Все в жизни мировой есть выраженье
Единаго предвечнаго Лица,
В котором боль и радость без конца,
И наши лица лишь отображенье.
Творящих сил качанье и броженье,
Борьба, чтоб жил, как факел, дух борца,
Путь роз и путь терноваго венца,
Тьмы тем в путях к лучам преображенья.
Ты слышал птицу? Что в ней может быть?
Какой-то всклик. Нам этот звук не внятен.
А в нем предельный зов, мольба любить.
И мы могли бы в песне радость пить,
Когда-б закон миров нам был понятен: —
Все хочет хоть минуту говорить.
Все в жизни мировой есть выраженье
Единого предвечного Лица,
В котором боль и радость без конца,
И наши лица лишь отображенье.
Творящих сил качанье и броженье,
Борьба, чтоб жил, как факел, дух борца,
Путь роз и путь тернового венца,
Тьмы тем в путях к лучам преображенья.
Ты слышал птицу? Что в ней может быть?
Какой-то всклик. Нам этот звук не внятен.
А в нем предельный зов, мольба любить.
И мы могли бы в песне радость пить,
Когда б закон миров нам был понятен: —
Все хочет хоть минуту говорить.
Когда ищу в стихах для мысли выраженья—
Мне в пульсе чудится души моей биенье:
Как будто хочется освободиться ей,
Чтоб шире вылиться, светлее и полней,
Достигнув истинной гармонии свершенья
Пред человечеством и пред вселенной всей.
Но, словно дерево, что ветра дуновенье
Склоняет в сторону—калечит и людей
Дохнувшее на них проклятие природы,
И правда каждаго—обман для остальных.
Для выраженья чувств нам не дано свободы.
Душа! Лишь сбросив гнет своих одежд земных,
Ты звуки обретешь: вне рабства и стесненья
Найдя достойное для песни завершенье.
Он темный человек, но вовсе не туманный,
Напротив, он блестит, как черный шар стеклянный,
Поставленный на тумбочке в саду.
Все в нем является живой карикатурой… —
Смотрите, я к нему поближе подойду
И отражусь в нем сплюснутой фигурой.
От этого кому какое зло?
Ни вашей красоты, ни ваших выражений
Убить не в силах праздное стекло
Уродливой игрой фальшивых отражений.
Он темный человек, но вовсе не туманный,
Напротив, он блестит, как черный шар стеклянный,
Поставленный на тумбочке в саду.
Все в нем является живой карикатурой… —
Смотрите, я к нему поближе подойду
И отражусь в нем сплюснутой фигурой.
От этого кому какое зло?
Ни вашей красоты, ни ваших выражений
Убить не в силах праздное стекло
Уродливой игрой фальшивых отражений.
Напрасно,
Куда ни взгляну я, встречаю везде неудачу,
И тягостно сердцу, что лгать я обязан всечасно;
Тебе улыбаюсь, а внутренне горько я плачу,
Напрасно.
Разлука!
Душа человека какие выносит мученья!
А часто на них намекнуть лишь достаточно звука.
Стою как безумный, еще не постиг выраженья:
Разлука.
Свиданье!
Разбей этот кубок: в нем капля надежды таится.
Она то продлит и она то усилит страданье,
И в жизни туманной все будет обманчиво сниться
Свиданье.
Не нами
Бессилье изведано слов к выраженью желаний.
Безмолвные муки сказалися людям веками,
Но очередь наша, и кончится ряд испытаний
Не нами.
Но больно,
Что жребии жизни святым побужденьям враждебны;
В груди человека до них бы добраться довольно,
Нет! Вырвать и бросить; те язвы, быть может,
целебны,
Но больно.
Утомленная после работы,
Лишь за окнами стало темно,
С выраженьем тяжелой заботы
Ты пришла почему-то в кино.Рыжий малый в коричневом фраке,
Как всегда, выбиваясь из сил,
Плел с эстрады какие-то враки
И бездарно и нудно острил.И смотрела когда на него ты
И вникала в остроты его,
Выраженье тяжелой заботы
Не сходило с лица твоего.В низком зале, наполненном густо,
Ты смотрела, как все, на экран,
Где напрасно пыталось искусство
К правде жизни припутать обман.Озабоченных черт не меняли
Судьбы призрачных, плоских людей,
И тебе удавалось едва ли
Сопоставить их с жизнью своей.Одинока, слегка седовата,
Но еще моложава на вид,
Кто же ты? И какая утрата
До сих пор твое сердце томит? Где твой друг, твой единственно милый,
Соучастник далекой весны,
Кто наполнил живительной силой
Бесприютное сердце жены? Почему его нету с тобою?
Неужели погиб он в бою
Иль, оторван от дома судьбою,
Пропадает в далеком краю? Где б он ни был, но в это мгновенье
Здесь, в кино, я уверился вновь:
Бесконечно людское терпенье,
Если в сердце не гаснет любовь.