(Из украинских мотивов)В чистом поле, при дороге,
Ярая пшеница;
Жнет ту ярую пшеницу
Молодая жница.Ноют руки, ноют ноги
У девицы красной…
«Где ты, где ты пропадаешь,
Мой соколик ясный? Ты вернися-воротися,
Мой желанный- доля!..
Белоярая пшеница
Перезрела в поле, А под жаркими лучами
Погорело жито…
По тебе ли, мой соколик,
Много слез пролито!»
Пой, пой, свирель!.. Погас последний луч
денницы…
Вон, в сумраке долин, идут толпами жницы,
На месяце блестят и серп их и коса;
Пыль мягкая чуть-чуть дымится под ногами,
Корзины их шумят тяжелыми снопами,
Далеко звонкие их слышны голоса…
Идут… прошли… чуть слышно их…
Бог с ними!
Я жду ее одну, с приветом на устах,
В венке из полевых цветов, с серпом
в руках,
Обремененную плодами золотыми…
Пой, пой, свирель!..
Жница.
Утром, лишь только зарею багровою
Сонный восток заалеет,
Только лишь свежестью утра здоровою
Из лесу влажно повеет,
Только за мушкой, по звуку приметною
Вылетит чуткая птица, —
С жаркой молитвой, тропою заветною
Выйдешь ты на поле, жница.
Все б я глядел, как рукою ты ловкою
Рожь у корней подрезаешь,
Как на серпе над румяной головкою
Бережно сноп поднимаешь;
Все бы глядел я, как с песнею звонкою
Жнешь ты под солнечным жаром, —
Парень прохожий на жницу, сторонкою, —
Верь,—загиядится не даром!…
Выйди ж: там колос давно нагибается
Тихо над жаркой землею,
Словно, тебя поджидая, склоняется
Сам пред твоей красотою.
Она на барском поле жала,
И тихо побрела к снопам.
Не отдохнуть, хоть и устала —
А покормить ребенка там.
В тени лежал и плакал он.
Она его распеленала,
Кормила, няньчила, ласкала
И незаметно впала в сон.
И снится ей, житьем довольный
Ее Иван; пригож, богат.
На вольной кажется женат: —
И потому что сам уж вольный.
Они с лицом веселым жнут
На поле собственном пшеницу,
А детки им обед несут;
И тихо улыбнулась жница.
Но тут проснулась… Тяжко ей!
И спеленав малютку быстро,
Взялась за серп, — дожать скорей
Урочный сноп свой до бурмистра.
Над нивой жизненной я видел эту жницу.
Схватив блестящий серп в костлявую десницу,
Она, повсюду страх и ужас разнося,
Шагала, тем серпом махая и кося,
И триумфаторы под знаком этой жницы
Мгновенно падали с победоносной колесницы;
Тут рушился алтарь, там низвергался трон,
И обращались в прах и Тир, и Вавилон,
Младенец — в горсть земли, и в пыль — зачаток розы,
А очи матери — в источник вечный — в слезы,
И скорбный женский стон мне слышался: ‘Отдай! ‘
Затем ли, чтоб терять, мне сказано: ‘Рождай! ‘
Я слышал общий вопль неисходимой муки.
Там из — под войлока высовывались руки
Окостенелые, и все росло, росло
Людских могил, гробов и саванов число.
То было торжество печали, тьмы и хлада,
И в вечный мрак неслась, как трепетное стадо
Под взмахом грозного, нещадного серпа,
Народов и племен смятенная толпа;
А сзади роковой и всеразящей жницы,
С челом, увенчанным сиянием зарницы,
Блестящий ангел нес чрез бледных лиц толпы
Сей жатвой снятых душ обильные снопы.
Рано в белый день
Вышло солнышко,
Горячо печет
Землю-матушку.Что-то грустное мне
Одной на поле,
Нет охоты жать
Колосистой ржи.Всю сожло меня
Поле жаркое,
Горит гормя всё
Лицо белое.Как седой туман,
Коса — на землю,
Пала на сердце
Грусть тяжелая.Отчего, скажи,
Мой любимый серп,
Не играешь ты
Красным солнушком? Не блистаешь ты
Чистым золотом,
Иглой аглицкой
Не щетинишься? Отчего, скажи,
Почернел ты весь,
Что коса моя,
В один жаркий день
Изогнулся ты? Али солнушко
Горячей огня
Разожгло тебя
И расправило? Али милый друг
На чужой степи
Косой вострою
Вырыл гроб себе? С Дона тихова
Не воротится,
С края дальнева
Не придет ко мне? Часто матушка
Замечала мне:
«Когда выглянет
Солнце из тучи, —То за ним как раз
Либо буре быть,
Либо дожжичку
Целый день иттить».Иль ко мне, младой,
Как к земле сырой,
Того жди, придет
Непогодушка
Nec sit ancillae tibi amor pudori
HoratiusУж, серпы на плеча взложив, усталые жницы
Звонкою песнью своей оглашают прохладное поле;
Ландышем пахнет в лесу; там, над оврагом, березы
Рдеют багрянцем зари, а здесь, в кустарнике мелком,
Звонко запел соловей, довольный вечерней прохладой.
