Как ветра осенние подметали плаху
Солнце шло сторонкою, да время — стороной
И хотел я жить, да умирал да сослепу, со страху,
Потому, что я не знал, что ты со мной
Как ветра осенние заметали небо,
Плакали, тревожили облака.
Я не знал, как жить, ведь я еще не выпек хлеба,
А на губах не сохла капля молока.
Как ветра осенние да подули ближе.
Закружили голову — и ну давай кружить.
Ой-ой-ой, да я сумел бы выжить,
Если бы не было такой простой работой — жить.
Как ветры осенние жали — не жалели рожь.
Ведь тебя посеяли, чтоб ты пригодился.
Ведь совсем неважно, от чего ты помрешь,
Ведь куда важнее, для чего ты родился.
Как ветра осенние черной птицей голосили:
«А ты откуда взялся, богатырь-снегирь?»
Я хотел бы жить, жить и умереть в России,
Если б не было такой страны — Сибирь.
Как ветра осенние уносят мое семя.
Листья воскресения да с весточки — весны.
Я хочу дожить, хочу увидеть время,
Когда эти песни станут не нужны.
Не пожалела на дорогу соли,
Так насолила, что свела с ума.
Горишь, святая камская зима,
А я живу один, как ветер в поле.
Скупишься, мать, дала бы хлеба, что ли,
Полны ядреным снегом закрома,
Бери да ешь. Тяжка моя сума;
Полпуда горя и ломоть недоли.
Я ноги отморожу на ветру,
Я беженец, я никому не нужен,
Тебе-то все равно, а я умру.
Что делать мне среди твоих жемчужин
И кованного стужей серебра
На черной Каме, ночью, без костра?
Резкие гудки автомобиля,
сердца замирающий полет.
В облаках белесой крымской пыли
прячется нежданный поворот.
Полны звона выжженные травы.
Ветром с губ уносятся слова.
Слева склоны, склоны, а направо —
моря сморщенная синева.
Ветер все прохладнее. Все ближе
дальних гор скалистое кольцо.
Я еще до сумерек увижу
ваше загорелое лицо.
Но когда б в моей то было власти,
вечно путь я длила б, оттого
что минуты приближенья к счастью
много лучше счастья самого.
Может, напрасно
Ночью и днем
Прошлая осень
В сердце моем?
Может, напрасно
Мне ветер приносит
Глупую сказку,
Что ты придешь.
Там, за окошком,
На прошлую осень
Очень похож только дождь,
Только дождь.
Прошлая осень,
Прошлая боль,
Прошлая осень —
Встреча с тобой.
Ливням и грозам,
Дням и годам
Прошлую осень
Я не отдам.
Может, напрасно
Мне ветер приносит
Глупую сказку,
Что ты придешь.
Там, за окошком,
На прошлую осень
Очень похож только дождь,
Только дождь.
Ах, кто не любит первый снег
В замерзших руслах тихих рек,
В полях, в селеньях и в бору,
Слегка гудящем на ветру! В деревне празднуют дожинки,
И на гармонь летят снежинки.
И весь в светящемся снегу,
Лось замирает на бегу
На отдаленном берегу.Зачем ты держишь кнут в ладони?
Легко в упряжке скачут кони,
И по дорогам меж полей,
Как стаи белых голубей,
Взлетает снег из-под саней… Ах, кто не любит первый снег
В замерзших руслах тихих рек,
В полях, в селеньях и в бору,
Слегка гудящем на ветру!
Лечу по серому шоссе.
А ветер листья носит.
И я от ветра окосел,
И я глотаю осень.
Я распрощался навсегда
Со школою постылой!
И в лужах квакает вода,
Как пробки от бутылок.
Я пролетаю над землей
И весело и льдисто.
И даже ветер изумлен
И велосипедисты.
Кукушка хнычет: «Оглянись!»
Кукушка, перестаньте!
Кукушка, вы ж анахронизм,
Вы клякса на диктанте.
И, содрогаясь до корней,
Мне роща просипела:
— Ты самый сладкий из парней,
Король велосипеда.
Ты по душе пришелся мне,
Веселый, словно прутик.
И мне милее старых пней
Тот, кто педали крутит.
Храбрись, король! — И я храбрюсь.
Свистит, как розги, хворост.
И я лечу по сентябрю
И сохраняю скорость.
