Если я заболею,
к врачам обращаться не стану,
Обращаюсь к друзьям
(не сочтите, что это в бреду):
постелите мне степь,
занавесьте мне окна туманом,
в изголовье поставьте
ночную звезду.
Я ходил напролом.
Я не слыл недотрогой.
Если ранят меня в справедливых боях,
забинтуйте мне голову
горной дорогой
и укройте меня
одеялом
в осенних цветах.
Порошков или капель — не надо.
Пусть в стакане сияют лучи.
Жаркий ветер пустынь, серебро водопада —
Вот чем стоит лечить.
От морей и от гор
так и веет веками,
как посмотришь, почувствуешь:
вечно живем.
Не облатками белыми
путь мой усеян, а облаками.
Не больничным от вас ухожу коридором,
а Млечным Путем.
Я давно живу с такой надеждой:
Вот вернется
город Пушкин к нам, —
Я пешком пойду к нему, как прежде
Пилигримы шли к святым местам. Незабытый мною, дальний-дальний,
Как бы сквозь войну обратный путь,
Путь на Пушкин, выжженный, печальный,
Путь к тому, чего нельзя вернуть. Милый дом с крутой зеленой крышей,
Рядом липы круглые стоят…
Дочка здесь жила моя, Ириша,
Рыжеватая была, как я. Все дорожки помню, угол всякий
В пушкинских таинственных садах:
С тем, кто мной доныне не оплакан,
Часто приходила я сюда. Я пешком пойду в далекий Пушкин
Сразу, как узнаю — возвращен.
Я на черной парковой опушке
Положу ему земной поклон. Кланяюсь всему, что здесь любила, —
сердце, не прощай, не позабудь! —
Кланяюсь всему, что возвратила,
Трижды — тем, кого нельзя вернуть.
Дорога, дорога — счёта нет шагам,
И не знаешь, где конец пути,
По дороге мы идём по разным сторонам
И не можем её перейти.
Улыбнись мне хоть как-нибудь взглядом.
Улыбнись — я напротив, я рядом.
Побегу на красный свет, оштрафуют — не беда,
Только — ты подскажи мне когда.
Улыбка, улыбка — для кого она?
Ведь, как я, её никто не ждёт!
Я замер и глаза закрыл, открыл, но — ты одна,
А я опять прозевал переход!
Улыбнись мне хоть как-нибудь взглядом.
Улыбнись — я напротив, я рядом.
Побегу на красный свет, оштрафуют — не беда,
Только — ты подскажи мне когда.
Шагаю, шагаю, — кто мне запретит! —
И шаги отсчитывают путь.
За тобой готов до бесконечности идти,
Только — ты не сверни куда-нибудь.
Улыбнись мне хоть как-нибудь взглядом.
Улыбнись — я напротив, я рядом.
Путь наш долог, но ведь он всё же кончится, боюсь, —
Перейди, если я не решусь.
В бесконечном океане
Пролегает курс прямой.
Острова Воспоминаний
Остаются за кормой.Там дворцы и колоннады,
Там в цветы воплощены
Все минувшие услады
И несбывшиеся сны.Но, держа свой путь в тумане,
Бурями держа свой путь,
К Островам Воспоминаний
Ты не вздумай повернуть! Знай — по мере приближенья
Покосятся купола,
Рухнут стройные строенья —
Те, что память возвела.Станет мир немым и пресным,
Луч померкнет на лету,
Девушка с лицом прелестным
Отшатнется в пустоту.И, повеяв мертвечиной,
В сером пепле, нищ и наг,
Канет в черную пучину
Сказочный архипелаг.Ты восплачешь, удрученный, —
В сердце пусто и темно,
Словно бурей мегатонной
Всё былое сметено… Знай — в минувшем нет покоя.
Ты средь штормов и тревог
Береги свое былое —
Не ищи к нему дорог.Только тот, кто трудный, дальний
Держит путь среди зыбей,
Острова Воспоминаний
Сохранит в душе своей.
Звезды высыпали вдруг
необузданной толпой.
Между летом и зимой
запылала осень трепетно.
Между стуком двух сердец,
между мною и тобой
есть-
помимо расстояний-
просто разница во времени.
Я обыкновенно жил.
Я с любовью не играл.
Я писал тебе стихи,
ничего в замен не требуя.
И сейчас пошлю тебе,
восемнадцать телеграмм.
Ты получишь их не сразу.
Это-
разница во времени.
Я на улицу бегу.
Я вздыхаю тяжело.
Но, и самого себя
переполнив завереньями,
как мне закричать
, люблю,?
Вдруг твое, люблю,
прошло?
Потому, что существует
эта разница во времени.
Солнце встало на пути.
Ветры встали на пути.
Напугать меня хотят
высотою горы-вредены.
Не смотри на телефон.
И немного подожди.
Я приду,
перешагнув
через разницу во времени.
В минуты музыки печальной
Я представляю желтый плес,
И голос женщины прощальный,
И шум порывистых берез,
И первый снег под небом серым
Среди погаснувших полей,
И путь без солнца, путь без веры
Гонимых снегом журавлей…
Давно душа блуждать устала
В былой любви, в былом хмелю,
Давно понять пора настала,
Что слишком призраки люблю.
