В те целомудренные годы
Я понял тайный жизни смысл,
Поклонник твой, дитя свободы,
Как ты, далекий строгих числ.
Иль эти годы миновали,
Что я, свободу разлюбя,
Смотрю в грядущие печали
И числю, числю без тебя?
Что ж! Пусть прошедшему забвенье —
Не в настоящем жизни смысл!
Подумай о подземном шуме.
Мое ты сердце утиши.
Быть может, и в минутной думе
Скажусь любовью для души.Август 1902
В сумерки девушку стройную
В рощу уводит луна.
Смотрит на рощу спокойную,
Бродит, тоскует она.
Стройного юноши пение
В сумерки слышно в лугах.
В звуках — печаль и томление,
Милая — в грустных словах.
В сумерки белый поднимется,
Рощу, луга окружит,
Проходишь ты в другие дали,
Другие слышишь голоса.
Ты светлой не поймешь печали,
Когда алеют небеса.
Что чуждо мне — тебе открыто,
Но я обманут, как и ты,
И под обманом — ядовиты,
Восходят чахлые цветы.
Ты в бесконечном отдаленьи —
И без недуга и без грез —
В серебре росы трава.
Холодна ты, не жива.
Слышишь нежные слова?
Я склонился. Улыбнись.
Я прошу тебя: очнись.
Месяц залил светом высь.
Вдалеке поют ручьи.
Руки белые твои —
Две холодные змеи.
Шевельни смолистый злак.
В часы вечернего тумана
Слетает в вихре и огне
Крылатый ангел от страниц Корана
На душу мертвенную мне.
Ум полон томного бессилья,
Душа летит, летит…
Вокруг шумят бесчисленные крылья,
И песня тайная звенит3 июня 1900
Под вечер лет с немым вниманьем
В былое смутно погружен,
Я буду жить воспоминаньем,
Лелея жизни прошлой сон.
И вновь мне будет близко время,
Когда, в предчувствии беды,
Ума живительное семя
Взростило смелые плоды.
На молодых весенних грезах
Подстережет меня недуг,
В эти желтые дни меж домами
Мы встречаемся только на миг.
Ты меня обжигаешь глазами
И скрываешься в темный тупик…
Но очей молчаливым пожаром
Ты недаром меня обдаешь,
И склоняюсь я тайно недаром
Пред тобой, молчаливая ложь!
Ночи зимние бросят, быть может,
Нас в безумный и дьявольский бал,
Шевельнулась безмолвная сказка пустынь,
Голова поднялась, высока.
Задрожали слова оскорбленных богинь
И готовы слететь с языка…
Преломилась излучиной гневная бровь,
Зарываются когти в песке…
Я услышу забытое слово _Любовь_
На забытом, живом языке…
Но готовые врыться в сыпучий песок
Выпрямляются лапы его…
Я один шепчу заклятья,
Двери глухо заперты.
Смутно чуятся объятья,
В голове — Твои цветы.
Неизведанные шумы
За дверями чужды мне,
И пленительные думы —
Наяву, а не во сне.
Наяву шепчу заклятья, —
Наяву со мною Ты.
Улица, улица…
Тени беззвучно спешащих
Тело продать,
И забвенье купить,
И опять погрузиться
В сонное озеро города — зимнего холода…
Спите. Забудьте слова лучезарных.
О, если б не было в окнах
Светов мерцающих!
Штор и пунцовых цветочков!
Кому назначен темный жребий,
Над тем не властен хоровод.
Он, как звезда, утонет в небе,
И новая звезда взойдет.
И краток путь средь долгой ночи,
Друзья, близка ночная твердь!
И даже рифмы нет короче
Глухой, крылатой рифмы: смерть.
И есть ланит живая алость,
Печаль свиданий и разлук…
Стучит топор, и с кампанил
К нам флорентийский звон долинный
Плывет, доплыл и разбудил
Сон золотистый и старинный…
Не так же ли стучал топор
В нагорном Фье’золе когда-то,
Когда впервые взор Беато
Флоренцию приметил с гор?
По зеленым обрывам
Я искал мое чудо.
Раскалялись туманы,
Поднимались красные пыли,
Зацветали колосья,
Долетали пестрые звуки.
Но один услышав звук,
Становился над обрывом.
Ветер меч мой колыхал,
И позванивали латы.
В фантазии рождаются порою
Немые сны.
Они горят меж солнцем и Тобою
В лучах весны.
О, если б мне владеть их голосами!
Они б могли
И наяву предстать перед сынами
Моей земли!
Но звук один — они свое значенье
Утратят вмиг.
В чужбину по гудящей стали
Лечу, опомнившись едва,
И, веря обещаньям дали,
Твержу вчерашние слова.
Теперь я знаю: где-то в мире,
За далью каменных дорог,
На страшном, на последнем пире
Для нас готовит встречу бог.
И нам недолго любоваться
На эти, здешние пиры:
Печальная блеклая роза
Качала головкой своей,
И сыпались горькие слезы
Из плачущих горьких очей…
О чем же, печальная роза,
Ты плачешь во мраке ночей?
О том ли, что вешние грезы
Умчались с зеленых ветвей?
Не плачь, моя блеклая роза,
Вернется назад соловей!..
В часы недавнего паденья
Душа внезапно поняла
Всю невозможность возвращенья
Того, чем ты тогда влекла;
Всю невозможность прежней силы,
Что так давно обоих нас
В одну мечту соединила
И обняла в последний раз…
Увы! притворство невозможно,
И ты, как я, должна понять,
В часы безмолвия ночного
Тревоги отлетают прочь.