Щекочет ветер мой висок.
Двенадцать лет всего мне…
А дальше хуже было все.
И дальше я не помню.
За чужую печаль и за чье-то незваное детство
Нам воздастся огнем и мечом, и позором вранья.
Возвращается боль, потому что ей некуда деться,
Возвращается вечером ветер на круги своя.
Мы со сцены ушли, но еще продолжается действо.
Наши роли суфлер дочитает, ухмылку тая.
Возвращается вечером ветер на круги своя,
Возвращается боль, потому что ей некуда деться.
Мы проспали беду, промотали чужое наследство.
Жизнь подходит к концу — и опять начинается детство,
Пахнет мокрой травой и махорочным дымом жилья.
Продолжается действо без нас, продолжается действо,
Возвращается боль, потому что ей некуда деться,
Возвращается вечером ветер на круги своя.
За окошком в белом поле –
Сумрак, ветер, снеговей…
Ты сидишь, наверно, в школе,
В светлой комнатке своей.
Зимний вечер коротая,
Наклонилась над столом:
То ли пишешь, то ль читаешь,
То ли думаешь о чём.
Кончен день — и в классах пусто,
В старом доме тишина,
И тебе немножко грустно,
Что сегодня ты одна.
Из-за ветра, из-за вьюги
Опустели все пути,
Не придут к тебе подруги
Вместе вечер провести.
Замела метель дорожки, –
Пробираться нелегко.
Но огонь в твоем окошке
Виден очень далеко.
Разве я стала совсем не та,
Что там, у моря,
Разве забыли мои уста
Твой привкус, горе?
На этой древней сухой земле
Я снова дома.
Китайский ветер поет во мгле,
И все знакомо…
Гляжу, дыхание тая,
На эти склоны,
Я знаю, что вокруг друзья —
Их миллионы.
И звук какой-то ветер мчит
На крыльях ночи —
То сердце Азии стучит
И мне пророчит,
Что снова здесь найду приют
В день светлый мира.
…И где-то близко здесь цветут
Поля Кашмира.
Вот он и кончился,
покой!
Взметая снег, завыла вьюга.
Завыли волки за рекой
Во мраке луга.Сижу среди своих стихов,
Бумаг и хлама.
А где-то есть во мгле снегов
Могила мамы.Там поле, небо и стога,
Хочу туда, — о, километры!
Меня ведь свалят с ног снега,
Сведут с ума ночные ветры! Но я смогу, но я смогу
По доброй воле
Пробить дорогу сквозь пургу
В зверином поле!.. Кто там стучит?
Уйдите прочь!
Я завтра жду гостей заветных…
А может, мама?
Может, ночь —
Ночные ветры?
Душа моя затосковала ночью.
А я любил изорванную в клочья,
Исхлестанную ветром темноту
И звезды, брезжущие на лету.
Над мокрыми сентябрьскими садами,
Как бабочки с незрячими глазами,
И на цыганской масляной реке
Шатучий мост, и женщину в платке,
Спадавшем с плеч над медленной водою,
И эти руки как перед бедою.
И кажется, она была жива,
Жива, как прежде, но ее слова
Из влажных Л теперь не означали
Ни счастья, ни желаний, ни печали,
И больше мысль не связывала их,
Как повелось на свете у живых.
Слова горели, как под ветром свечи,
И гасли, словно ей легло на плечи
Все горе всех времен. Мы рядом шли,
Но этой горькой, как полынь, земли
Она уже стопами не касалась
И мне живою больше не казалась.
Когда-то имя было у нее.
Сентябрьский ветер и ко мне в жилье
Врывается — то лязгает замками,
То волосы мне трогает руками.
Я сижу на берегу,
Волны синие бегут,
А над синею волной
Ходит ветер низовой,
Ходит ветер низовой,
Озорной, как милый мой;
То мне волосы погладит,
То сорвёт платок с каймой.Удивляюсь я сама,
Отчего схожу с ума?
Оттого ль, что скоро год
Из ума дружок нейдет?
Оттого ли, что луна
Ходит около окна?
Оттого ль, что в моё сердце
Постучалася весна? Сердце девичье болит:
Милый речи говорит
По причине по любой,
Но ни слова про любовь.
Я немного погожу.
Погожу да погляжу,
Если слов таких не скажет,
Я сама ему скажу.
