Когда вернулся я в один из вечеров
Печален, одинок, под свой родимый кров,
Как зверь затравленный, и мысль моя пылала
Под сумрачным челом, бледневшим от тоски —
Деревья, и кусты вдоль берега реки,
Все, что дитятею меня когда-то знало,
Дивилось, что во тьме бреду я одинок,
И словно говорил мне каждый их листок:
— Меж тем, как мы к земле прикованы корнями,
И только наша тень свершает краткий путь,
Какими, юноша, ты проходил путями?
Какие тернии тебе язвили грудь? —
Когда же я достиг стены знакомой сада,
Где прежде, будучи ребенком, я играл,
Калитка старая явилась, как преграда.
И скрипнула она: — А ключ ты затерял? —
Чрез стену, словно вор, я перелез во мраке,
И слышал за собой сердитый лай собаки;
Потом, узнав меня, раскаянья полна,
Визжа у ног моих, ласкалася она,
Как будто говоря: — Прости мне, что за вора
Я приняла тебя, но близкие не скоро
Тебя узнали бы: так изменился ты! —
Я далее прошел, и тут из темноты
Услышал я коней встревоженное ржанье:
— А где товарищ наш? Его в своем скитанье
Не в бездне ль где-нибудь оставил ты на дне? —
И дом, родимый дом, сказал с укором мне:
— Для всех трудящихся пришло отдохновенье;
Не знавший о твоем нежданном возвращенье,
Служитель твой заснул, заснуло все кругом, —
И только ты не спишь: что сделал ты со сном?
Тогда во тьме ночной присел я у порога,
И звезды яркие и темный небосвод,
И пламенная даль необозримых вод —
Заговорило все торжественно и строго:
— Где песни дивные — услада для сердец?
Скажи, что сделал ты с душой своей, певец? —
И так ответил я и морю, и светилам:
— Я цель и счастие нашел во взоре милом
И вот, отверженный, бреду я одинок,
Лишен пристанища, печален и убог. —
1897 г.