По зарям я траву—выстилаю шелками,
Уловляю разрыв—в золотой аксамит,
И когда уловлю,—пусть я связан узлами,
Приложу как огнем,—самый крепкий сгорит.
Есть трава белоярь, что цветет лишь минуту,
Я ее усмотрю—и укрою в строку,
Я для ветра нашел зацепленье и путу,
Он дрожит и поет, развевая тоску.
Травка узик—моя, вся сердита, мохната,
Как железца у ней тонкострельны листы,
Над врагом я хотел посмеяться когда-то,
Заковал его в цепь—многодневной мечты.
А травинка кликун кличет гласом по дважды
На опушке лесной так протяжно: „Ух! Ух!“
И ручьи, зажурчав, если полон я жажды,
Отгоняя других, мой баюкают слух.
Также былие цвет есть с девическим ликом,
Листья—шелк золотой, а цветок—точно рот,
Я травинкой качну,—и в блаженстве великом
Та, кого я люблю, вдруг меня обоймет.