Синеглазый мальчик, синеглазый,
ни о чем не спрашивай пока.
У меня угрюмые рассказы,
песенка — чернее уголька. А душа — как свечка восковая:
пламенея, тает — не помочь.
Ведь ее, ничем не прикрывая,
я несу сквозь ледяную ночь. Свищет ветер, хлопьями разлуки
мой бездомный путь оледенив.
Мечется и обжигает руки
маленький огонь свечи-души. Сколько лет друзья корят за это,
свой убогий светик обложив
малыми кульками из газеты,
матовыми стеклышками лжи. Синеглазый, ты меня не слушай,
ты один совет запомни мой:
ты неси сквозь мрак и ветер душу,
не прикрыв ни песней, ни рукой.
Над горою Клементьева
Ветра тревожный рев.
Рядом с легким планером
Тяжелый орел плывет.
Здесь Икаром себя
Вдруг почувствовал Королев,
Полстолетья назад
В безмоторный уйдя полет.Сколько тем, что когда-то
Мальчишками шли сюда,
Тем девчонкам, которых
Взяла высота в полон?..
Ах, не будем педантами,
Что нам считать года?
Возраст сердца —
Единственный времени эталон… Над горою Клементьева
Так же ветра ревут,
Как ревели они
Полстолетья тому назад.
Через гору Клементьева
К солнцу пролег маршрут,
Хоть давно с космодромов
Туда корабли летят.
Туч взъерошенные перья.
Плотный воздух сыр и сер.
Снег, истыканный капелью,
по обочинам осел.
И упорный ветер с юга,
на реке дробящий льды,
входит медленно и туго
в прочерневшие сады.
Он охрипшей грудью дышит,
он проходит напролом,
по гремящей жестью крыше
тяжко хлопает крылом.
И кипит волна крутая
с каждой ночью тяжелей,
сок тягучий нагнетая
в сердцевины тополей.
Третьи сутки дует ветер,
третьи сутки стонут льды,
третьи сутки в целом свете
ни просвета, ни звезды.
Краю нет тоске несносной.
Третьи сутки в сердце мрак…
Может быть, и в жизни весны
наступают тоже так?
Трудно здесь без перепоя
Среди ветров и жары,
Где питаются тобою
Людоеды-комары.
Мы живём в палатках серых,
Дуют ветры за стеной…
Ни перин, ни шифоньеров —
Мама, я хочу домой! Дома всё же лучше как-то,
Ну, а здесь всё не по мне:
Залезай с утра на трактор
И трясись по целине,
Бегай к речке постоянно
По жаре на водопой.
Ни ситро, ни каши манной —
Мама, я хочу домой! Ну хотя бы где-то рядом
Был в степи Центральный парк —
До чего же мне, ребята,
Надоело жить вот так!
Телеграмма уж готова,
Ни одной в ней запятой,
В ней всего четыре слова:
«Мама я хочу домой!»
Я люблю, когда шумят березы,
Когда листья падают с берез.
Слушаю — и набегают слезы
На глаза, отвыкшие от слез.Все очнется в памяти невольно,
Отзовется в сердце и в крови.
Станет как-то радостно и больно,
Будто кто-то шепчет о любви.Только чаще побеждает проза,
Словно дунет ветер хмурых дней.
Ведь шумит такая же береза
Над могилой матери моей.На войне отца убила пуля,
А у нас в деревне у оград
С ветром и дождем шумел, как улей,
Вот такой же желтый листопад… Русь моя, люблю твои березы!
С первых лет я с ними жил и рос.
Потому и набегают слезы
На глаза, отвыкшие от слёз…
В который раз меня приветил
Уютный древний Липин Бор,
Где только ветер, снежный ветер
Заводит с хвоей вечный спор.
Какое русское селенье!
Я долго слушал сосен шум,
И вот явилось просветленье
Моих простых вечерних дум.
Сижу в гостинице районной,
Курю, читаю, печь топлю,
Наверно, будет ночь бессонной,
Я так порой не спать люблю!
Да как же спать, когда из мрака
Мне будто слышен глас веков,
И свет соседнего барака
Еще горит во мгле снегов.
Пусть завтра будет путь морозен,
Пусть буду, может быть, угрюм,
Я не просплю сказанье сосен,
Старинных сосен долгий шум…
В сорок первом на полустанках
Я встречала юность мою.