Забудь событья дня пустого
И погрузись в родную ночь.
Молись, чтоб осень озарила,
Как ту весну, твоя звезда.
Тоскуй свободно над могилой
Весны, прошедшей без следа.24 июня 1900
По узким площадям ловил я тень девицы,
Но камни и тоска, казалось, — заодно.
Я ночью ворожил перед окном светлицы, —
Не отворилось мне дрожащее окно.
Я птицей пролетел, бросая страсти крики,
И страстно верил я белеющим словам.
Я был перед тобой двуликий и безликий,
Я тень твою искал по узким площадям.13 июля 1902
Поверь, и я, далекий света,
Давно мечтавший об ином,
К тебе приближусь до рассвета, —
Мы ночь в объятьи проведем.
В одном объятьи и молчаньи…
Когда заря начнет вставать, —
Исчезнем в смертном содроганьи,
Чтоб дня грядущего не знать.
И будут души неразлучны,
И будут сплочены тела,
Погибло всё. Палящее светило
По-прежнему вершит годов круговорот.
Под хо’лмами тоскливая могила
О прежнем бытии прекрасном вопиет.
И черной ночью белый призрак ждет
Других теней безмолвно и уныло.
Ты обретешь, белеющая тень,
Толпы других, утративших былое.
Минует ночь, проснется долгий день —
Опять взойдет в своем палящем зное
Моей материПовеселясь на буйном пире,
Вернулся поздно я домой;
Ночь тихо бродит по квартире,
Храня уютный угол мой.
Слились все лица, все обиды
В одно лицо, в одно пятно;
И ветр ночной поет в окно
Напевы сонной панихиды…
Лишь соблазнитель мой не спит;
Он льстиво шепчет: «Вот твой скит.
Вдали мигнул огонь вечерний —
Там расступились облака,
И вновь, как прежде, между терний
Моя дорога нелегка.
Мы разошлись, вкусивши оба
Предчувствий неги и земли.
А сердце празднует до гроба
Зарю, мигнувшую вдали.
Так мимолетно перед нами
Перепорхнула жизнь — и жаль:
Вербы — это весенняя таль,
И чего-то нам светлого жаль,
Значит — теплится где-то свеча,
И молитва моя горяча,
И целую тебя я в плеча.
Этот колос ячменный — поля,
И заливистый крик журавля,
Это значит — мне ждать у плетня
До заката горячего дня.
Значит — ты вспоминаешь меня.
По городу бегал черный человек.
Гасил он фонарики, карабкаясь на лестницу.
Медленный, белый подходил рассвет,
Вместе с человеком взбирался на лестницу.
Там, где были тихие, мягкие тени —
Желтые полоски вечерних фонарей, —
Утренние сумерки легли на ступени,
Забрались в занавески, в щели дверей.
Ах, какой бледный город на заре!
Черный человечек плачет на двореАпрель 1903
Везде — над лесом и над пашней,
И на земле, и на воде —
Такою близкой и вчерашней
Ты мне являешься — везде.
Твой стан под душной летней тучей,
Твой стан, закутанный в меха,
Всегда пою — всегда певучий,
Клубясь туманами стиха.
И через годы, через воды,
И на кресте и во хмелю,
Весенний день прошел без дела
У неумытого окна;
Скучала за стеной и пела,
Как птица пленная, жена.
Я, не спеша, собрал бесстрастно
Воспоминанья и дела;
И стало беспощадно ясно:
Жизнь прошумела и ушла.
Еще вернутся мысли, споры,
Но будет скучно и темно;
Весна в реке ломает льдины
И милых мертвых мне не жаль:
Преодолев мои вершины,
Забыл я зимние теснины
И вижу голубую даль.
Что сожалеть в дыму пожара,
Что сокрушаться у креста,
Когда всечасно жду удара
Или божественного дара
Из Моисеева куста! Март 1902
Отдавшись снежной вьюге,
Тону в твоих глазах;
В холодном, звездном круге
Мы стынем в белых снах.
В крылатой колыбели
Засни среди снегов;
Пойми напев метели
В строках моих стихов.
Пойми всю силу зова
Победных зимних дней, —
Веселимся, кру́жимся,
Хороводом тешимся –
Мальчики да девочки –
Ясные звездочки.
Красное солнце!
Глянь-ка в оконце!
А в оконце — глянь-ка,
Мамка да нянька!
Белая хатка,
Смуглая солдатка!
Вечер мой в красном огне.
День мой свершает круги.
О, не вздыхай обо мне,
Юная, сердцем не лги.
Сонная дремлет земля,
Этих огней далека.
Выйди в ночные поля,
Мы углубимся в века.19 июля 1902
Ветер хрипит на мосту меж столбами,
Черная нить под снегами гудет.
Чудо ползет под моими санями,
Чудо мне сверху поет и поет…
Всё мне, певучее, тяжко и трудно,
Песни твои, и снега, и костры…
Чудо, я сплю, я устал непробудно.
Чудо, ложись в снеговые бугры! 28 декабря 1903
Осенний вечер так печален;
Смежает очи тающий закат…
Леса в безмолвии холодном спят
Над тусклым золотом прогалин.
Озёр затихших меркнут дали
Среди теней задумчивых часов,
И стынет всё в бесстрастьи бледных снов,
В покровах сумрачной печали!
Ветер принес издалёка
Песни весенней намек,
Где-то светло и глубоко
Неба открылся клочок.
В этой бездонной лазури,
В сумерках близкой весны
Плакали зимние бури,
Реяли звездные сны.