«На ветви увядшей
Ворона сидит
В этот вечер осенний.»
Бунйа-но-Ясухиде.
За то, что ветви
деревьев он ломает
и стебли злаков,
ему названье дали:
буран-опустошитель.
Кругом—свежий ропот в ветвях
Яблонь, и вот ужь с листвы зашуршавшей,
Как дождь-перешопот, струится сон.
Кругом — свежий ропот в ветвях
Яблонь, и вот уж с листвы зашуршавшей,
Как дождь-перешепот, струится сон.
Ветви кедра — вышивки зеленым
темным плюшем, свежим и густым,
а за плюшем кедра, за балконом —
сад прозрачный, легкий, точно дым: Яблони и сизые дорожки,
изумрудно-яркая трава,
на березах — серые середки
и ветвей плакучих кружева.А на кленах — дымчато-сквозная
с золотыми мушками вуаль,
а за ней — долинная, лесная,
голубая, тающая даль.
В ветвях олеандровых трель соловья.
Калитка захлопнулась с жалобным стуком.
Луна закатилась за тучи. А я
Кончаю земное хожденье по мукам,
Хожденье по мукам, что видел во сне —
С изгнаньем, любовью к тебе и грехами.
Но я не забыл, что обещано мне
Воскреснуть. Вернуться в Россию — стихами.
По ветви нижние леса
В зеленой потонули ржи.
Семьею новой в небеса
Ныряют резвые стрижи.Сильней и слаще с каждым днем
Несется запах медовой
Вдоль нив, лоснящихся кругом
Светло-зеленою волной.И негой истомленных птиц
Смолкают песни по кустам,
И всеобъемлющих зарниц
Мелькают лики по ночам.
Я ветви яблонь поняла,
Их жест дающий и смиренный,
Почти к земле прикосновенный
Изгиб крыла.Как будто солнечная сила
На миг свой огненный полет
В земных корнях остановила,
Застыв, как плод.Сорви его, и он расскажет,
Упав на смуглую ладонь,
Какой в нем солнечный огонь,
Какая в нем земная тяжесть.
О, если б клен, в саду растущий,
Расправив ветви, улетел!
О, если бы летать хотел
Безмозглый клен, в саду растущий!.. Он с каждым днем всё гуще, гуще,
И вот уж сплошь он полиствел.
Что толку! — лучше бы растущий,
Взмахнув ветвями, улетел!
Печальная береза
У моего окна,
И прихотью мороза
Разубрана она.
Как гроздья винограда,
Ветвей концы висят, —
И радостен для взгляда
Весь траурный наряд.
Люблю игру денницы
Я замечать на ней,
И жаль мне, если птицы
Стряхнут красу ветвей.
Дендриты, ветви, древовиды,
Идут, за ликом лик ловя,
От подземельнаго червя
До чарования Изиды.
Ветвятся руки и росток,
Крестообразно мирозданье,
Пылинки, чарой сочетанья,
Мы сложим в каменный поток.
Нагромоздим любовь, обиды,
Слова, поэмы, царства, сны,
Тысячелетья тишины,
В тени Закатной Пирамиды.
Ветви склонялись в мое окно,
Под ветром гнулись, тянулись в окно,
И занавеска, дрожа, томясь,
На белой ленте ко мне рвалась;
Но я смотрел в окно мимо них,
Мой взор погасал в небесах голубых.
— Там, где движенья и страсти нет,
Там вечно светит нетленный свет;
О чем мы бредим во сне, сквозь сон,
Тем мир незримо всегда напоен;
Красота и смерть неизменно одно…
А ветви гнутся и рвутся в окно.
Сегодня старый ясень сам не свой, —
Как будто страшный сон его тревожит.
Ветвями машет, шевелит листвой,
А почему, — никто сказать не может.
И листья легкие в раздоре меж собой,
И ветви гнутые скрипят, друг с другом споря.
Шумящий ясень чувствует прибой
Воздушного невидимого моря.
Из недр и на ветвь — рысями!
Из недр и на ветр — свистами! Гусиным пером писаны?
Да это ж стрела скифская! Крутого крыла грифова
Последняя зга — Скифия! Сосед, не спеши! Нечего
Спешить, коли верст — тысячи.
Разменной стрелой встречною
Когда-нибудь там — спишемся! Великая — и — тихая
Меж мной и тобой — Скифия… И спи, молодой, смутный мой
Сириец, стрелу смертную
Леилами — и — лютнями
Глуша…
Не ушам смертного —(Единожды в век слышимый)
Эпический бег — Скифии! 11 февраля
Как будто снегом опушила
Весна цветами ветви слив;
Заря, полнеба охватив,
В цветах румянец пробудила.
