цветы цветите на лугах.
Не докучайте Нимфам вы Сатиры,
Цалуйтесь с розами Зефиры,
Престань, о ехо, ты прекрасного искать,
Престань о нем стенать!
Ликуй, ликуй со мною;
Филиса мне дала венок,
Смотри в венке моем прекрасный сей цветок,
Который в смертных быв, был пленен сам собою.
Тебе венок сей мил;
Ты видишь в нем тово, кто грудь твою пронзил:
А мне он мил за то, что та ево сплетала,
И та мне даровала,
Которая мою свободу отняла,
Но в воздаяние мне серце отдала:
Пастушки я позабываю
Часы, как я грустил стеня,
Опять в свирель свою взыграю,
Опять в своих кругах увидите меня.
Как солнечны лучи полдневны,
Поспустятся за древеса,
И прохладятся жарки небеса,
Воспойте песни здесь, но песни не плачевны;
Уже моя свирель забыла томный глас.
Вспевайте радости и смехи,
И всякие в любви утехи,
Которы восхищают вас.
Уже нельзя гласить пастушки мне инова,
А радости играть свирель моя готова.
Свидетели тоски и стона моево,
О рощи темныя, уж горьких слов не ждите,
И радостную речь из уст моих внемлите!
Не знаю ни чево,
Чево б желати мне осталось.
Чем прежде серце возмущалось,
И утеснялся пленный ум,
То ныне обратилось в щастье,
И больше нет уже печальных дум.
Когда пройдет ненастье,
Освобождается небесный свод от туч,
И солнце подает свой видеть красный луч!
Тогда природа ободрится.
Так серце после дней, в которыя крушится,
Ликует горести забыв.
Филиса гордой быть престала,
Филиса мне люблю, сказала.
Я верен буду ей, доколе буду жив.
Отходит в день раз пять от стада,
Где б я ни был,
Она весь день там быти рада.
Печется лиш о том, чтоб я ее любил.
Вспевайте птички песни складно,
Журчите речки в берегах,
Дышите ветры здесь прохладно,
Цветы цветите на лугах.
Не докучайте Нимфам вы Сатиры,
Цалуйтесь с розами Зефиры,
Престань, о ехо, ты прекраснаго искать,
Престань о нем стенать!
Ликуй, ликуй со мною;
Филиса мне дала венок,
Смотри в венке моем прекрасный сей цветок,
Который в смертных быв, был пленен сам собою.
Тебе венок сей мил;
Ты видиш в нем тово, кто грудь твою пронзил:
А мне он мил за то, что та ево сплетала,
И та мне даровала,
Которая мою свободу отняла,
Но в воздаяние мне серце отдала:
Пастушки я позабываю
Часы, как я грустил стеня,
Опять в свирель свою взыграю,
Опять в своих кругах увидите меня.
Как солнечны лучи полдневны,
Поспустятся за древеса,
И прохладятся жарки небеса,
Воспойте песни здесь, но песни не плачевны;
Уже моя свирель забыла томный глас.
Вспевайте радости и смехи,
И всякия в любви утехи,
Которы восхищают вас.
Уже не льзя гласить пастушки мне инова,
А радости играть свирель моя готова.
Превыше звезд, луны и солнца
В восторге возлетаю нынь,
Из горних областей взираю
На полуночный океан.
С волнами волны там воюют,
Там вихри с вихрями дерутся
И пену плещут в облака;
Льды вечные стремятся в тучи
И их угрюмость раздирают
В безмерной ярости своей.
Корабль шумящими горами
Подемлется на небеса;
Там громы в громы ударяют
И не целуют тишины;
Уста горящих тамо молний!
Не упиваются росою
И опаляют весь лазурь;
Борей замерзлыми руками
Из бездны китов извлекает
И злобно ими в твердь разит.
Возникни, лира, вознесися,
Греми во всех концах земли
И песнию великолепной
Умножи славу ты мою!
Эол, пусти на волю ветры
И возложи мои ты мысли
На буреносны крылья их!
Помчуся по всему пространству,
Проникну воздух, небо, море
И востревожу весь эфир.
Не сплю, но в бодрой я дремоте
И наяву зрю страшный сон.
Нептун из пропастей выходит,
Со влас его валы текут,
Главою небесам касаясь.
Пучины топчет пирамид;
Где только ступит, тамо ров.
Под тяжкою его пятою
Свирепы волны раздаются,
Чудовищи ко дну бегут.
Как если я того достоин,
Скажи мне, о Сатурнов сын!
Почто оставил ты чертоги
И глубину ревущих вод?
Отверз уста правитель моря —
Стократ сильняе стала буря,
И океан вострепетал;
Леса и горы затрещали,
Брега морские затряслися,
И устрашился сам Зевес.
«Твоею лирой насладиться
Я вышел из пучинных недр;
Поставь Фебанские ты стены
На мразных северных брегах;
Твои великолепны песни
Подобны песням Амфиона;
Не медли, зижди новый град
И украси храм музам пышно
Мусией, бисером и златом». —
Он рек и скрылся в бездне вод.