Жизнь неслась полковой тачанкой,
Жизнь пылала, как танк в бою.
Я узнала мир не из книги,
И, когда оглянусь назад,
Вижу, как мы прощались в Риге,
Чтобы встретиться у Карпат.
Потому, где б теперь ты не был,
Всюду — кровные земляки:
Под одним почерневшим небом
Мы выскрёбывали котелки.
На привалах одних мёрзли,
Было жарко в одних боях.
Фронтовой горьковатый воздух,
Привкус пороха на губах!
Если вновь на спокойном рассвете
Будет прерван наш чуткий сон,
Если снова ударит ветер
В паруса боевых знамён,
Не смогу я остаться дома
В нашей комнатке голубой.
У знакомых дверей райкома
Нам прощаться опять с тобой.
Глухо вымолвив: «До свиданья!» —
К автомату плечом припасть —
Пусть проглатывает расстоянья
Бесконечной дороги пасть,
Пусть опять кочевать по свету,
Пусть ударит со всех сторон
Фронтовой горьковатый ветер
В паруса полковых знамён!
Выйду к речке, тонкой веткой хрустну,
оборву тенёт тугую нить.
Осенью всегда бывает грустно,
даже если не о чем грустить. Подойду к красавице рябине,
руку ей на шею положу,
по какой, единственной, причине
я грущу сегодня, расскажу… Мой упрямый,
я тебя прошу:
ты прости мне эти разговоры.
Я всегда молчу про наши ссоры —
сору из избы не выношу. А сейчас никто ведь не узнает.
Зиму всю рябина смотрит сны,
и она, красавица лесная,
мой рассказ забудет до весны. Только пусть его подхватит ветер,
или даже
сразу все ветра:
много ведь людей на белом свете
ссорятся, как мы с тобой вчера. Пусть же ветры возле них повьются,
им расскажут наш вчерашний спор.
А они — над нами посмеются
и всю жизнь не ссорятся с тех пор!
Спелый ветер дохнул напористо
и ушел за моря…
Будто жесткая полка поезда -
память моя.
А вагон
на стыках качается
в мареве зорь.
Я к дороге привык.
И отчаиваться
мне
не резон.
Эту ношу транзитного жителя
выдержу я…
Жаль, все чаще и все неожиданней
сходят друзья!
Я кричу им:
"Куда ж вы?!
Опомнитесь!.."
Ни слова в ответ.
Исчезают за окнами поезда.
Были -
и нет…
Вместо них,
с правотою бесстрашною
говоря о другом,
незнакомые, юные граждане
обживают вагон.
Мчится поезд лугами белесыми
и сквозь дым городов.
Все гремят и гремят под колесами
стыки годов…
И однажды негаданно
затемно
сдавит в груди.
Вдруг пойму я,
что мне обязательно
надо сойти!
Здесь.
На первой попавшейся станции.
Время пришло…
Но в летящих вагонах
останется
и наше тепло.
А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер,
Веселый ветер, веселый ветер!
Моря и горы ты обшарил все на свете
И все на свете песенки слыхал.Спой нам, ветер, про дикие горы,
Про глубокие тайны морей.
Про птичьи разговоры,
Про синие просторы,
Про смелых и больших людей! Кто привык за победу бороться,
С нами вместе пускай запоет:
Кто весел — тот смеется,
Кто хочет — тот добьется,
Кто ищет — тот всегда найдет! А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер,
Веселый ветер, веселый ветер!
Моря и горы ты обшарил все на свете
И все на свете песенки слыхал.Спой нам, ветер, про чащи лесные,
Про звериный запутанный след,
Про шорохи ночные,
Про мускулы стальные,
Про радость боевых побед! Кто привык за победу бороться,
С нами вместе пускай запоет:
Кто весел — тот смеется,
Кто хочет — тот добьется,
Кто ищет — тот всегда найдет! А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер,
Веселый ветер, веселый ветер!
Моря и горы ты обшарил все на свете
И все на свете песенки слыхал.Спой нам, ветер, про славу и смелость,
Про ученых, героев, бойцов,
Чтоб сердце загорелось,
Чтоб каждому хотелось
Догнать и перегнать отцов! Кто привык за победу бороться,
С нами вместе пускай запоет:
Кто весел — тот смеется,
Кто хочет — тот добьется,
Кто ищет — тот всегда найдет! А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер,
Веселый ветер, веселый ветер!
