Советские стихи про пищу

Найдено стихов - 5

Валентин Берестов

Вредная пища

Если будешь пить чуть свет
Молоко с ватрушкой,
Будешь ты и в двести лет
Бодрою старушкой.– Убери скорее прочь
Молоко с ватрушкой!
Не хочу, — сказала дочь, –
Делаться старушкой!

Николай Рубцов

Элегия (Отложу свою скудную пищу)

Отложу свою скудную пищу.
И отправлюсь на вечный покой.
Пусть меня еще любят и ищут
Над моей одинокой рекой.Пусть еще всевозможное благо
Обещают на той стороне.
Не купить мне избу над оврагом
И цветы не выращивать мне…

Эмма Мошковская

Зоопарк

Это — ФИЛИН.
Днём он спит.
У него усталый вид.
Ночью
спать не хочется:
ночью
он охотится!..

Нет у НОСОРОЖИКА
никакого рожика.
Будет рожик у меня!
Мне всего ещё три дня!

Умывается ТИГРИЦА,
и тигрята моют лица.
Моет уши папа,
А мочалка — лапа.

С собой иголки носит.
Ни у кого не спросит.
Зачем они все сразу
нужны
ДИКОБРАЗУ?

ЕНОТ
Он моет пищу,
чтоб пища
стала чище.
Вымоет как следует,
а потом обедает.

Александр Твардовский

Василий Теркин: 1. От автора

На войне, в пыли походной,
В летний зной и в холода,
Лучше нет простой, природной
Из колодца, из пруда,
Из трубы водопроводной,
Из копытного следа,
Из реки, какой угодной,
Из ручья, из-подо льда, -
Лучше нет воды холодной,
Лишь вода была б — вода.
На войне, в быту суровом,
В трудной жизни боевой,
На снегу, под хвойным кровом,
На стоянке полевой, -
Лучше нет простой, здоровой,
Доброй пищи фронтовой.

Важно только, чтобы повар
Был бы повар — парень свой;
Чтобы числился недаром,
Чтоб подчас не спал ночей, -
Лишь была б она с наваром
Да была бы с пылу, с жару —
Подобрей, погорячей;
Чтоб идти в любую драку,
Силу чувствуя в плечах,
Бодрость чувствуя.
Однако
Дело тут не только в щах.

Жить без пищи можно сутки,
Можно больше, но порой
На войне одной минутки
Не прожить без прибаутки,
Шутки самой немудрой.

Не прожить, как без махорки,
От бомбежки до другой
Без хорошей поговорки
Или присказки какой, -

Без тебя, Василий Теркин,
Вася Теркин — мой герой.
А всего иного пуще
Не прожить наверняка —
Без чего? Без правды сущей,
Правды, прямо в душу бьющей,
Да была б она погуще,
Как бы ни была горька.

Что ж еще?.. И все, пожалуй.
Словом, книга про бойца
Без начала, без конца.

Почему так — без начала?
Потому, что сроку мало
Начинать ее сначала.

Почему же без конца?
Просто жалко молодца.

С первых дней годины горькой,
В тяжкий час земли родной
Не шутя, Василий Теркин,
Подружились мы с тобой,

Я забыть того не вправе,
Чем твоей обязан славе,
Чем и где помог ты мне.
Делу время, час забаве,
Дорог Теркин на войне.

Как же вдруг тебя покину?
Старой дружбы верен счет.

Словом, книгу с середины
И начнем. А там пойдет.


Владимир Маяковский

Маяковская галерея

Пуанкаре
    Мусье!
       Нам
         ваш
необходим портрет.
          На фотографиях
ни капли сходства нет.
Мусье!
   Вас
     разница в деталях
              да не вгоняет
                    в грусть.
Позируйте!
     Дела?
        Рисую наизусть.
По политике глядя,
Пуанкаре
     такой дядя. —
Фигура
    редкостнейшая в мире —
поперек
    себя шире.
Пузо —
   ест до́сыта.
Лысый.
Небольшого роста —
чуть
  больше
      хорошей крысы.
Кожа
   со щек
       свисает,
           как у бульдога.
Бороды нет,
      бородавок много.
Зубы редкие —
       всего два,
но такие,
    что под губой
           умещаются едва.
Физиономия красная,
           пальцы — тоже:
никак
   после войны
         отмыть не может.
Кровью
    двадцати миллионов
              и пальцы краснеют,
                        и на
волосенках,
      и на фрачной коре.
Если совесть есть —
          из одного пятна
крови
   совесть Пуанкаре.
С утра
   дела подают ему;
пересматривает бумажки,
             кровавит папки.
Потом
   отдыхает:
        ловит мух
и отрывает
      у мух
         лапки.
Пообрывав
      лапки и ножки,
едет заседать
       в Лигу наций.
Вернется —
      паклю
          к хвосту кошки
привяжет,
     зажжет
         и пустит гоняться.
Глядит
    и начинает млеть.
В голове
     мечты растут:
о, если бы
     всей земле
паклю
    привязать
         к хвосту?!
Затем —
    обедает,
        как все люди,
лишь жаркое
       живьем подают на блюде.
Нравится:
     пища пищит!
Ворочает вилкой
        с медленной ленью:
крови вид
     разжигает аппетит
и способствует пищеваренью.
За обедом
     любит
        полакать
молока.
Лакает бидонами, —
          бидоны те
сами
   в рот текут.
Молоко
    берется
        от рурских детей;
молочница —
      генерал Дегут.
Пищеварению в лад
переваривая пищу,
любит
   гулять
по дороге к кладбищу.
Если похороны —
         идет сзади,
тихо похихикивает,
         на гроб глядя.
Разулыбавшись так,
Пуанкаре
     любит
        попасть
            под кодак.
Утром
   слушает,
       от восторга горя, —
газетчик
    Парижем
         заливается
              в мили:
— «Юманите»!
       Пуанкаря
последний портрет —
          хохочет
              на могиле! —
От Парижа
     по самый Рур —
смех
   да чавк.
Балагур!
Весельчак!
Пуанкаре
     и искусством заниматься тщится.
Пуанкаре
     любит
        антикварные вещицы.
Вечером
     дает эстетике волю:
орамив золотом,
        глазками ворьими
любуется
     траченными молью
Версальским
       и прочими догово́рами.
К ночи
   ищет развлечений потише.
За день
    уморен
        делами тяжкими,
ловит
   по очереди
        своих детишек
и, хохоча
    от удовольствия,
            сечет подтяжками.
Похлестывая дочку,
          приговаривает
                 меж ржаний:
— Эх,
   быть бы тебе
         Германией,
               а не Жанной! —
Ночь.
   Не подчиняясь
          обычной рутине —
не ему
   за подушки,
         за одеяла браться, —
Пуанкаре
     соткет
        и спит
           в паутине
репараций.
Веселенький персонаж
держит
    в ручках
        мир
          наш.
Примечание.

Мусье,
   не правда ли,
          похож до нити?!
Нет?
   Извините!
Сами виноваты:
        вы же
не представились
         мне
           в мою бытность
                   в Париже.