Один шажок
и другой шажок,
а солнышко село…
О господин,
вот тебе стожок
и другой стожок
доброго сена!
И все стога
(ты у нас один)
и колода меда…
Пируй, господин,
до нового года!
Я амбар —
тебе,
а пожар —
себе…
Я рвань,
я дрянь,
меня жалеть опасно.
А ты живи праздно:
сам ешь,
не давай никому…
Пусть тебе — прекрасно,
госпоже — прекрасно,
холуям — прекрасно,
а плохо пусть —
топору твоему!
— Господин лейтенант, что это вы хмуры?
Аль не по сердцу вам ваше ремесло? — Господин генерал, вспомнились амуры —
не скажу, чтобы мне с ними не везло.— Господин лейтенант, нынче не до шашней:
скоро бой предстоит, а вы все про баб! — Господин генерал, перед рукопашной
золотые деньки вспомянуть хотя б.— Господин лейтенант, не к добру все это!
Мы ведь здесь для того, чтобы побеждать…— Господин генерал, будет нам победа,
да придется ли мне с вами пировать? — На полях, лейтенант, кровию политых,
расцветет, лейтенант, славы торжество…— Господин генерал, слава для убитых,
а живому нужней женщина его.— Черт возьми, лейтенант, да что это с вами!
Где же воинский долг, ненависть к врагу?! — Господин генерал, посудите сами:
я и рад бы приврать, да вот не могу…— Ну гляди, лейтенант, каяться придется!
Пускай счеты с тобой трибунал сведет…— Видно, так, генерал: чужой промахнется,
а уж свой в своего всегда попадет.
Читаю мемуары разных лиц.
Сопоставляю прошлого картины,
что удается мне не без труда.
Из вороха распавшихся страниц
соорудить пытаюсь мир единый,
а из тряпья одежки обветшалой -
блистательный ваш облик, господа.
Из полусгнивших кружев паутины -
вдруг аромат антоновки лежалой,
какие-то деревни, города,
а в них — разлуки, встречи, именины,
родная речь и свадеб поезда;
сражения, сомнения, проклятья,
и кринолины, и крестьянок платья…
Как медуница перед розой алой -
фигуры ваших женщин, господа…
И не хватает мелочи, пожалуй,
чтоб слиться с этим миром навсегда.
Раньше художники,
ландышами дыша,
рисуночки рисовали на загородной дачке, —
мы не такие,
мы вместо карандаша
взяли каждый
в руки
по тачке.
Эй!
Господа!
Прикажете подать?
Отчего же,
пожалуйста!
Извольте!
Нате!!!
В очередь!
В очередь!
Не толпитесь, господа!
Всех прокатим
теперь мы вас!
Довольно — вы́ нас!!!
Нельзя ли какова премьера-министра?!
С доставкой в яму
разбивочно и на вынос?
Заказы исполняем аккуратно и быстро!
Смотрите, не завалялась ли какая тварь еще.
Чтоб не было никому потачки!
Россия не ждет.
Товарищи!
В руки по тачке!
Дивятся англичане — чтой-то?!
Везут на тачке Джорджа-Ллойда…
За то везут его на тачке,
чтоб белым
он не давал подачки!
1.
Ненавистью древней
против городов
2.
горели деревни.
3.
Трудились крестьяне,
4.
, а городу всё мало,
всё утроба городская отнимала.
5.
Хлеб подай, мясо подай —
жрали сидящие в городах господа.
6.
А взамен — ничего деревне той,
и стонали деревни под голодом и темнотой.
7.
Так озлобили крестьянина господа эти,
что он и рабочего в городах не заметил.
8.
Прошли денёчки те, что были,
господ в городах рабочие сбили.
9.
Теперь в городах брат твой
такой же, как ты, рабочий трудовой.
1
0.
Ты рабочему городскому — друг, тебе друзья — они.
Пролетарий деревни, пролетарию города руку протяни.
1
1.
Дайте городу всё, чем деревни богаты,
1
2.
, а город всё, чем богат, понесет в деревенские хаты.
«На стол колоду, господа, —
Краплёная колода!
Он подменил её». — «Когда?» —
«Барон, вы пили воду… Валет наколот, так и есть!
Барон, ваш долг погашен!
Вы проходимец, ваша честь,
Вы проходимец, ваша честь, —
И я к услугам вашим! Ответьте, если я не прав,
Но — наперёд всё лживо!
Итак, оружье ваше, граф?!
За вами выбор! Живо! Да полно, выбираю сам:
На шпагах, пистолетах,
Хотя сподручней было б вам,
Хотя сподручней было б вам
На дамских амулетах.Кинжал… — ах, если б вы смогли!.. —
Я дрался им в походах!
Но вы б, конечно, предпочли
На шулерских колодах! Закончить не смогли вы кон —
Верните бриллианты!
А вы, барон, и вы, виконт,
А вы, барон, и вы, виконт,
Пожалте в секунданты! Что? Я не слышу ваш апарт…
О нет, так не годится!»
…А в это время Бонапарт,
А в это время Бонапарт
Переходил границу.«Не подымайте, ничего, —
Я встану сам, сумею!
Я снова вызову его,
Пусть даже протрезвею.Барон, молчать! Виконт, не хнычь!
Плевать, что тьма народу!
Пусть он расскажет, старый хрыч,
Пусть он расскажет, старый хрыч,
Чем он крапил колоду! Когда откроет тайну карт —
Дуэль не состоится!»
