Все, что в сердце моем дорогого,
Все, о чем я мечтаю любя,
Все волнения чувства живого —
Все — тебе, все, о друг, для тебя!
Ты всем сердцем моим овладела,
Но не знаю, за что я люблю, —
За твое ли прекрасное тело,
Иль за чудную душу твою!
Если страсть просыпается смело,
Если сердце кипит и горит, —
Это чудное гибкое тело
Мне так много блаженства сулит!
Если ж грустное чувство тоскою
Отзовется в душе молодой,
Мне так сладко бывает с тобою,
Так отрадно, мой друг дорогой!
И так нежно, так пылко, так смело,
Так безумно тебя я люблю
И за нежное гибкое тело
И за чудную душу твою!
В березовой роще, душистой весной,
Фиалка и ландыш росли...
Они появились с одною зарей,
С одною зарей расцвели,
Они умывались одною росой,
Ласкали их ветры одни;
И в холод, и в бурю, и в солнечный зной
Друг друга любили они!...
В березовой роще их больше уж нет,
Их злая рука сорвала...
Фиалка и ландыш попали в букет,
Который мне Нелли дала..
Букет был оставлен в саду, на скамье,
Мы сели на ней отдохнуть...
Фиалка попала в петличку ко мне,
А ландыш на Неллину грудь!
Мы нежно любили, мы были одни…
И вновь повстречались цветы;
У наших сердец повстречались они,
Когда потемнели кусты!
Каким ароматом дышали они,
В каком забытьи, наконец,
С последнею лаской завяли они,
Завяли у наших сердец!
Был праздник. Роскошныя залы
Сияли, залитыя светом…
Прекрасной царицею бала
Была ты на празднике этом.
И с болью на сердце нежданной
Вдруг вспомнил я годы былые,
Я вспомнил, с наивностью странной,
Что мы, ведь, с тобой не чужие!
Мы оба любили когда-то,
Любили мы страстно и скрыто!
Все это прошло без возврата,
Все это давно позабыто…
Но вот от знакомаго взгляда
Мне в душу пахнуло весною,
Прохладой далекаго сада,
Щемящей и сладкой тоскою,
Твой голос, знакомый и милый,
Вблизи я услышал случайно, —
И вспомнилась с страшною силой
Мне прошлаго чудная тайна!…
И все что случилось когда-то,
Случилось и в сердце зарыто,
И все, что прошло без возврата,
Прошло и давно позабыто, —
Все вновь пронеслось самовластно
В душе, озарившейся светом,
И бросился пылко и страстно
К тебе я с горячим приветом…
Но ты посмотрела сурово!
Ты странное что-то сказала…
И я не ответил ни слова
И медленно вышел из зала!…
Далекий друг умчавшагося детства,
Прийми мой дар, тетрадь моих стихов,
Тетрадь стихов, заветное наследство
Счастливых грез умчавшагося детства,
Оживший сон безоблачных годов!
О, дни любви! о, детство золотое!
Оно прошло, но мне его не жаль…
В моей душе хранится все былое,
В ней жизнь кипит; в ней чувство молодое
Горит зарей, как розовая даль!
И я люблю. Люблю цветок душистый,
И тень, и мрак лесного уголка,
И женский взгляд, глубокий и лучистый,
И детский смех, безпечно-серебристый,
И гимн любви, и песню мужика,
И дивное художника созданье,
И звонкий шум весенняго ручья,
И старых дней наивное преданье,—
Все шевелить тревожное вниманье,
И ко всему прислушиваюсь я.
И уловив в случайных отголосках
Поэзии живую красоту,
Как музыку в далеких моря всплесках,
Передаю в рифмованных набросках
Я каждый звук и каждую черту.
И вот тетрадь согретых солнцем мая
И красотой навеянных стихов!
Прийми ее, подруга дорогая,
Прийми ее и вспомни, пробегая,
О чудном сне умчавшихся годов!
Далекий друг умчавшегося детства,
Прими мой дар, тетрадь моих стихов,
Тетрадь стихов, заветное наследство
Счастливых грез умчавшегося детства,
Оживший сон безоблачных годов!
О, дни любви! о, детство золотое!
Оно прошло, но мне его не жаль…
В моей душе хранится все былое,
В ней жизнь кипит; в ней чувство молодое
Горит зарей, как розовая даль!
И я люблю. Люблю цветок душистый,
И тень, и мрак лесного уголка,
И женский взгляд, глубокий и лучистый,
И детский смех, беспечно-серебристый,
И гимн любви, и песню мужика,
И дивное художника созданье,
И звонкий шум весеннего ручья,
И старых дней наивное преданье,—
Все шевелить тревожное вниманье,
И ко всему прислушиваюсь я.
И уловив в случайных отголосках
Поэзии живую красоту,
Как музыку в далеких моря всплесках,
Передаю в рифмованных набросках
Я каждый звук и каждую черту.
И вот тетрадь согретых солнцем мая
И красотой навеянных стихов!