Верный конь подо мной выступает медленным шагом,
Шею сгибая кольцом и мошек хвостом отгоняя.
Скоро доеду. Да вот и тенистая старая ива,
Вот и пригорок, и ключ под кровом корнистого вяза.
Как он звучен и чист, как дышит подземной прохладой!
Чу, не она ль? Где-то ветвь шелестит… Но ей не заметить
Здесь, за вязом, меня. — Ах, вот она, роза селенья!
По локотки рукава засучила и быстро склонилась
К холоду светлой струи, — вот моет белые руки,
Вот в прозрачные персты воды зачерпнула, и блещет
В чистых каплях чело, покрытое легким румянцем.
Вот сарафан на груди расстегнулся, и плечи и груди
Робко бегут от руки, несущей холодную влагу.
Вот малютка-рука трет белую ножку-малютку,
И под нею в ключе такая ж качается ножка.
Дева, помедли! — но нет: вспорхнула резвая крошка, —
Только кустарник вдали ее сарафанчик целует.
Высоко стоит
Солнце на небе,
Горячо печет
Землю-матушку.
Душно девице,
Грустно на поле,
Нет охоты жать
Колосистой ржи.
Всю сожгло ее
Поле жаркое,
Горит-горма все
Лицо белое.
Голова со плеч
На грудь клонится,
Колос срезаный
Из рук валится…
Не с проста ума
Жница жнет не жнет,
Глядит в сторону —
Забывается.
Ох, болит у ней
Сердце бедное,
Заронилось в нем —
Небывалое!
Она шла вчера
Нерабочим днем,
Лесом шла себе
По малинушку.
Повстречался ей
Добрый молодец;
Уж не в первый раз
Повстречался он.
Разминется с ней
Будто нехотя
И стоит, глядит
Как-то жалобно.
Он вздохнул, запел
Песню грустную;
Далеко в лесу
Раздалась та песнь.
Глубоко в душе
Красной девицы
Озвалась она
И запала в ней…
Душно,жарко ей,
Грустно на поле,
Нет охоты жать
Колосистой ржи…
Еran trеcеnto: еran gиovanи е fortи:
Е son mortи!
Mе nе andava al mattиno a spиgolarе
Quando ho vиsto una barca иn mеzzo al marе:
Еra una barca chе andava a vaporе,
Е иssava una bandiеra trиcolorе.
All’иsola dи Ponza sи è fеrmata,
È stata un poco, е poи s'è rиtornata;
S'è rиtornata, е quи è vеnuta a tеrra;
Scеsеr con l’armи, е a noи non fеcеr guеrra.
Еran trеcеnto: еran gиovanи е fortи:
Е son mortи!
Scеsеr con l’armи, е a noи non fеcеr guеrra,
Ma s’иnchиnaron pеr bacиar la tеrra:
Ad uno ad uno lи guardaи nеl vиso;
Tuttи avеano una lagrиma еd un sorrиso:
Lи dиssеr ladrи uscиtи dallе tanе,
Ma non portaron vиa nеmmеno un panе;
Е lи sеntии mandarе un solo grиdo:
— Sиam vеnutи a morиr pеl nostro lиdo! —
Еran trеcеnto: еran gиovanи е fortи:
Е son mortи!
Con glи occhи azzurrи е coи capеllи d’oro
Un gиovиn cammиnava иnnanzи a loro;
Mи fеcи ardиta, е prеsol pеr la mano,
Glи chиеsи:—Dovе vaи, bеl capиtano?
Guardommи, е mи rиsposе:—O mиa sorеlla,
Vado a morиr pеr la mиa Patrиa bеlla! —
Иo mи sеntии trеmarе tutto иl corе,
Nè potеи dиrglи:—V’aиutи иl Sиgnorе! —
Еran trеcеnto: еran gиovanи е fortи:
Е son mortи!
