Выходи,
разголося́
песни,
смех
и галдеж,
партийный
и беспартийный —
вся
рабочая молодежь!
Дойди,
комсомольской колонны вершина,
до места —
самого сорного.
Что б не было
ни одной
беспризорной машины,
ни одного
мальчугана беспризорного!
С этого
понедельника
ни одного бездельника,
и воскресение
и суббота
понедельничная работа.
Чините
пути
на субботнике!
Грузите
вагоны порожненькие!
Сегодня —
все плотники,
все
железнодорожники.
Бодрей
в ряды,
молодежь
комсомола,
киркой орудующего.
Сегодня
новый
кладешь
камень
в здание будущего.
Зелеными просторами
Легла моя страна.
На все четыре стороны
Раскинулась она.Ее посты расставлены
В полях и в рудниках.
Страна моя прославлена
На всех материках.Колхозы, шахты, фабрики —
Один сплошной поток…
Плывут ее кораблики
На запад и восток; Плывут во льды полярные
В морозы, в бури, в дождь.
В стране моей ударная
Повсюду молодежь.Ударная, упрямая, —
Не молодежь — литье.
И песня эта самая
Поется про нее.О том, как в дни ненастные
Она молотит рожь,
О том, как в ночи ясные
Свои обозы красные
Выводит молодежь.Уверенно стоит она
У каждого станка.
Проверена, испытана
Проворная рука.В труде не успокоится
И выстоит в бою
За мир, который строится,
За родину свою.
(Гимн ВФДМ)
Дети разных народов,
Мы мечтою о мире живем.
В эти грозные годы
Мы за счастье бороться идем.
В разных землях и странах,
На морях-океанах
Каждый, кто молод,
Дайте нам руки, —
В наши ряды, друзья!
Песню дружбы запевает молодежь.
Эту песню не задушишь, не убьешь!
Нам, молодым,
Вторит песней той
Весь шар земной.
Эту песню не задушишь, не убьешь!
Помним грохот металла
И друзей боевых имена.
Кровью праведной алой
Наша дружба навек скреплена.
Всех, кто честен душою,
Мы зовем за собою.
Счастье народов,
Светлое завтра
В наших руках, друзья!
Молодыми сердцами
Повторяем мы клятвы слова,
Подымаем мы знамя
За священные наши права!
Снова черные силы
Роют миру могилу, —
Каждый, кто честен,
Встань с нами вместе
Против огня войны!
Песню дружбы запевает молодежь.
Эту песню не задушишь, не убьешь!
Нам, молодым,
Вторит песней той
Весь шар земной.
Эту песню не задушишь, но убьешь!
Стекайтесь,
кепки и платки,
каждый,
кто в битве надежен!
Теснее
сплачивай,
КИМ,
плечи
мировой молодежи!
С нового ль,
старого ль света,
с колоний
забитых
тащишься ль,
помни:
Страна советов —
родина
всех трудящихся.
КИМ —
лучших отбор,
фашисты —
худших сброд.
Красные,
готовьте отпор
силе
черных рот!
На Западе
капитал — западня.
Всей
молодой голытьбой
поставим
в порядок дня
атаку,
штурм,
бой!
Повтори
сто двадцать крат,
на знаменах
лозунгом выставь, —
что шелковый
социал-демократ
не лучше
мясников-фашистов;
Интернационалом
крой, —
забьет голосина
(не маленький!)
нежноголосый рой
сынков
капитала-маменьки.
Не хвастаясь
и не крича,
соревнуясь
ударней,
упорней,
выкорчевывай
по завету Ильича
капитала
корявые корни.
Работа
трудна и крута…
Долой
разгильдяйскую слизь!
Вздымай
производительность труда:
себестоимость
срежь,
снизь!
Время
идет не скоро.
Год
с пятилетки
скиньте-ка.
Из КИМа
вон
паникеров!
Вон
из КИМа
нытиков!
