В армейской шинели,
В армейской ушанке,
Вагона он ждет
На трамвайной стоянке.
Он входит с передней
Площадки трамвая,
На правую ногу
Немного хромая.
А помнишь дорогу
и песни того пассажира?
Едва запоем —
и от горя, от счастья невмочь.
Как мчался состав
по овальной поверхности мира!
Какими снегами
встречала казахская ночь!
Едва запоем —
и привстанем, и глянем с тревогой
Рты подъездов, уши арок и глаза оконных рам
Со светящимися лампами-зрачками!..
Все дневные пассажиры, все мои клиенты — там,
Все, кто ездит на такси, а значит — с нами.Смешно, конечно, говорить,
Но очень даже может быть,
Что мы знакомы с вами. Нет, не по работе!
А не знакомы — дайте срок! —
На мой зелёный огонёк
Зайдёте, зайдёте.Круглый руль, но и «баранка» — тоже круглое словцо.
Хорошо, когда «запаска» не дырява!
День был весенний,
Солнечный,
Ясный.
Мчались машины
По площади Красной.
Мчались машины,
Где надо — гудели,
В каждой из них
Пассажиры сидели:
Член ЦИКа тов. Рухула Алы Оглы Ахундов
ударил по лицу пассажира в вагоне-ресторане
поезда Москва — Харьков за то, что пассажир
отказался закрыть занавеску у окна. При
составлении дознания тов. Ахундов выложил
свой циковский билет.
«Правда», № 111/394
3.
Мне неведомо,
Ещё бы не бояться мне полётов,
Когда начальник мой Е.Б. Изотов,
Жалея вроде, колет, как игла:
«Эх! — говорит. — Бедняга!
У них и то в Чикаго
Три дня назад авария была».
Хотя бы сплюнул: всё же люди — братья,
И мы вдвоём, и не под кумачом…
Но знает, чёрт, и так для предприятья