Моря и горы ты обшарил все на свете
И все на свете песенки слыхал.Спой нам песню, чтоб в ней прозвучали
Все весенние песни земли,
Чтоб трубы заиграли,
Чтоб губы подпевали,
Чтоб ноги веселей пошли! Кто привык за победу бороться,
С нами вместе пускай запоет:
Кто весел — тот смеется,
Кто хочет — тот добьется,
Кто ищет — тот всегда найдет!
Вечер. Воет, веет ветер,
в городе темно.
Ты идешь — тебе не светит
ни одно окно.
Слева — вьюга, справа — вьюга,
вьюга—в высоте…
Не пройди же мимо друга
в этой темноте.
Если слышишь — кто-то шарит,
сбился вдруг с пути, —
не жалей, включи фонарик,
встань и посвети.
Если можешь, даже руку
протяни ему.
Помоги в дороге другу,
другу своему,
и скажи: «Спокойной ночи,
доброй ночи вам…»
Это правильные очень,
нужные слова.
Ведь еще в любой квартире
может лечь снаряд,
и бушует горе в мире
третий год подряд.
Ночь и ветер, веет вьюга,
смерть стоит кругом.
Не пройди же мимо друга,
не забудь о нем…
У старика и старухи
Был котенок черноухий,
Черноухий и белощекий,
Белобрюхий и чернобокий.
Стали думать старик со старухой:
— Подрастает наш черноухий.
Мы вскормили его и вспоили.
Только дать ему имя забыли.
Назовем черноухого Тучей —
Пусть он будет большой и могучий.
Выше дерева, больше дома.
Пусть мурлычет он громче грома!
— Нет, — сказала, подумав, старуха,
Туча легче гусиного пуха.
Гонит ветер огромные тучи,
Собирает их в серые кучи.
Свищет ветер
Протяжно и звонко.
Не назвать ли нам Ветром
Котенка?
— Нет, старуха, — старик отвечает, —
Ветер только деревья качает,
А стена остается в покое.
Не назвать ли котенка Стеною?
Старику отвечает старуха:
— Ты лишился от старости слуха!
Вот прислушайся вместе со мною:
Слышишь, мышка шуршит за стеною?
Точит дерево мышка-воришка…
Не назвать ли нам кошку — Мышка?
— Нет, старуха, — старик отвечает, —
Кошка мышку со шкуркой съедает.
Значит, кошка сильнее немножко!
Не назвать ли нам кошку Кошкой?..
Я песней, как ветром, наполню страну
О том, как товарищ пошел на войну.
Не северный ветер ударил в прибой,
В сухой подорожник, в траву зверобой, —
Прошел он и плакал другой стороной,
Когда мой товарищ прощался со мной.
А песня взлетела, и голос окреп.
Мы старую дружбу ломаем, как хлеб!
И ветер — лавиной, и песня — лавиной…
Тебе — половина, и мне — половина!
Луна словно репа, а звезды — фасоль…
«Спасибо, мамаша, за хлеб и за соль!
Еще тебе, мамка, скажу поновей:
Хорошее дело взрастить сыновей,
Которые тучей сидят за столом,
Которые могут идти напролом.
И вот скоро сокол твой будет вдали,
Ты круче горбушку ему посоли.
Соли астраханскою солью. Она
Для крепких кровей и для хлеба годна».
Чтоб дружбу товарищ пронес по волнам,
Мы хлеба горбушку — и ту пополам!
Коль ветер — лавиной, и песня — лавиной,
Тебе — половина, и мне — половина!
От синей Онеги, от громких морей
Республика встала у наших дверей!
На берегу то ль ночи, то ли дня,
над бездною юдоли, полной муки,
за то, что не отринули меня,
благодарю вас, доли и дудуки.Мои дудуки, саламури, стон
исторгшие, и ты, веселый доли,
взывают к вам вино, и хлеб, и соль:
останьтесь в этом одиноком доме.Зачем привычка к старости стара,
в что за ветер в эту ночь запущен?
Мне во главе пустынного стола
осталось быть и страждущим, и пьющим.Играет ветер в тени, в голоса,
из винной чаши, утомившей руки,
в мои глаза глядят мои глаза,
влюбленные в вас, доли и дудуки.Тбилиси держит на ветру свечу,
пусть ваша жизнь ее огнем продлится!