Придет пора, нальется плод,
А тяжесть ветви к до́лу скло́нит,
Сломает... Цветень смерть несет,
Пора любви страданья гонит.
Но жизнь щадит, закон таков,
Что умеряется излишек
Обжорством галок и скворцов
И смелой жадностью мальчишек.
Он идет следом за зимним солнцем,
Погоняя скотину по холодной бурой дороге,
Покрикивая на понятном им языке,
Он гонит стадо над Каброй.
Его голос говорит про домашнее тепло,
Они мычат и выбивают копытами дикую музыку.
Он погоняет их цветущею ветвью,
Пар оперяет их лбы.
Пастух—средоточие стада,
Растянись во всю длину у огня.
Я истекаю кровью у черного ручья
За мою сломанную ветвь.
Оригинал здесь.
Туман над тусклою рекой,
Туман над дальними полями,
В тумане лес береговой
Качает голыми ветвями,
А было время — этот лес
Шумел зелеными ветвями,
И солнце с голубых небес
Блестело ярко над волнами;
И бесконечна и ясна
Долина тихая лежала…
О! помню я — в те времена
Душа для жизни расцветала.
Оделся Ахен весь зелеными ветвями.
Для милой Франции окончена печаль;
Сегодня отдала ей голубая даль
Любимых сыновей, не сломленных врагами.Суровые идут, закованные в сталь,
Бароны Франции блестящими рядами,
И помнят их сердца за медными щитами
И пьяный бред побед, и грустный Ронсеваль.Средь радостной толпы у светлого дворца
Стоит красавица близ мраморного входа,
То — гордость Франции — задумчивая Ода.Но алый сок гранат сбежал с ее лица,
Упала на песок зеленая гирлянда…
Меж пэров Франции нет рыцаря Роланда.
В душе моей затхлая мгла.
В ней древо соблазна сокрыто.
Цветенье его ядовито,
Отравлена злая смола.
Колышатся ветви, как тени,
И листья на них не шумят,
И льётся больной аромат
Печали, истомы и лени.
И если восходит луна
Над мёртвой моею пустыней,
На ветвях повиснувший иней
Осветит печально она.
Внизу же, где шепчутся воды,
Где всходит таинственный ствол,
Сидит, безобразен и гол,
Растленный хулитель природы.
До теперешней
нашей Земли,
до ее дождей и метелей
бронтозавры
не доползли,
птеродактели
не долетели.
Это -
личная их беда,
за нее
никто не в ответе.
Заблудились.
Пошли не туда.
Смерть нашли
в тупиковой ветви.
Древо жизни
листвой шевелит,
ветвь — направо
и ветвь — налево.
"Человек разумный"
сидит
на вершине
этого древа.
Он — мыслитель.
Он хмурит лоб.
Человека
идея гложет:
хочет что-то придумать,
чтоб
самого себя
уничтожить.
Он подпер подбородок рукой -
вождь прогресса,
краса и гордость…
Он — придумает!
Он — такой!
Вы, пожалуйста,
не беспокойтесь!
А над ним
проносится век.
Повороты.
Круговороты…
Да неужто
и чеовек -
тупиковая ветвь
природы?!
Ветви гнет осенний ветер,
Воздух холоден ночной;
Завернувшись в плащ свой серый,
Еду чащею лесной.
Еду, — и мои все думы
Также скачут предо мной
И меня легко, воздушно,
Мчат к жилищу дорогой.
Лают псы, бежит прислуга,
Светят факелы в лицо,
Громко шпорами стучу я
И взбегаю на крыльцо.
В уголке уютном, светлом,
Ждет красавица моя;
Там тепло так и душисто,
Я в обятиях ея…
Ветер шепчет между листьев,
Слышен голос из ветвей:
«Что ты хочешь, глупый всадник,
С глупой грезою своей?»
Истрепалися сосен мохнатые ветви от бури,
Изрыдалась осенняя ночь ледяными слезами,
Ни огня на земле, ни звезды в овдовевшей лазури,
Всё сорвать хочет ветер, всё смыть хочет ливень ручьями.
Никого! Ничего! Даже сна нет в постели холодной,
Только маятник грубо-насмешливо меряет время.
Оторвись же от тусклой свечи ты душою свободной!
Или тянет к земле роковое, тяжелое бремя?