Но все равно в жилищах зыбких —
Попробуй их останови! —
Перекликаясь, плачут скрипки
О желтом плесе, о любви.
И все равно под небом низким
Я вижу явственно, до слез,
И желтый плес, и голос близкий,
И шум порывистых берез.
Как будто вечен час прощальный,
Как будто время ни при чем…
В минуты музыки печальной
Не говорите ни о чем.
Теперь и сам я думаю: ужели
по той дороге, странник и чудак,
я проходил?
Горвашское ущелье,
о, подтверди, что это было так.Я проходил. И детскую прилежность
твоей походки я увидел.
Ты
за мужем шла покорная,
но нежность,
сиянье нежности взошло из темноты.Наши глаза увиделись.
Ревниво
взглянул твой муж.
Но как это давно
случилось.
И спасла меня равнина,
где было мне состариться дано.Однако повезло тому, другому, —
не ведая опасности в пути,
по той дороге он дошел до дому,
никто не помешал ему дойти.Не гикнули с откоса печенеги,
не ухватились за косы твои,
не растрепали их.
Не почернели
глаза твои от страха и любви.И, так и не изведавшая муки,
ты канула, как бедная звезда.
На белом муле, о, на белом муле
в Ушгули ты спустилась навсегда.Но все равно — на этом перевале
ликует и живет твоя краса.
О, как лукавили, как горевали
глаза твои, прекрасные глаза.
По всей земле, во все столетья,
великодушна и проста,
всем языкам на белом свете
всегда понятна красота.
Хранят изустные творенья
и рукотворные холсты
неугасимое горенье
желанной людям красоты.
Людьми творимая навеки,
она понятным языком
ведет рассказ о человеке,
с тревогой думает о нем
и неуклонно в жизни ищет
его прекрасные черты.
Чем человек сильней и чище,
тем больше в мире красоты.
И в сорок пятом, в сорок пятом
она светила нам в пути
и помогла моим солдатам
ее из пламени спасти.
Для всех людей, для всех столетий
они свершили подвиг свой,
и этот подвиг стал на свете
примером красоты земной.
И эта красота бездонна,
и безгранично ей расти.
Прощай, Сикстинская Мадонна!
Счастливого тебе пути!
Над рекой рассвет встает,
Гаснет звездный хоровод,
И восходит над страной утра вестник.
Наш туристский лагерь встал,
Боевой звучит сигнал,
И, чеканя шаг, несется песня:
Пусть дождь нас ожидает на пути,
Пусть немало предстоит еще пройти,
День встает лучистый,
Снова в путь, туристы!
Пусть нам грозят морозы и снега,
Пусть яростно палатку рвет пурга,
Но песня нас зовет
Вперед!
Пусть дорога вдаль пылит,
Знает дело замполит,
И туристский лагерь дружен с песней звонкой.
Переправу наведем,
Где олень прошел, пройдем,
Ветру дружбы мы поем вдогонку:
Пусть дождь нас ожидает на пути,
Пусть немало предстоит еще пройти,
День встает лучистый,
Снова в путь, туристы!
Пусть нам грозят морозы и снега,
Пусть яростно палатку рвет пурга,
Но песня нас зовет
Вперед!
Наши реки широки,
Наши горы высоки,
И спокоен взгляд советского солдата.
Мы за мир, но если вновь
Враг пролить захочет кровь,
Наш туристский штык блеснет булатом!
Твердил он нам: «Моя она!» —
«Да ты смеёшься, друг, да ты смеёшься!
Уйди, пацан, ты очень пьян,
А то нарвёшься, друг, гляди, нарвёшься!»
А он кричал: «Теперь мне всё одно!
Садись в такси — поехали кататься!
Пусть счётчик щёлкает, пусть, всё равно
В конце пути придётся рассчитаться».
Не жалко мне таких парней.
«Ты от греха уйди!» — твержу я снова.
А он — ко мне и всё — о ней…
«А ну, ни слова, друг, гляди, ни слова!»
Ударила в виски мне кровь с вином —
И, так же продолжая улыбаться,
Ему сказал я тихо: «Всё равно
В конце пути придётся рассчитаться!»
К слезам я глух и к просьбам глух —
В охоту драка мне, ох как в охоту!
И хочешь, друг, не хочешь, друг, —
Плати по счёту, друг, плати по счёту!..
А жизнь мелькает, как в немом кино, —
Мне хорошо, мне хочется смеяться.
А счётчик — щёлк да щёлк… Да, всё равно
В конце пути придётся рассчитаться…
Тишина за Рогожской заставою.
Спят деревья у сонной реки.
Лишь составы идут за составами,
Да кого-то скликают гудки.
Почему я все ночи здесь полностью
У твоих пропадаю дверей?
Ты сама догадайся по голосу
Семиструнной гитары моей!
Тот, кто любит, в пути не заблудится.
Так и я — никуда не пойду,
Всё равно переулки и улицы
К дому милой меня приведут.
Подскажи-подскажи, утро раннее,
Где с подругой мы счастье найдём?
Может быть вот на этой окраине
Или в доме, котором живём?
Не страшны нам ничуть расстояния!
Но, куда ни привёл бы нас путь,
Ты про первое наше свидание
И про первый рассвет не забудь.
Как люблю твои светлые волосы,
Как любуюсь улыбкой твоей,
Ты сама догадайся по голосу
Семиструнной гитары моей.