Стекайтесь,
кепки и платки,
каждый,
кто в битве надежен!
Теснее
сплачивай,
КИМ,
плечи
мировой молодежи!
Рабство
с земли
скинь!
Все,
кто смел и надежен,
вливайтесь
в наш КИМ,
«Коммунистический
интернационал молодежи».
В мир
вбит клин.
С одной стороны —
КИМ,
с другой —
в дармоедном фокстроте
благородное отродье.
У буржуев
свой
КИМ —
«Католические
институты молодежи».
Барчуки
идут к ним,
дармоеды
в лощеной одеже.
У нас
КИМ
свой —
наш
двухмильонный КИМ
рабочих,
готовя в бой,
кольцом
охватил
тугим.
У них
свой КИМ,
У них
манишка надушена.
Веселясь,
проводит деньки
«Компания
изменников малодушных».
У нас
КИМ
наш.
Наш
рабочий КИМ
ведет
революции марш,
трубя
пролетарский гимн.
Молодой рабочий,
в КИМ!
Вперед!
Из подвалов блошистых
бросай
в огонь и в дым
рубахи
и страны фашистов.
Рабство
с земли скинь!
Все,
кто смел и надежен,
вливайтесь
в наш
КИМ,
Коммунистический
интернационал молодежи!
Да, молодость прошла. Хоть я весной
Люблю бродить по лужам средь березок,
Чтобы увидеть, как зеленым дымом
Выстреливает молодая почка,
Но тут же слышу в собственном боку,
Как собственная почка, торжествуя,
Стреляет прямо в сердце…
Я креплюсь.
Еще могу подтрунивать над болью;
Еще люблю, беседуя с врачами,
Шутить, что «кто-то камень положил
В мою протянутую печень», — всё же
Я знаю: это старость. Что поделать?
Бывало, по-бирючьи голодал,
В тюрьме сидел, был в чумном карантине,
Тонул в реке Камчатке и тонул
У льдины в Ледовитом океане,
Фашистами подранен и контужен,
А критиками заживо зарыт, -
Чего еще? Откуда быть мне юным? Остался, правда, у меня задор
За письменным столом, когда дымок
Курится из чернильницы моей,
Как из вулканной сопки. Даже больше:
В дискуссиях о трехэтажной рифме
Еще могу я тряхануть плечом
И разом повалить цыплячьи роты
Высокочтимых оппонентов — но…
Но в Арктику я больше не ходок.
Я столько видел, пережил, продумал,
О стольком я еще не написал,
Не облегчил души, не отрыдался,
Что новые сокровища событий
Меня страшат, как солнечный удар!
Ну и к тому же сердце…
Но сегодня,
Раскрывши поутру свою газету,
Я прочитал воззванье к молодежи:
«ТОВАРИЩИ, НА ЦЕЛИНУ!
ОСВОИМ
ТРИНАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ ГА СТЕПЕЙ
ЗАВОЛЖЬЯ, КАЗАХСТАНА И АЛТАЯ!»Тринадцать миллионов… Что за цифра!
Какая даль за нею! Может быть,
Испания? Нет, больше! Вся Канада!
Тринадцать… М?
И вновь заныли раны,
По старой памяти просясь на фронт.
Пахнуло ветром Арктики! Что делать? Гм… Успокоиться, во-первых. Вспомнить,
Что это ведь воззванье к молодежи,
А я? Моя-то молодость тово…
Я грубо в горсть ухватываю печень.
Черт… ни малейшей боли. Я за почки:
Дубасю кулаками по закоркам —
Но хоть бы что! Молчат себе. А сердце? Тут входит оживленная жена:
«Какая новость! Слышал?»
— «Да. Ужасно.
Прожить полвека, так желать покоя
И вдруг опять укладывать в рюкзак
Свое солдатство. А?»
— «Не понимаю».
— «А что тут, собственно, не понимать?
Ну, еду… Ну, туда, бишь… в это… как там?