Прими ее, подруга дорогая,
Прими ее и вспомни, пробегая,
О чудном сне умчавшихся годов!
Не нежных щек атласной белизною,
Не прелестью смеющагося рта,
Не южных глаз античной красотою,
Но чудною душевной чистотою
Она была прекрасна, как мечта!
Несчастный сын неверья и разврата,
Ты в ней одной ценил еще к добру
Стремление, священное когда-то,
Ее одну любил любовью брата,
Любил ее, как друга и сестру.
И в час тоски и муки невозможной,
Под бременем духовной нищеты,
Ты приходил к ней с думою тревожной…
И от тоски и муки невозможной
У ног ея искал спасенья ты.
У ног ея, сквозь горькия рыданья,
Ты говорил: о, друг! какая тьма!
Ты говорил: напрасны ожиданья,
Людская доля — вечное страданье
И вечный звон железнаго ярма!
Ты говорил: безжалостна природа,
Глухая ночь отчаянья полна!
К чему мне жизнь, искусство и свобода,
Когда в душе бушует непогода,
Когда тоской отравлена она!… —
Тогда, рукой задумчиво лаская
Волнистый шелк густых твоих кудрей,
Она к тебе склонялась, как святая,
И речь ея, пленительно живая,
Будила мир в больной душе твоей.
Она тебе печально говорила:
— Мой бедный друг, опомнись, ободрись!
Пусть велика отчаяния сила,
Но вспомни дни, когда еще светила
Твоей душе неведомая высь!
Поверь, мой друг, не все же тьма над нами!
Не все же жизнь уныла и пуста!
Взгляни кругом спокойными очами:
Земля блестит под ясными лучами,
И всюду жизнь, и всюду красота!
Умей любить возвышенней и чище,
Душевный жар на помощь призови,
И ты найдешь и счастье на кладбище,
И светлый ум в отверженном жилище,
И в каторге сокровища любви!
Жизнь — не тюрьма, не сумрак непроглядный,
Не роковой безсмысленный фантом,
Но и не пир веселый и нарядный…
Повсюду мрак сменяет свет отрадный,
Повсюду злое смешано с добром!
Порой трудна и тяжела дорога..,
Но еслиб мир не утопал в крови,
Но еслиб нас не мучила тревога,
Тогда, о друг, ведь не было б и Бога,
И чистых жертв и подвигов любви!
На пышных кафтанах горели алмазы,
Блестели цветами хрустальныя вазы;
Жемчужныя нитки, как гибкия змеи,
Крутясь, обвивали атласныя шеи;
Сверкали девизы; сияли знамена;
Вельможи и дамы толпились у трона;
Пред ними на троне, под пышной фатою,
Сидела царица, блестя красотою…
Пред ней танцовали пажи молодые;
Ей льстивыя речи толпа разсыпала;
Но скучны ей были забавы пустыя;
Печальныя очи смотрели устало…
И что ей, — величья земного светилу, —
Почета и власти мечты золотыя,
Что ей до того, что за мудрость и силу
Ее прославляли народы земные!
И что ей до блеска роскошнаго бала,
И что ей до лести неискренней было,—
Царица томилась, царица страдала,
Царица глубоко и страстно любила!
Пускай о деяньях, героя достойных,
По целому свету молва прогремела,—
Она побеждала и в мире и в войнах,
Но сердце свое победить не сумела…
И в шуме дневном, и в молчании ночи,
Горит ея мозг от больного тумана,
Стоят перед нею надменныя очи,
Болит и болит в ней сердечная рана!..
Повсюду, повсюду,—и в музыке бальной,
И в звучных напевах далекаго хора,—
Ей слышится голос глухой и печальный,
Ей слышатся речи тоски и укора…
"Простите, царица за смелое слово!
"За смелое слово, бывало, казнили…
"Но вам ли любить человека простого,
"Отдаться страстей опьяняющей силе!…
"Но вам, ли, великой, могучей, любимой,
"И властью и славой играть своевольно!…
"Полно мое сердце тоской нестерпимой,
"Простите, царица, мне страшно и больно!
"За вас положил-бы я голову смело,
"Я-б жизнью своей рисковал ежечасно!
"Мой долг, мои чувства не знают предела,
"Но вольное сердце и им не подвластно!…
"Простите ж навеки! Царите победно
"На славу потомкам, на счастье народу!
"А мне… мне позвольте исчезнуть безследно
«В далеком изгнаньи, за вашу свободу»!…
Ужасныя речи! немые упреки!
Страдает царица; и горько и больно
Сжимается сердце, и бледныя щеки
Румянец стыда покрывает невольно!…
Напрасно танцуют пажи молодые.
И льстивыя речи звучать над толпою!
Несносны царице забавы пустыя,
Полна ея грудь безысходной тоскою…
И в шуме дневном, и в молчании ночи,
Горит ея мозг от больного тумана.
Стоят перед нею надменныя очи,
Болит и болит в ней сердечная рана!…