От героев былых времен не осталось порой имен, —
Те, кто приняли смертный бой, стали просто землей и травой.
Только грозная доблесть их поселилась в сердцах живых.
Этот вечный огонь, нам завещаный одним, мы в груди храним.
Погляди на моих бойцов, целый свет помнит их в лицо,
Вот застыл батальон в строю, снова старых друзей узнаю.
Хоть им нет двадцати пяти — трудный путь им пришлось пройти.
Это те, кто в штыки поднимался, как один, те, кто брал Берлин.
Нет в России семьи такой, где б не памятен был свой герой.
И глаза молодых солдат с фотографий увядших глядят.
Этот взгляд, словно Высший Суд для ребят, что сейчас растут.
И мальчишкам нельзя ни солгать, ни обмануть, ни с пути свернуть.
На асфальт расплавленный похожа
память ненасытная моя:
я запоминаю всех прохожих,
каждое движенье бытия…
След колес, железных и зубчатых, —
ржавый след обиды и тоски.
Рядом птичий милый отпечаток —
дочери погибшей башмачки.
Здесь друзья чредою проходили.
Всех запоминала — для чего?
Ведь они меня давно забыли,
больше не увижу никого.
Вот один прошел совсем по краю.
Укоризны след его темней.
Где-то он теперь живет? Не знаю.
Может, только в памяти моей.
В наказание такую память
мне судьба-насмешница дала,
чтоб томило долгими годами
то, что сердцем выжжено дотла.
Лучше б мне беспамятство, чем память,
как асфальт расплавленный, как путь, —
вечный путь под самыми стопами:
не сойти с него, не повернуть…
Зря ты, Ванечка, бредёшь
Вдоль оврага.
На пути — каменья сплошь,
Резвы ножки обобьёшь,
Бедолага! Тело в эдакой ходьбе
Ты измучил,
А и, кажется, себе
Сам наскучил.Стал на беглого похож
Аль на странничка.
Может, сядешь, отдохнёшь,
Ваня-Ванечка?!
Ваня! Что, Ванюша, путь трудней?
Хворь напала?
Вьётся тропка меж корней,
До конца пройти по ней —
Жизни мало.Славно, коль судьбу узнал
Распрекрасну,
Ну, а вдруг коней загнал
Понапрасну?! Али вольное житьё
Слаще пряничка?
Ах ты, горюшко моё,
Ваня-Ванечка!
Ваня! Ходят слухи, будто сник
Да бедуешь,
Кудри сбросил — как без них?
Сыт ли ты или привык —
Голодуешь! Хорошо ли бобылём
Да без крова?
Это, Ваня, не путём —
Непутёво! Горемычный мой, дошёл
Ты до краюшка!
Тополь твой уже отцвёл,
Ваня-Ванюшка!
Ваня!
Много нынче в памяти потухло,
а живет безделица, пустяк:
девочкой потерянная кукла
на железных скрещенных путях.
Над платформой пар от паровозов
низко плыл, в равнину уходя…
Теплый дождь шушукался в березах,
но никто не замечал дождя.
Эшелоны шли тогда к востоку,
молча шли, без света и воды,
полные внезапной и жестокой,
горькой человеческой беды.
Девочка кричала и просила
и рвалась из материнских рук, —
показалась ей такой красивой
и желанной эта кукла вдруг.
Но никто не подал ей игрушки,
и толпа, к посадке торопясь,
куклу затоптала у теплушки
в жидкую струящуюся грязь.
Маленькая смерти не поверит,
и разлуки не поймет она…
Так хоть этой крохотной потерей
дотянулась до нее война.
Некуда от странной мысли деться:
это не игрушка, не пустяк, —
это, может быть, обломок детства
на железных скрещенных путях.
Сорок лет!.. Сквозь пургу и бураны,
Среди молний, побед и невзгод…
И идут на покой ветераны:
Даже сталь, говорят, устаёт.Годы мчатся… Вчерашние дети,
Мы становимся старшим под стать
И за всё, что творится на свете,
Начинаем сейчас отвечать… Да, за всё, в чём воспитаны с детства.
Без чего нам не жить, не любить…
Революции нашей наследство
Обязует нас зоркими быть.Но не думай, что путь уготован,
Что наследьем её чистоты
Навсегда и во всём застрахован
От любого падения ты.Нам завещано Дело и Знамя,
И страна, что прошла сквозь бои…
Вот и всё! Поколения сами
Отвечают за судьбы свои.Нынче очень не просто на свете.
В трудный час мы с тобой подросли…
Но сегодня мы тоже в ответе
За надежду и счастье земли.Путь истории — он нескончаем.
Тем путём мы не просто идём,
А идём, за него отвечая…
И, как старшие, не подведём!
Что для меня этот город Сим?
Он так же, как все, прост.
Но там я впервые встретился с ним,
Вставшим во весь рост.
У этой встречи не было дня,
Не определить дат,
Но он не оставит уже меня,
Наверное, никогда.
Особых примет у него нет,
Ведь он подобен лисе.
Но это ведь он устроил банкет,
Когда голодали все.
А затем на вопросы, сверху вниз
Отвечал, улыбаясь, слегка:
У нас, товарищи, социализм,
А не коммунизм пока…
Я знаю его, он мой личный враг,
И, сам не стремясь идти,
Он отравляет мне каждый шаг
На трудном моем пути.