(Я сунул пальцем в карту наугад.)
Пишите, дорогие, в этот город!
Зовется он, как видите, «Кок…», «Кок…»
(Что за петушье имя?) «Кокчетав».
Вот именно. Туда. Вопросы будут?»
О ты, не знающий преград!
Ты шлешь своих любезных чад —
В рай одного, а десять в ад,
Отнюдь не глядя
На то, кто прав, кто виноват,
А славы ради.
Ты столько душ во тьме оставил.
Меня же, грешного, избавил,
Чтоб я твою премудрость славил
И мощь твою.
Ты маяком меня поставил
В родном краю.
Щедрот подобных ожидать я
Не мог, как и мои собратья.—
Мы все отмечены печатью
Шесть тысяч лет —
С тех пор как заслужил проклятья
Наш грешный дед.
Я твоего достоин гнева
Со дня, когда покинул чрево.
Ты мог послать меня налево —
В кромешный ад,
Где нет из огненного зева
Пути назад.
Но милосердию нет меры.
Я избежал огня и серы.
И стал столпом, защитой веры,
Караю грех
И благочестия примером
Служу для всех.
Изобличаю я сурово
Ругателя и сквернослова,
И потребителя хмельного,
И молодежь,
Что в праздник в пляс пойти готова,
Подняв галдеж.
Но умоляю провиденье
Простить мои мне прегрешенья.
Подчас мне бесы вожделенья
Терзают плоть.
Ведь нас из праха в день творенья
Создал Господь!
Вчера я был у Мэгги милой…
Господь, спаси нас и помилуй
И осени своею силой!..
Я виноват!
Но пусть о том, что с нами было,
Не говорят.
Еще я должен повиниться,
Что в постный день я у девицы,
У этой Лиззи смуглолицей,
Гостил тайком.
Но я в тот день, как говорится,
Был под хмельком.
Но, может, страсти плоти бренной
Во мне бушуют неизменно,
Чтоб не мечтал я дерзновенно
Жить без грехов.
О, если так, я их смиренно
Терпеть готов.
Храни рабов твоих, о Боже,
Но покарай как можно строже
Того из буйной молодежи,
Кто без конца
Дает нам клички, строит рожи,
Забыв творца.
К таким причислить многих можно…
Вот Гамильтон — шутник безбожный.
Пристрастен он к игре картежной,
Но всем так мил,
Что много душ на путь свой ложный
Он совратил.
Когда ж пытались понемножку
Мы указать ему дорожку,
Над нами он смеялся в лёжку
С толпой друзей, —
Господь, сгнои его картошку
И сельдерей!
Еще казни, о царь небесный,
Пресвитеров из церкви местной
(Их имена тебе известны).
Рассыпь во прах
Тех, кто судил, о нас нелестно
В своих речах.
Вот Эйкен. Он — речистый малый.
Ты и начни с него, пожалуй,
Он так рабов твоих, бывало,
Нещадно бьет,
Что в жар и в холод нас бросало,
Вгоняло в пот.
Для нас же — чад твоих смиренных
Ты не жалей своих бесценных
Даров — и тленных и нетленных, —
Нас не покинь,
А после смерти в сонм блаженных
Прими. Аминь!
Меня не пугает
Высокая дрожь
Пришедшего дня
И ушедших волнений, -
Я вместе с тобою
Несусь, молодежь,
Перил не держась,
Не считая ступеней.
Короткий размах
В ширину и в длину —
Мы в щепки разносим
Старинные фрески,
Улыбкой кривою
На солнце сверкнув,
Улыбкой кривою,
Как саблей турецкой… Мы в сумерках синих
На красный парад
Несем темно-серый
Буденновский шлем,
А Подлость и Трусость,
Как сестры, стоят,
Навек исключенные
Из ЛКСМ.Простите, товарищ!