Quеl gиorno mи scordaи dи spиgolarе,
Е diеtro a loro mи mиsи ad andarе:
Duе voltе sи scontrar con lи gеndarmи,
Е l’una е l’altra lи spoglиar dеll’armи:
Ma quando fûr dеlla Cеrtosa aи murи,
S’udиrono a suonar trombе е tamburи;
Е tra иl fumo е glи sparи е lе scиntиllе
Pиombaron loro addosso pиù dи mиllе.
Еran trеcеnto: еran gиovanи е fortи:
Е son mortи!
Еran trеcеnto, е non vollеr fuggиrе;
Parеan trеmиla е vollеro, morиrе:
Ma vollеro morиr col fеrro иn mano,
Е иnnanzи ad еssи corrеa sanguе иl pиano.
Fиnchè pugnar vиd’иo, pеr lor prеgaи;
Ma a un tratto vеnnи mеn, nè pиù guardaи…
Иo non vеdеva pиù fra mеzzo a loro
Quеglи occhи azzurrи е quеи capеllи d’oro!…
Еran trеcеnto: еran gиovanи е fortи:
Е son mortи!
Вот бедный прозаический перевод этих удивительных строк, перешедших в народную легенду:
«Они сошли с оружием в руках, но они не воевал с нами: они бросились на землю и целовали ее; я взглянула на каждого из них, на каждого—у всех дрожала слеза на глазах, и у всех была улыбка. Нам говорили, что это разбойники, вышедшие из своих вертепов; но они ничего не взяли, ни даже куска хлеба, и мы только слышали от них одно восклицание? „Мы пришли умереть за наш край!“
Их было триста, они были молоды и сильны… и все погибли!
Перед ними шел молодой золотовласый вождь с голубыми глазами… Я риободрилась, взяла его за руку и спросила: „Куда идешь ты, прекрасный вождь?“ Он посмотрел на меня и сказал: „Сестра моя, иду умирать за родину“. И сильно заныло мое сердце, и я не в силах была вымолвить: „Бог тебе в помочь!“
Их было триста, они были молоды и сильны… и все погибли!» И я знал bеl capиtano (прекрасного вождя) и не раз беседовал с ним о судьбах его печальной родины…
Жница из Сапри
Еran trеcеnto, еran gиovanиlе-fortи
Е sono mortи!
(Было их триста: все юношей цвет,
Смерть их скосила—их нет!)
Шла я на жниву, гляжу—на волнах
С скоростью, глазу заметной
Судно несется на всех парусах,
Флаг развевая приветно.
К острову Понца пристало оно,
Но не осталося там,
Высадку сделать, казалося, к нам
Было на нем решено.
Было их триста: все юношей цвет,
Смерть их скосила—их нет!
Много оружие было на них,
Но, без боязни напрасной,
Я посмотрела и, лиц молодых
Помню я образ прекрасный.
На берег выйдя, к земле дорогой
Каждый устами приник;
Можно ль, чтоб в души такие проник
Умысел злобный какой?
Было их триста: все юношей цвет,
Смерть их скосила—их нет!
Я поняла, что любовью полны,
А не враждою их груди,
Не на грабеж и разбои войны,
Видно пришли эти люди.
Дружный их клик и доселе живет
В сердце глубоко моем:
«Братья! за родину дружно умрем,
Дело нас славное ждет!»
Было их триста: все юношей цвет,
Смерть их скосила—их нет!
Юноша вел их: задумчив был он,
С твердой походкой героя,
Ясные очи и кудри, как лен
Не позабуду его я!
Что со мной сталось, мне трудно понять,
Но, я спросила его
Смело, куда он идет? для чего?
Он отвечал: «умирать!»
Было их триста: все юношей цвет,
Смерть их скосила—их нет!
«Родине нашей», он так мне сказал,
«Славное время настало»,
Кротко—сестрою меня он назвал;
Сердце во мне застучало.
Я в этот день работать не могла…
Я полюбила их всех!
С горьким предчувствием, будто на смех,
Я вслед за ними пошла.
Было их триста: все юношей цвет,
Смерть их скосила—их нет!
Боже мой! что мне увидеть пришлось!
Дважды солдат мы встречали,
Дважды нам дело легко обошлось,
Ружья мы их отобрали!
Но, лишь до стен мы Чертозы дошли
Встретили войско, и град
Пуль полетел в нас—дым черный и смрад
Клубом вставали вдали…
Было их триста: все юношей цвет,
Смерть их скосила—их нет!
Более тысячи было солдат,
Их только триста, но смело
Бились они—не сдаваясь назад
Кровь их рекою алела…
Тщетно с тоской я молилась за них
Все они пали… и он —
Ясные очи и кудри, как лен
Пал, проклиная злодеев своих.
Было их триста: все юношей цвет,
Смерть их скосила—их нет!