Он мастер пугающих громких фраз
И ими вершит дела,
И всех, в ком он видит хозяйский глаз,
Глушит он из-за угла.
Но наши пути все равно прямы,
И будет он кончен сам…
Потому, что хозяева жизни — мы,
А он — присосался к нам.
Нашей ПартииЯ в жизни всем тебе обязан,
Мне без тебя дороги нет.
И я навек с тобою связан
С далеких юношеских лет.И там еще, под отчей крышей,
И знал, и сердцем чуял я,
Что не бывает цели выше,
Чем цель высокая твоя.Ты — ум и правда всех народов,
Заря, взошедшая во мгле;
И мир, и счастье, и свободу
Ты утверждаешь на земле.И этот путь свой необычный
С тобой лишь мог пройти народ —
Путь от лучины горемычной
И до космических высот.И не мечта уже, не призрак
Маячит нам во мгле глухой —
Живое пламя коммунизма
Зажгли мы собственной рукой; Зажгли огонь неугасимый
На благо всех людей труда.
И затемнить его не в силах
Уже никто и никогда.И я, твой сын, и горд и счастлив,
И благодарен я тебе,
Что хоть немного, но причастен
К твоим делам, к твоей судьбе.
Пыхом клубит пар
Пароход-малец,
Волны вбег бегут от колес.
На сто тысяч верст
Небеса да лес,
Да с версту подо мной откос.Прет звериный дух
От лесных застех,
Где-то рядом гудит гроза.
Дует в спину мне
Ветерок-пострел,
Заметая пути назад.Надоело мне
У чужих окон
Счастья ждать под чужой мотив.
Тошно, зная жизнь
С четырех сторон,
По окольным путям идти.К черту всех мужей! —
Всухомятку жить.
Я любовником на игру
Выхожу, ножом
Расписав межи, —
Все равно мне: что пан, что труп.Я смеюсь — ха-ха! —
Над своей судьбой,
Я плюю на свою печаль.
Эй, судьба! Еще
Разговор с тобой
Вперехлест поведу сплеча.Далеко внизу
Эха хохот смолк.
Там дымучий пучит туман.
Там цветком отцвел
Флага алый шелк:
Пароходик ушел за лиман.
Как нитка-паутиночка,
Среди других дорог
Бежит, бежит тропиночка,
И путь ее далек.
Бежит, не обрывается,
В густой траве теряется,
Где в гору поднимается,
Где под гору спускается
И путника усталого —
И старого и малого —
Ведет себе, ведет…
В жару такой тропинкою
Идешь, идешь, идешь,
Уморишься, намаешься —
Присядешь, отдохнешь;
Зеленую былиночку
В раздумье пожуешь
И снова на тропиночку
Встаешь.
Тропинка продолжается —
Опять в траве теряется,
Опять в овраг спускается,
Бежит через мосток,
И в поле выбирается,
И в поле вдруг кончается —
В родной большак вливается,
Как в реку ручеек.Асфальтовое, новое,
Через леса сосновые,
Через луга медовые,
Через поля пшеничные,
Полянки земляничные, -
Во всей своей красе, -
Дождем умыто, росами,
Укатано колесами,
Раскинулось шоссе!
Идет оно от города,
Ведет оно до города,
От города до города.
Иди себе, иди,
По сторонам поглядывай,
Названья сел угадывай,
Что будут впереди.Устанешь — место выберешь,
Присядешь отдохнуть,
Глядишь — дорогой дальнею
И катит кто-нибудь.
Привстанешь, чтоб увидели,
Попросишь подвезти.
Эх, только б не обидели
И взяли по пути!.. И старыми и новыми
Колесами, подковами
И тысячами ног
Укатанных, исхоженных,
По всей стране проложенных
Немало их, дорог —
Тропинок и дорог! Веселые, печальные,
То ближние, то дальние,
И легкие, и торные —
Извилистые горные,
Прямые пешеходные,
Воздушные и водные,
Железные пути…
Лети!..
Плыви!..
Кати!..
Разжигатель неуемный —
Я кочую по фронтам.
Мой вагон дырявый, темный
Нынче здесь, а завтра там.Плут иль трус — моя добыча:
Опозорю, засмею.
Я, повсюду нос свой тыча,
Зря похвал не раздаю.Рожи лодырей малюя,
Их леплю на все углы.
Но когда кого хвалю я,
Значит, стоит он хвалы.Шляхта подлая, тупая
Понапрасну нос дерет.
Отступая, наступая,
Мы идем вперед, вперед.Путь известен: до Варшавы.
Видел место я вчера,
Где наводят переправы
Наши чудо-мастера.Красным штабом самый точный
Обозначен им урок:
«Нужен мост на диво прочный
В срок — кратчайший. Жесткий срок».Молотки стучат задорно.
Топоры звенят-поют.
Средь высоких свай проворно
Чудо-техники снуют.Через Неман на Варшаву
«Шьют» стальную колею.
Всем путейцам нашим славу
Я охотно пропою.Не напрасно путь здесь ляжет.
Красный фронт наш дал зарок:
Чванной шляхте он покажет,
Что такое «жесткий срок».