…А в это время Бонапарт,
А в это время Бонапарт
Переходил границу.«А коль откажется сказать —
Клянусь своей главою:
Графиню можете считать
Сегодня же вдовою.И хоть я шуток не терплю,
Могу я разозлиться,
Тогда я графу прострелю,
Тогда я графу прострелю,
Pardones moi, ягодицу!»Стоял весенний месяц март,
Летели с юга птицы…
А в это время Бонапарт,
А в это время Бонапарт
Переходил границу.
Дамы, господа! Других не вижу здесь.
Блеск, изыск и общество — прелестны!
Сотвори Господь хоть пятьдесят Одесс —
Всё равно в Одессе будет тесно.
Говорят, что здесь бывала
Королева из Непала
И какой-то крупный лорд из Эдинбурга,
И отсюда много ближе
До Берлина и Парижа,
Чем из даже самого Санкт-Петербурга.
Вот приехал в город меценат и крез —
Весь в деньгах, с задатками повесы.
Если был он с гонором, так будет — без,
Шаг ступив по улицам Одессы.
Из подробностей пикантных
Две: мужчин столь элегантных
В целом свете вряд ли встретить бы смогли вы.
Ну, а женщины Одессы
Все скромны, все — поэтессы,
Все умны, а в крайнем случае — красивы.
Грузчики в порту, которым равных нет,
Отдыхают с баснями Крылова.
Если вы чуть-чуть художник и поэт —
Вас поймут в Одессе с полуслова.
Нет прохода здесь, клянусь вам,
От любителей искусства,
И об этом много раз писали в прессе.
Если в Англии и в Штатах
Недостаток в меценатах —
Пусть приедут, позаимствуют в Одессе.
Дамы, господа! Я восхищён и смят.
Мадам, месьё! Я счастлив, что таиться!
Леди, джентльмены! Я готов стократ
Умереть и снова здесь родиться.
Всё в Одессе: море, песни,
Порт, бульвар и много лестниц,
Крабы, устрицы, акации, мезон шанте.
Да, наш город процветает,
Но в Одессе не хватает
Самой малости — театра варьете!
Он любит шептаться,
хитер да тих,
во всех
городах и селеньицах:
«Тс-с, господа,
я знаю —
у них
какие-то затрудненьица».
В газету
хихикает,
над цифрой трунив:
«Переборщили,
замашинив денежки.
Тс-с, господа,
порадуйтесь —
у них
какие-то
такие затрудненьишки».
Усы
закручивает,
весел и лих:
«У них
заухудшился день еще.
Тс-с, господа,
подождем —
у них
теперь
огромные затрудненьища».
Собрав
шептунов,
врунов
и вруних,
переговаривается
орава:
«Тс-с-с, господа,
говорят,
у них
затруднения.
Замечательно!
Браво!»
Затруднения одолеешь,
сбавляет тон,
переходит
от веселия
к грусти.
На перспективах
живо
наживается он —
он
своего не упустит.
Своего не упустит он,
но зато
у другого
выгрызет лишек,
не упустит
уставиться
в сто задов
любой
из очередишек.
И вылезем лишь
из грязи
и тьмы —
он первый
придет, нахален,
и, выпятив грудь,
раззаявит:
«Мы
аж на тракторах —
пахали!»
Республика
одолеет
хозяйства несчастья,
догонит
наган
врага.
Счищай
с путей
завшивевших в мещанстве,
путающихся
у нас
в ногах!
Не мне российская делегация вверена.
Я —
самозванец на конференции Генуэзской.
Дипломатическую вежливость товарища Чичерина
дополню по-моему —
просто и резко.
Слушай!
Министерская компанийка!
Нечего заплывшими глазками мерцать.
Сквозь фраки спокойные вижу —
паника
трясет лихорадкой ваши сердца.
Неужели
без смеха
думать в силе,
что вы
на конференцию
нас пригласили?
В штыки бросаясь на Перекоп идти,
мятежных склоняя под красное знамя,
трудом сгибаясь в фабричной копоти, —
мы знали —
заставим разговаривать с нами.
Не просьбой просителей язык замер,
не нищие, жмурящиеся от господского света, —
мы ехали, осматривая хозяйскими глазами
грядущую
Мировую Федерацию Советов.
Болтают язычишки газетных строк:
«Испытать их сначала…»
Хватили лишку!
Не вы на испытание даете срок —
а мы на время даем передышку.
Лишь первая фабрика взвила дым —
враждой к вам
в рабочих
вспыхнули души.
Слюной ли речей пожары вражды
на конференции
нынче
затушим?!
Долги наши,
каждый медный грош,
считают «Матэны»,
считают «Таймсы».
Считаться хотите?
Давайте!
Что ж!
Посчитаемся!
О вздернутых Врангелем,
о расстрелянном,
о заколотом
память на каждой крымской горе.
Какими пудами
какого золота
опла́тите это, господин Пуанкаре?
О вашем Колчаке — Урал спроси́те!
Зверством — аж горы вгонялись в дрожь.
Каким золотом —
хватит ли в Сити?! —
опла́тите это, господин Ллойд-Джордж?
Вонзите в Волгу ваше зрение:
разве этот
голодный ад,
разве это
мужицкое разорение —
не хвост от ваших войн и блокад?
Пусть
кладби́щами голодной смерти
каждый из вас протащится сам!
На каком —
на железном, что ли, эксперте
не встанут дыбом волоса?
Не защититесь пунктами резолюций-плотин.
Мировая —
ночи пальбой веселя —
революция будет —
и велит:
«Плати
и по этим российским векселям!»
И розовые краснеют мало-помалу.
Тише!
Не дыша!
Слышите
из Берлина
первый шаг
трех Интернационалов?
Растя единство при каждом ударе,
идем.
Прислушайтесь —
вздрагивает здание.
Я кончил.
Милостивые государи,
можете продолжать заседание.