О, войди ж в этот мрак, улыбнись, благосклонная фея,
И всю жизнь в этот миг я солью, этим мигом измерю,
И, речей благовонных созвучием слух возлелея,
Не признаю часов и рыданьям ночным не поверю!
Весна
Посмотри при возвращеньи
К нам приятныя весны,
Как хариты усыпают
Розами повсюду луг!
Посмотри, как тихо море,
Как сровнялася волна!
Утка плещется водою,
И летят к нам журавли.
Ясно солнце просияло,
Мрачны тучи разогнав;
Процветают злачны нивы
Земледельческим трудом.
Уж земля травой покрылась,
И оливна ветвь растет;
Увенчался пышным листом
Виноградный сочный грозд.
Под листом на ветвях мягких
Появился юный плод.
В моей Индусской роще есть древо деодар,
Своим стволом смолистым восходит в высь оно,
Его расцвет походит на призрачный пожар,
Голубоваты ветви, внизу у пня темно.
Зовется древом Солнца то древо деодар,
Еще зовется мощным, и древом чистоты,
Но из ствола исходит неволящий угар,
И паутинят ветви для душ силки мечты.
Восходит стройным кедром то древо деодар,
Как руки в час молитвы, идут ряды ветвей,
Но кто лесных коснулся густых смолистых чар,
Тот древу деодару отдаст всю пряжу дней.
Зеленая прическа,
Девическая грудь,
О тонкая березка,
Что загляделась в пруд?
Что шепчет тебе ветер?
О чем звенит песок?
Иль хочешь в косы-ветви
Ты лунный гребешок?
Открой, открой мне тайну
Твоих древесных дум,
Я полюбил печальный
Твой предосенний шум.
И мне в ответ березка:
«О любопытный друг,
Сегодня ночью звездной
Здесь слезы лил пастух.
Луна стелила тени,
Сияли зеленя.
За голые колени
Он обнимал меня.
И так, вдохнувши глубко.
Сказал под звон ветвей:
«Прощай, моя голубка,
До новых журавлей».
Л. П. Брюлловой
Оделся Ахен весь зелеными ветвями.
Для милой Франции окончена печаль;
Сегодня отдала ей голубая даль
Любимых сыновей, не сломленных врагами.
Суровые идут, закованные в сталь,
Бароны Франции блестящими рядами,
И помнят их сердца за медными щитами
И пьяный бред побед, и грустный Ронсеваль.
Средь радостной толпы у светлого дворца
Стоит красавица близ мраморного входа,
То — гордость Франции — задумчивая Ода.
Но алый сок гранат сбежал с ее лица,
Упала на песок зеленая гирлянда…
Меж пэров Франции нет рыцаря Роланда.
Под ветвями плакучих деревьев
В чистых окнах больничных палат
Выткан весь из пурпуровых перьев
Для кого-то последний закат…
Вроде крепок, как свеженький овощ,
Человек, и легка его жизнь, -
Вдруг проносится «скорая помощь»,
И сирена кричит: «Расступись!»
Вот и я на больничном покое.
И такие мне речи поют,
Что грешно за участье такое
Не влюбиться в больничный уют!
В светлый вечер под музыку Грига
В тихой роще больничных берез
Я бы умер, наверно, без крика,
Но не смог бы, наверно, без слез…
Нет, не все, — говорю, — пролетело!
Посильней мы и этой беды!
Значит, самое милое дело —
Это выпить немного воды,
Посвистеть на манер канарейки
И подумать о жизни всерьез
На какой-нибудь старой скамейке
Под ветвями больничных берез…
Над озером тумана
Лиловая гряда,
Среди ветвей каштана
Блестящая звезда.Стройны Вы, как тростинка,
Люблю, Мария, Вас.
Но падает слезинка
На кофточки атлас.И ручки вертят зонтик
И комкают платок…
Луна на горизонте
Окрасила восток.Ужели, о Мария,
Слова мои мертвы?
Проплачу до зари я,
Когда уйдете Вы.Осталось нам немного
Прогулок под луной,
Так будьте, ради Бога,
Поласковей со мной! Но дева непреклонна…
И тщетно меж ветвей
Тоскливо и влюбленно
Вздыхает соловей.Так скрою же страданье
Обманутой души:
— К другому на свиданье,
Неверная, спеши.
Снега растаяли, весна права,
Я теперь все стерплю.
Опять по-новому звучат слова
Я тебя люблю! Ты судьба!
Я без милости и щедрости твоей,
Как тень без солнца и береза без ветвей.
Но ты без меня —
Очаг без огня.