По дороге, пустынной обочиной,
Где лежат золотые пески,
Что ты бродишь такой озабоченный,
Умирая весь день от тоски? Вон и старость, как ведьма глазастая,
Притаилась за ветхой ветлой.
Целый день по кустарникам шастая,
Наблюдает она за тобой.Ты бы вспомнил, как в ночи походные
Жизнь твоя, загораясь в борьбе,
Руки девичьи, крылья холодные,
Положила на плечи тебе.Милый взор, истомленно-внимательный,
Залил светом всю душу твою,
Но подумал ты трезво и тщательно
И вернулся в свою колею.Крепко помнил ты старое правило —
Осторожно по жизни идти.
Осторожная мудрость направила
Жизнь твою по глухому пути.Пролетела она в одиночестве
Где-то здесь, на задворках села,
Не спросила об имени-отчестве,
В золотые дворцы не ввела.Поистратил ты разум недюжинный
Для каких-то бессмысленных дел.
Образ той, что сияла жемчужиной,
Потускнел, побледнел, отлетел.Вот теперь и ходи и рассчитывай,
Сумасшедшие мысли тая,
Да смотри, как под тенью ракитовой
Усмехается старость твоя.Не дорогой ты шел, а обочиной,
Не нашел ты пути своего,
Осторожный, всю жизнь озабоченный,
Неизвестно, во имя чего!
Если где-то в чужой, неспокойной ночи, ночи
Ты споткнулся и ходишь по краю —
Не таись, не молчи, до меня докричи, докричи,
Я твой голос услышу, узнаю.
Может, с пулей в груди ты лежишь в спелой ржи, в спелой ржи?
Потерпи! Я иду, и усталости ноги не чуют.
Мы вернемся туда, где и травы врачуют,
Только — ты не умри, только — кровь удержи.
Если ж конь под тобой — ты домчи, доскачи, доскачи,
Конь дорогу отыщет, буланый,
В те края, где всегда бьют живые ключи, ключи,
И они исцелят твои раны.
Если трудно идёшь: по колена в грязи, по колена в грязи
Да по острым камням, босиком по воде по студёной,
Пропылённый, обветренный, дымный, огнём опалённый —
Хоть какой — доберись, добреди, доползи!
Здесь такой чистоты из-под снега ручьи, ручьи —
Не найдёшь, не придумаешь краше;
Здесь друзья, и цветы, и деревья ничьи, ничьи,
Стоит нам захотеть — будут наши.
Наши!
Где же ты? взаперти или в долгом пути, пути?
На развилках каких, перепутиях и перекрёстках?
Может быть, ты устал, приуныл, заблудился в трёх соснах
И не можешь обратно дорогу найти?
Я выбежал на улицу,
По мостовой пошел,
Свернул налево за угол
И кошелёк нашел.
Четыре отделения
В тяжёлом кошельке,
И в каждом отделении
Пятак на пятаке.
И вдруг по той же улице,
По той же мостовой
Идет навстречу девочка
С поникшей головой.
И грустно смотрит под ноги,
Как будто по пути
Ей нужно что-то важное
На улице найти.
Не знает эта девочка,
Что у меня в руке
Её богатство медное
В тяжёлом кошельке.
Но тут беда случается,
И я стою дрожа:
Не нахожу в кармане я
Любимого ножа.
Четыре острых лезвия
Работы непростой,
Да маленькие ножницы,
Да штопор завитой.
И вдруг я вижу: девочка
Иёт по мостовой,
Мой ножик держит девочка
И спрашивает: «Твой?»
Я нож беру уверенно,
Кладу в карман его,
Проходит мимо девочка,
Не знает ничего.
И грустно смотрит под ноги,
Как будто по пути
Ей нужно что-то важное
На улице найти.
Не знает эта девочка,
Что у меня в руке
Её богатство медное
В тяжелом кошельке.
Я бросился за девочкой,
И я догнал её,
И я спросил у девочки:
«Твоё? Скажи, твоё?»
«Моё, — сказала девочка. —
Я шла разинув рот.
Отдай! Я так и думала,
Что кто-нибудь найдёт».
Крутыми тропинками в горы,
Вдоль быстрых и медленных рек,
Минуя большие озёра,
Весёлый шагал человек.
Четырнадцать лет ему было,
И нёс он дорожный мешок,
А в нём полотенце и мыло
Да белый зубной порошок.
Он встретить в пути не боялся
Ни змей, ни быков, ни собак,
А если встречал, то смеялся
И сам приговаривал так:
«Я вышел из комнаты тесной,
И весело дышится мне.
Всё видеть, всё знать интересно,
И вот я хожу по стране».
Он шел без ружья и без палки
Высокой зеленой травой.
Летали кукушки да галки
Над самой его головой.
И даже быки-забияки
Мычали по-дружески: «Мм-уу!»
И даже цепные собаки
Виляли хвостами ему.
Он шел по тропам и дорогам,
Волков и медведей встречал,
Но зверь человека не трогал,
А издали только рычал.
Он слышал и зверя и птицу,
В колючие лазил кусты.
Он трогал руками пшеницу,
Чудесные нюхал цветы.
И туча над ним вместо крыши,
А вместо будильника — гром.
И все, что он видел и слышал,
В тетрадку записывал он.