Я пью вино. Я плачу. Я хочу,
друзья мои, увидеть ваши лица.Без вас в ночи все сиро и мертво.
Покуда доли воплощает в звуки
все перебои сердца моего,
мой стон звучит в стенании дудуки.
Закури, дорогой, закури.
Может, завтра с восходом зари
Ты на линию выйдешь опять
Повреждение где-то искать. Или в сумерках в наш батальон
Зазвонит полевой телефон,
И прикажет зелёная нить:
Связи нет, отправляйтесь чинить. Ты на лыжах укатишь туда,
Где оборванные провода.
Может, ветер порвал, может, снег
Или, скажем, чужой человек. И на склоне с покатой горы
Ты найдёшь тот проклятый обрыв,
Про который дежурный сказал,
Про который узнал генерал. На столбе, превратившемся в лёд,
Ветер пальцы твои обожжёт,
Будет губы твои леденить —
Не придётся тебе закурить. Но оттуда доложишь ты нам:
Неисправность устранена!
Ты вернёшься к восходу зари.
Закури, дорогой, закури.
На огромной клумбе у вокзала,
ветром наклонённая к земле,
поздняя ромашка замерзала,
трепеща на высохшем стебле.
Выгибала тоненькое тело
и сопротивлялась, как могла.
Словно до последнего хотела
быть хоть каплей летнего тепла!
…Поезда вдали гудели встречным.
Люди шли, от ветра наклонясь.
И ромашка чем-то бесконечным
показалась каждому из нас.
Чистой веткой молодой берёзки.
Тополиным пухом по весне.
Первым снегом. Брызгами извёстки
на ещё не крашеной стене…
Не одно, наверно, сердце сжалось:
что поделать — каждому своё!
Только в сердце врезалась не жалость —
маленькое мужество её.
На бессмертье я не притязаю.
Но уж коль уйти — не тосковать.
Так уйти, чтоб, даже замерзая,
хоть кому-то душу согревать.
На полях всё убрано, всё скошено.
Стали ярче звёздочки гореть.
Выходи гулять, моя хорошая, —
Дома невозможно усидеть.Завтра вновь нас ждут дела геройские.
Мчит нас ветер жизни молодой.
Хороша ты, юность комсомольская, —
Век не расставался бы с тобой! Мы сегодня песни всей бригадою
Будем петь всю ночь на берегу.
Жаль, что ночью я на ненаглядную
Наглядеться вдоволь не смогу.
Завтра вновь нас ждут дела геройские.
Мчит нас ветер жизни молодой.
Хороша ты, юность комсомольская, —
Век не расставался бы с тобой! Ты прости слова мои нескромные,
Только шире нет моей души…
Ой вы, ночи, ночи подмосковные,
До чего ж вы стали хороши! Завтра вновь нас ждут дела геройские.
Мчит нас ветер жизни молодой.
Хороша ты, юность комсомольская, —
Век не расставался бы с тобой!
Привет, Россия — родина моя!
Как под твоей мне радостно листвою!
И пенья нет, но ясно слышу я
Незримых певчих пенье хоровое…
Как будто ветер гнал меня по ней,
По всей земле — по селам и столицам!
Я сильный был, но ветер был сильней,
И я нигде не мог остановиться.
Привет, Россия — родина моя!
Сильнее бурь, сильнее всякой воли
Любовь к твоим овинам у жнивья,
Любовь к тебе, изба в лазурном поле.
За все хоромы я не отдаю
Свой низкий дом с крапивой под оконцем.
Как миротворно в горницу мою
По вечерам закатывалось солнце!
Как весь простор, небесный и земной,
Дышал в оконце счастьем и покоем,
И достославной веял стариной,
И ликовал под ливнями и зноем!..
Темнота впереди — подожди!
Там — стеною закаты багровые,
Встречный ветер, косые дожди
И дороги — дороги неровные.Там — чужие слова,
там — дурная молва,
Там ненужные встречи случаются,
Там сгорела, пожухла трава,
И следы не читаются
В темноте.Там проверка на прочность: бои,
И туманы, и ветры с прибоями.