Я врать не умею —
Я тоже билета
Уже не имею,
Я трусом не числюсь,
Но с Трусостью рядом
Я тоже стою
В стороне от парада.Кому это нужно?
Зачем я пою?
Меня всё равно
Комсомольцы не слышат,
Меня всё равно
Не узнают в бою,
Меня оттолкнут
И в мещане запишут… Неправда!
Я тот же поэт-часовой,
Мое исключенье
Совсем не опасно,
Меня восстановят —
Клянусь головой!..
Не правда ль, братишки,
Голодный и Ясный? Вы помните грохот
Двадцатого года?
Вы слышите запах
Военной погоды?
Сквозь дым наша тройка
Носилась бегом,
На нас дребезжали
Бубенчики бомб.И молодость наша —
Веселый ямщик —
Меня погоняла
Со свистом и пеньем.
С тех пор я сквозь годы
Носиться привык,
Перил не держась,
Не считая ступеней… Обмотки сползали,
Болтались винтовки…
(Рассеянность милая,
Славное время!)
Вы помните первую
Командировку
С тяжелою кладью
Стихотворений? Москва издалека,
И путь незнакомый,
Бумажка с печатью
И с визой губкома,
С мандатами длинными
Вместо билетов,
В столицу,
На съезд
Пролетарских поэтов.Мне мать на дорогу
Яиц принесла,
Кусок пирога
И масла осьмушку.
Чтоб легкой, как пух,
Мне дорога была,
Она притащила
Большую подушку.Мы молча уселись,
Дрожа с непривычки,
Готовясь к дороге,
Дороги не зная…
И мать моя долго
Бежала за бричкой,
Она задыхалась,
Меня догоняя… С тех пор каждый раз,
Обернувшись назад,
Я вижу
Заплаканные глаза.
— Ты здорово, милая,
Утомлена,
Ты умираешь,
Меня не догнав.Забудем родителей,
Нежность забудем, -
Опять над полками
Всплывает атака,
Веселые ядра
Бегут из орудий,
Высокий прожектор
Выходит из мрака.Он бродит по кладбищам,
Разгоряченный,
Считая убитых,
Скользя над живыми,
И город проснулся
Отрядами ЧОНа,
Вздохнул шелестящими
Мостовыми… Я снова тебя,
Комсомол, узнаю,
Беглец, позабывший
Назад возвратиться,
Бессонный бродяга,
Веселый в бою,
Застенчивый чуточку
Перед партийцем.Забудем атаки,
О прошлом забудем.
Друзья!
Начинается новое дело,
Глухая труба
Наступающих буден
Призывно над городом
Загудела.Рассвет подымается,
Сонных будя,
За окнами утренний
Галочий митинг.
Веселые толпы
Бессонных бродяг
Храпят
По студенческим общежитьям.Большая дорога
За ними лежит,
Их ждет
Дорога большая
Домами,
Несущими этажи,
К празднику
Первого мая… Тесный приют,
Худая кровать,
Запачканные
Обои
И книги,
Которые нужно взять,
Взять — по привычке —
С бою.Теплый парод!
Хороший народ!
Каждый из нас —
Гений.
Мы — по привычке —
Идем вперед,
Без отступлений! Меня не пугает
Высокая дрожь
Пришедшего дня
И ушедших волнений…
Я вместе с тобою
Несусь, молодежь,
Перил не держась,
Не считая ступеней…
Я часто слышу яростные споры,
Кому из поколений повезло.
А то вдруг раздаются разговоры,
Что, дескать, время подвигов прошло.
Лишь на войне кидают в дот гранаты,
Идут в разведку в логово врага,
По стеклам штаба бьют из автомата
И в схватке добывают «языка»!
А в мирный день такое отпадает.
Ну где себя проявишь и когда?
Ведь не всегда пожары возникают
И тонут люди тоже не всегда!
Что ж, коль сердца на подвиги равняются,
Мне, скажем прямо, это по душе.