А чтобы ещё интересней
И легче казалось идти,
Он пел, и весёлая песня
Ему помогала в пути.
И окна в домах открывали,
Услышав — он мимо идет,
И люди ему подпевали
В квартирах, садах, у ворот.
И весело хлопали дверью
И вдруг покидали свой дом.
И самые хищные звери
Им были в пути нипочем.
Шли люди, и было их много,
И не было людям числа.
За ними по разным дорогам
Короткая песенка шла:
«Нам путь незнакомый не страшен,
Мы смело пройдем ледники!
С веселою песенкой нашей
Любые подъемы легки!»
И я эту песню услышал,
Приятеля голос узнал —
Без шапки на улицу вышел
И песенку эту догнал.
Выхожу один я на дорогу,
Вдалеке народный слышен гул.
Буржуа в испуге бьют тревогу:
«Заговор!.. Спасайте!.. Караул!..»Буржуа звериным воют воем:
«Смерть ему!.. Распять его, распять!..»
Мне грозит «их» Церетели боем,
Отступил и забурлил опять: Загремел начальственно-солидно,
Задымил казенным сургучом…
Что же мне так больно и обидно?
Страшно ль мне? Жалею ль я о чем? Не страшусь, пожалуй, ничего я, —
И не жаль буржуев мне ничуть:
Пусть они все изойдут от воя,
Знаю я, что путь мой — верный путь.Богачам, конечно, я опасен:
Порох сух и только ждет огня.
Но чтоб всем был этот вывод ясен,
Я б хотел, чтоб взяли в кнут меня.Но не так, как в оны дни пороли,
Давши власть злым полицейским псам:
Я б хотел, чтоб в этой чистой роли
Церетели выступил бы сам; Чтобы, всю таблицу наказаний
Прописавши на моей спине,
Дал он всем понять без толкований,
Что достоин порки я вполне; Чтоб я мог, вновь натянув опорки,
Всем сказать спокойно, не грозя:
«Чтите власть… и ждите доброй порки:
Управлять иначе — «им» нельэя!!!»
Все как будто сделал славно я:
Кончил разом все сомнения.
Понял я, что ты — не главная:
Не любовь, а увлечение,
Ты, я верю, неплохая,
Ни игры в тебе, ни зла,
Ничего не ожидая,
Все дарила что могла.
Только счастье невозможно
Без клубящихся дорог,
Слишком было все несложно,
Слишком много было можно,
Но ни бурь и ни тревог…
Видно, в том была причина,
Что любовь не жгла огнем,
И была не ярким сном,
А простой, как та рябина
У тебя перед окном.
И ушел я в синий вечер,
Веря в дальнюю звезду.
В путь! В пути я счастье встречу,
Здесь — зачахну, пропаду!
Все как будто сделал правильно,
Кончил разом все сомнения:
Понял ведь, что мной оставлено
Не любовь, а увлечение.
Значит, скоро распахнется
Даль счастливых, новых дней.
Сердце песней захлебнется.
Годы мчат… дорога вьется…
Только сердцу не поется,
Не поется, хоть убей!
Только холодно и тесно
Стало сердцу моему.
Все как будто сделал честно,
В чем же дело — не пойму!
Отчего сквозь километры,
Как в тумане голубом.
Я все чаще вижу дом,
Шторку, вздутую от ветра,
И рябину под окном?!
Подходи, товарищ, смотри лучше, —
вот чему кронштадтские события учат.
Два пути: выбирайте, каким идти.
1.
И у солнца тоже
пятна на роже.
2.
Не без недостатков советская власть.
Почему, например, хлеба не всласть?
3.
Один без всего, а другой с пайком,
пуд пищи уволок тайком.
4.
Иной гол, в шубе иной, —
что, товарищ, этому виной?
5.
Кто виноват, разобраться надо:
коммунисты или разруха?
Советы или блокада?
6.
В ком от лишений помутился разум,
тот за винтовку берется разом.
7.
Это, говорит, разнесу, разобью то!
Думает, с неба свалятся калачи и пальто.
8.
Виновные, видя свалку эту,
спрятались, и нету.
А раздоры видя эти,
из-за рабочих дерущихся вылезает третий.
9.
И вот конец такого спора:
доживет рабочий до царя и до по́рок.
1
0.
А есть, товарищи, путь иной:
недостатки организацией бить, а не войной.
1
1.
Если корчат буржуи коммунистическую роль,
усиль, товарищ, свой контроль.
1
2.
И точно проверив, как работают они,
возьми их под жабры и к ответу притяни.
Вывод ясен:
если тебе Коммуна не нравится,
организуйся в союзы, иди в компартию, —
и Коммуна исправится.
Он не вышел ни званьем, ни ростом;
Не за славу, не за плату,
На свой необычный манер
Он по жизни шагал над помостом
По канату, по канату,
Натянутому, как нерв.Посмотрите — вот он без страховки идёт.
Чуть правее наклон — упадёт, пропадёт!
Чуть левее наклон — всё равно не спасти!
Но, должно быть, ему очень нужно пройти четыре четверти пути.И лучи его с шага сбивали
И кололи, словно лавры.
Труба надрывалась, как две.
Крики «Браво!» его оглушали,
А литавры, а литавры —
Как обухом по голове! Посмотрите — вот он без страховки идёт.