Сердце путает ритмы свои
И стучит с перебоями.Там — чужие слова,
там — дурная молва,
Там ненужные встречи случаются,
Там сгорела, пожухла трава,
И следы не читаются
В темноте.Там и звуки, и краски не те,
Только — мне выбирать не приходится.
Очень нужен я там, в темноте…
Ничего! Распогодится! Там — чужие слова,
там — дурная молва,
Там ненужные встречи случаются,
Там сгорела, пожухла трава,
И следы не читаются
В темноте.
О бабочек взлеты и слеты!
Может быть, я ошибаюсь.
То слезы,
но добрые слезы.
Я плачу
и улыбаюсь.Я выросла в поле,
где средь травинок
капли росы навешены.
Я веточка,
полная зеленых кровинок,
срезанная невеждами.Я стану свирелью,
свирелью зеленой!
Нагряну к вам трелью,
трелью залетной! Я —
этого воздуха обитательница,
не страшащаяся ничего.
Я —
плачущая обладательница
сердца твоего.
С горных пастбищ,
для любви навеяна,
медленно
я поднимаюсь кверху.О земля,
если б ты мне не верила, —
я бы обратилась
к ветру:
О ветер,
докажем,
докажем скорей,
докажем каждому,
что я —
свирель.Дохни —
и медленно и жалобно
польется песня
из зеленого желоба.
И прислушаются люди чутко,
и уловят
мое дыхание,
и поймут они
силу чувства,
обращенного в это звучание.
Забота у нас простая,
Забота наша такая:
Жила бы страна родная,
И нету других забот!
И снег, и ветер,
И звёзд ночной полёт.
Меня мое сердце
В тревожную даль зовёт.
Пускай нам с тобой обоим
Беда грозит за бедою,
Но дружба моя с тобою
Лишь вместе со мной умрёт.
Пока я ходить умею,
Пока глядеть я умею,
Пока я дышать умею,
Я буду идти вперёд!
И так же, как в жизни каждый,
Любовь ты встретишь однажды, -
С тобою, как ты, отважно
Сквозь бури она пройдёт.
Не думай, что всё пропели,
Что бури все отгремели.
Готовься к великой цели,
А слава тебя найдёт!
И снег, и ветер,
И звёзд ночной полёт.
Меня мое сердце
В тревожную даль зовёт.
Та зима была,
будто война, -
лютой.
Пробуравлена,
прокалена ветром.
Снег лежал,
навалясь на январь
грудой.
И кряхтели дома
под его весом.
По щербатому полу
мороз крался.
Кашлял новый учитель
Сергей Саныч.
Застывали чернила
у нас в классе,
и контрольный диктант
отменял завуч.
Я считал,
что не зря
голосит ветер,
не случайно
болит по утрам
горло,
потому что остались
на всём свете
лишь зима и война –
из времён года…
И хлестала пурга
по земле крупно,
и дрожала река
в ледяном гуле.
И продышины в окнах
цвели кругло,
будто в каждое
кто-то всадил
пулю!
И надела соседка
платок вдовий.
И стонала она допоздна-поздно…
Та зима была,
будто война, -
долгой.
Вспоминаю –
и даже сейчас
мёрзну.
По воде, на колёсах, в седле, меж горбов и в вагоне,
Утром, днём, по ночам, вечерами, в погоду и без,
Кто за делом большим, кто за крупной добычей — в погони
Отправляемся мы, судьбам наперекор, всем советам вразрез.И наши щёки жгут пощёчинами ветры,
Горбы на спины нам наваливает снег…
Но впереди — рубли длиною в километры
И крупные дела величиною в век.За окном и за нашими душами света не стало,
И вне наших касаний повсюду исчезло тепло.
На земле дуют ветры, за окнами похолодало,
Всё, что грело, светило, теперь в темноту утекло.И вот нас бьют в лицо пощёчинами ветры,
И жены от обид не поднимают век,
Но впереди — рубли длиною в километры,
И крупные дела величиною в век.Как чужую гримасу, надел я чужую одежду,
Или в шкуру чужую на время я вдруг перелез?
До и после, в течение, вместо, во время и между
Поступаю с тех пор просьбам наперекор и советам вразрез.Мне щёки обожгли пощёчины и ветры,
Я взламываю лёд, плыву в пролив Певек!
Ах, где же вы, рубли длиною в километры?..
Всё вместо них дела величиною в век.