Моя судьба! Войду я солнышком в твое окно,
Сто веков жить велю.
Мне от судьбы своей бежать смешно, —
Я тебя люблю.Ты судьба!
Я без милости и щедрости твоей,
Как тень без солнца и береза без ветвей.
Но ты без меня —
Очаг без огня.
Моя судьба!
У меня на седьмом этаже, на балконе, — зеленая ива.
Если ветер, то тень от ветвей ее ходит стеной;
это очень тревожно и очень вольнолюбиво —
беспокойство природы, живущее рядом со мной! Ветер гнет ее ветви и клонит их книзу ретиво,
словно хочет вернуть ее к жизни обычной, земной;
но — со мной моя ива, зеленая гибкая ива,
в леденящую стужу и в неутоляемый зной.Критик мимо пройдет, ухмыльнувшись презрительно-криво:
— Эко диво! Все ивы везде зеленеют весной! -
Да, но не на седьмом же! И это действительно диво,
что, расставшись с лесами, она поселилась со мной!
Прохладен воздух был; в стекле спокойных вод
Звездами убранный лазурный неба свод
Светился; темные покровы ночи сонной
Струились по коврам долины благовонной;
Над берегом, в тени раскидистых ветвей,
И трелил, и вздыхал, и щелкал соловей.
Тогда между кустов, как призраки мелькая,
Влюбленный юноша и дева молодая
Бродили вдоль реки; казалося, для них
Сей вечер нежился, так сладостен и тих;
Для них лучами звезд играла вод равнина,
Для них туманами окрестная долина
Скрывалась, — и в тени раскидистых ветвей
И трелил, и вздыхал, и щелкал соловей.
Выше иду я тропинкой горной,
Вот за уступом — уступ,
Возле ущелья, над бездною черной
Высится царственный дуб.
Молнии блеском в грозу опаленный,
Он под грозой не поник,
Лютую стужу и зной раскаленный
Бодро выносит старик.
В землю корнями врастая глубоко,
Ветви он к небу простер,
Он над скалою раскинул широко
Темно-зеленый шатер.
Тучу спокойно он ждет грозовую;
Ветви подемля в простор голубой,
Так же, как прежде, стрелу грозовую
Он вызывает на бой.
Одинокая старая ель,
Еще сохраняя
Девичью стройность ствола,
Все шепчет чуть слышно про дальнюю цель,
Под ветром ветвями печально качая
И новые шишки роняя,
Всё новые шишки, еще, без числа…
Столетняя мать!
О чем ты так шепчешь? о чем ты мечтаешь?
Ты, древняя, хочешь детей увидать,
Зеленые, стройные ели?
Год за годом с верхних ветвей
Ты новые шишки роняешь,
Чтобы увидеть своих встающих детей,
Чтобы шептать, умирая, о достигнутой цели.
Но кругом лишь поля,
У корней твоих реет дорога.
Или эта бесплодна земля?
Или небо к мечте твоей строго?
Ты одна.
Кропит тебя дождь; шевелит тебя буря;
За зимней стужей сияет весна,
И осень за летом приходит, глухая…
Столетняя ель,
Одинокая, ветви понуря,
Ветви под ветром качая,
Ты шепчешь чуть слышно про дальнюю цель
Прими всю глубь небес в твои глаза с их тьмою,
Своим молчанием проникни в тень земли, —
И если жизнь твоя той тени не усилит,
Огни далеких сфер в них зеркало нашли.
Там, изгородь ночей, с незримыми ветвями,
Хранит цветы огня, надежду наших дней, —
Печати светлые грядущих наших жизней,
Созвездья, зримые немым ветвям ночей.
Гляди, будь сам в себе, брось чувства в область мысли,
Собою увлекись, будь на земле ничей, —
Без понимания, глазами слушай небо,
Твое молчание есть музыка ночей.
Л. И. Кашиной
Зеленая прическа,
Девическая грудь.
О тонкая березка,
Что загляделась в пруд?
Что шепчет тебе ветер?
О чем звенит песок?
Иль хочешь в косы-ветви
Ты лунный гребешок?
Открой, открой мне тайну
Твоих древесных дум,
Я полюбил — печальный
Твой предосенний шум.
И мне в ответ березка:
«О любопытный друг,
Сегодня ночью звездной
Здесь слезы лил пастух.
Луна стелила тени,
Сияли зеленя.
За голые колени
Он обнимал меня.
И так, вдохнувши глубко,
Сказал под звон ветвей:
„Прощай, моя голубка,
До новых журавлей“».