Чуть правее наклон — упадёт, пропадёт!
Чуть левее наклон — всё равно не спасти…
Но теперь ему меньше осталось пройти — уже три четверти пути.«Ах, как жутко, как смело, как мило!
Бой со смертью, три минуты!»
Раскрыв в ожидании рты,
Из партера глядели уныло
Лилипуты, лилипуты —
Казалось ему с высоты.Посмотрите — вот он без страховки идёт.
Чуть правее наклон — упадёт, пропадёт!
Чуть левее наклон — всё равно не спасти…
Но… спокойно — ему остаётся пройти всего две четверти пути.Он смеялся над славою бренной,
Но хотел быть только первым —
Такого попробуй угробь!
Не по проволоке над ареной —
Он по нервам, нам по нервам,
Шёл под барабанную дробь! Посмотрите — вот он без страховки идёт.
Чуть правее наклон — упадёт, пропадёт!
Чуть левее наклон — всё равно не спасти…
Но… замрите — ему остаётся пройти не больше четверти пути! Закричал дрессировщик — и звери
Клали лапы на носилки,
Но прост приговор и суров.
Был растерян он или уверен?!
Но в опилки, но в опилки
Он пролил досаду и кровь! И сегодня другой без страховки идёт,
Тонкий шнур под ногой — упадёт, пропадёт!
Вправо, влево наклон — и его не спасти…
Но зачем-то ему тоже нужно пройти четыре четверти пути!
Я хочу быть твоею милой.
Я хочу быть твоею силой,
свежим ветром, насущным хлебом,
над тобою летящим небом.
Если ты собьешься с дороги,
брошусь тропкой тебе под ноги
без оглядки иди по ней.
Если ты устанешь от жажды,
я ручьем обернусь однажды, —
подойди, наклонись, испей.
Если ты отдохнуть захочешь
посредине кромешной ночи,
все равно — в горах ли, в лесах ли, —
встану дымом над кровлей сакли,
вспыхну теплым цветком огня,
чтобы ты увидал меня.
Всем, что любо тебе на свете,
обернуться готова я.
Подойди к окну на рассвете
и во всем угадай меня.
Это я, вступив в поединок
с целым войском сухих травинок,
встала лютиком у плетня,
чтобы ты пожалел меня.
Это я обернулась птицей,
переливчатою синицей,
и пою у истока дня,
чтобы ты услыхал меня.
Это я в оборотном свисте
соловья. Распустились листья,
в лепестках — роса. Это — я.
Это — я. Облака над садом…
Хорошо тебе? Значит, рядом,
над тобою — любовь моя!
Я узнала тебя из многих,
нераздельны наши дороги,
понимаешь, мой человек?
Где б ты ни был, меня ты встретишь
все равно ты меня заметишь
и полюбишь меня навек.
Там, где небо встретилось с землёй,
Горизонт родился молодой.
Я бегу, желанием гоним.
Горизонт отходит. Я за ним.
Вон он за горой, a вот — за морем.
Ладно, ладно, мы ещё поспорим!
Я и погоне этой не устану,
Мне здоровья своего не жаль,
Будь я проклят, если не достану
Эту убегающую даль!
Все деревья заберу оттуда,
Где живёт непойманное чудо,
Всех зверей мгновенно приручу…
Это будет, если я хочу!
Я пущусь на хитрость, на обман,
Сбоку подкрадусь… Но как обидно —
На пути моём встаёт туман,
И опять мне ничего не видно.
Я взнуздал отличного коня —
Горизонт уходит от меня.
Я перескочил в автомобиль —
Горизонта нет, а только пыль.
Я купил билет на самолёт.
Он теперь, наверно, не уйдёт!
Ровно, преданно гудят моторы.
Горизонта нет, но есть просторы!
Есть поля, готовые для хлеба,
Есть ещё не узнанное небо,
Есть желание! И будь благословенна
Этой каждой дали перемена!..
Горизонт мой! Ты опять далёк?
Ну ещё, ещё, ещё рывок!
Как преступник среди бела дня,
Горизонт уходит от меня!
Горизонт мой… Я ищу твой след,
Я ловлю обманчивый изгиб.
Может быть, тебя и вовсе нет?
Может быть, ты на войне погиб?
Мы — мои товарищи и я —
Открываем новые края.
С горечью я чувствую теперь,
Сколько было на пути потерь!
И пускай поднялись обелиски
Над людьми, погибшими в пути, —
Всё далёкое ты сделай близким,
Чтоб опять к далёкому идти!
Везёт
на фронт
мальчика
товарищ военный врач.
Мама моя,
мамочка,
не гладь меня,
не плачь!
На мне военная форма –
не гладь меня при других!
На мне военная форма,
на мне
твои сапоги.
Не плачь!
Мне уже двенадцать,
я взрослый
почти…
Двоятся,
двоятся,
двоятся
рельсовые пути.
В кармане моём документы –
печать войсковая строга.
В кармане моём документы,
по которым
я — сын полка.
Прославленного,
гвардейского,
проверенного в огне.
Я еду на фронт.
Я надеюсь,
что браунинг выдадут мне.
Что я в атаке
не струшу,
что время моё пришло…
Завидев меня,
старухи
охают тяжело:
«Сыночек…
Солдатик маленький…
Вот ведь
настали дни…»
Мама моя,
мамочка!