Но только так проблемы не решаются,
И пусть дома пореже загораются,
А люди пусть не тонут вообще!
И споры о различье поколений,
По-моему, нелепы и смешны.
Ведь поколенья, так же как ступени,
Всегда равны по весу и значенью
И меж собой навечно скреплены.
Кто выдумал, что нынче не бывает
Побед, ранений, а порой смертей?
Ведь есть еще подобие людей
И те, кто перед злом не отступают.
И подвиг тут не меньше, чем на фронте!
Ведь дрянь, до пят пропахшая вином,
Она всегда втроем иль впятером.
А он шагнул и говорит им: — Бросьте!
Там — кулаки с кастетами, с ножами,
Там ненависть прицелилась в него.
А у него лишь правда за плечами
Да мужество, и больше ничего!
И пусть тут быть любой неравной драке,
Он не уйдет, не повернет назад.
А это вам не легче, чем в атаке,
И он герой не меньше, чем солдат!
Есть много разновидностей геройства,
Но я бы к ним еще приплюсовал
И мужество чуть-чуть иного свойства:
Готовое к поступку благородство,
Как взрыва ожидающий запал.
Ведь кажется порой невероятно,
Что подвиг рядом, как и жизнь сама.
Но для того, чтоб стало все понятно,
Я приведу отрывок из письма:
«…Вы, Эдуард Аркадьевич, простите
За то, что отрываю Вас от дел.
Вы столько людям нужного творите,
А у меня куда скромней удел!
Мне девятнадцать. Я совсем недавно
Окончил десять классов. И сейчас
Работаю механиком комбайна
В донецкой шахте. Вот и весь рассказ.
Живу как все. Мой жизненный маршрут
Один из многих. Я смотрю реально:
Ну, изучу предметы досконально,
Ну, поступлю и кончу институт.
Ну, пусть пойду не узенькой тропою.
И все же откровенно говорю,
Что ничего-то я не сотворю
И ничего такого не открою.
Мои глаза… Поверьте… Вы должны
Понять, что тут не глупая затея…
Они мне, как и всякому, нужны,
Но Вам они, конечно же, нужнее!
И пусть ни разу не мелькнет у Вас
Насчет меня хоть слабое сомненье.
Даю Вам слово, что свое решенье
Я взвесил и обдумал много раз!
Ведь если снова я верну Вам свет,
То буду счастлив! Счастлив, понимаете?!
Итак, Вы предложенье принимаете.
Не отвечайте только мне, что нет!
Я сильный! И, прошу, не надо, слышите,
Про жертвы говорить или беду.
Не беспокойтесь, я не пропаду!
А Вы… Вы столько людям понапишете!
А сделать это можно, говорят,
В какой-то вашей клинике московской.
Пишите. Буду тотчас, как солдат.
И верьте мне: я вправду буду рад.
Ваш друг, механик Слава Комаровский».
Я распахнул окно и полной грудью
Вдохнул прохладу в предвечерней мгле.
Ах, как же славно, что такие люди
Живут средь нас и ходят по земле!
И не герой, а именно герои! Давно ли из
Карелии лесной Пришло письмо.
И в точности такое ж,
От инженера Маши Кузьминой.
Да, имена… Но суть не только в них,
А в том, что жизнь подчас такая светлая,
И благородство часто неприметное
Живет, горит в товарищах твоих.
И пусть я на такие предложенья
Не соглашусь. Поступок золотой
Ничуть не сник, не потерял значенья.
Ведь лишь одно такое вот решенье
Уже есть подвиг. И еще какой!
И я сегодня, как поэт и воин,
Скажу, сметая всяческую ложь,
Что я за нашу молодежь спокоен,
Что очень верю в нашу молодежь!
И никакой ей ветер злой и хлесткий
И никакая подлость не страшна,
Пока живут красиво и неброско
Такие вот, как Слава Комаровский,
Такие вот, как Маша Кузьмина!