Скорей им всё объясни!
Скажи,
чего это ради
они надо мной ревут?
Зачем
они меня гладят?
Зачем сыночком
зовут?
И что-то шепчут невнятно,
и тёмный суют калач…
Россия моя,
не надо!
Не гладь меня!
И не плачь!
Не гладь меня!
Я просто
будущий сын полка.
И никакого геройства
я не совершил
пока!
И даже тебе не ясно,
что у меня впереди…
Двоятся,
двоятся,
двоятся
рельсовые пути.
Поезд идёт размеренно,
раскачиваясь нелепо, -
длинный
и очень медленный
как очередь
за хлебом…
Крестьянский дом в Пасанаури.
Ночлега доброго уют.
…Вдали играют на чонгури
и песню юноши поют.Щебечут девушки, как птицы,
на галерейке, о своем…
В ущелье тесном ночь клубится,
и тонет в ней крестьянский дом.В нем все уже уснули, кроме
одной меня, меня одной.
И жизнь моя и в этом доме
идет обычной чередой.Иные шелесты и шумы
меж мирно спящих черных гор
моей не нарушают думы
и мой не разрешают спор.И мне все по тому же следу
брести впотьмах, брести всю ночь.
Я завтра на заре уеду
из этого ущелья прочь.Но на Крестовом перевале
и у Дарьяльской крутизны
уже придут ко мне едва ли
иные помыслы и сны.Мне от самой себя вовеки
уже не скрыться никуда.
Пускай гремят чужие реки,
шумят чужие города.О, странствие мое земное!
Крутой, непроторенный путь.
Мой мир во мне, мой мир со мною.
Не убежать, не отдохнуть.Но я судьбу свою, как ношу,
с отяжелевшего плеча,
не бойся, бедный мой, не сброшу
и не обижу сгоряча.Мне больше нет пути иного.
Мне неоткуда ждать чудес.
Не бойся, мы вернемся снова
в наш подмосковный милый лес, где нынче миновало лето
без пышности и торжества…
Где опаленная листва
шумит, шумит… И нет ответа.
В нашей жизни, когда порошею
Заметает нам вьюга путь,
Я прошу тебя: будь хорошею,
Самой доброй на свете будь!
Чтоб все лучшее сохранить,
Не скупись в беде на улыбки,
Научись прощать за ошибки
И за мелочи не корить.
Посмотри, сколько там и сям
Лжи и всяческих унижений,
Сколько мелких и крупных драм
И предательских отношений!
Вот поэтому страшно хочется
Совершенно иначе жить,
Ведь любовь — это тоже творчество,
Даже высшее, может быть!
Предлагаю, сердец не мучая,
Даже в мыслях ни в чем не лгать
И, друг другу даря все лучшее,
Все до донышка раскрывать.
В спорах мыслями не виляя,
В бурях совести не губя,
Сам себя я тебе вручаю.
Так вручи же и ты себя!
Я хочу, чтоб в минуты злые
Среди стрел любых и огней,
Как земля моя, как Россия,
Ты бы силой была моей.
Не терпи никакого плена,
Чтоб сквозь всякую страсть и сласть
Даже крохотная измена
В нашем доме не завелась.
А еще, это важно очень,
Чтоб твой голос сквозь все года
Не застенчиво-одиночен,
А уверенно тверд и прочен
Был бы рядом со мной всегда.
И какою бы злой порошею
Ни стелила нам вьюга путь,
Я прошу тебя, будь хорошею,
Обязательно будь хорошею,
Самой доброй на свете будь!
На весёлом, на шумном празднике
Я встречаю друзей своих.
— Ничего, что ты не из Вязников,
Уважаю я костромских.Путь нелёгкий у нас за плечами —
От Москвы и до Шпрее-реки.
В бой ходившие однополчане —
Это больше, чем земляки.Помнишь, нас за кордоном спросили:
— Вы откуда пришли, друзья?
— Мы из нашей Советской России,
Братья мы, мы её сыновья.
— Земляки, — гордо мы отвечали, —
По своей необъятной стране,
По родству мы однополчане,
Вместе выросшие на войне… Мы сегодня пируем на празднике,
Только вот, доложу я, беда:
Городок, что над Клязьмою, Вязники
Ты не видывал никогда.Там сейчас, улыбаясь, наверно,
Рыболовы идут с реки.
Там на фабрике Профинтерна
Шустро бегают челноки.Там в цвету вязниковские вишни
(Что за запах цветенья окрест!),
Лёгкий ветер доносит чуть слышно
Вальс, что клубный играет оркестр.В огородах за строгим порядком
Из скворешен следят скворцы.
Спят под листиками на грядках
Вязниковские огурцы.А за городом бредит рожью,
Наливным, золотым зерном,
Непоседливый дядя Серёжа —
Замечательный агроном.Там под липами, в старом доме,
Я родился в голодном году,
Там навек полюбил я гармони,
Соловьёв и берёз красоту.В путь далёкий ты проводил меня,
Край любимый мой, как ты хорош!
Долети моя песнь до Владимира,
А оттуда дорогу найдёшь.На весёлом, на шумном празднике
Дружба — в каждом пожатье руки.
Ничего, что ты не из Вязников,
По Отечеству мы земляки.