Крепли музы, прозревая,
Что особой нет беды,
Если рядом убивают
Ради Веры и Мечты.Взлёт в надеждах и в законах:
«Совесть — матерь всех оков…»
И романтик в эшелонах
Вёз на север мужиков.Вёз, подтянутый и строгий,
Презирая гнёт Земли…
А чуть позже той дорогой
Самого его везли.Но запутавшись в причинах,
Сыну пояс златотканный
Я сплела своей рукой;
Прицепи же меч свой бранный, —
Этот меч отточен мной.
Пробудись от сна, любимый,
Очи светлые открой, —
В них для матери родимой
Гордость, вера и покой.
Когда впервые, в годы блага,
Открылся мне священный мир
И я со скал Архипелага
Заслышал зов истлевших лир,
Когда опять во мне возникла
Вся рать, мутившая Скамандр,
И дерзкий вскормленник Перикла,
И завершитель Александр, —
В душе зажглась какая вера!
С каким забвением я пил
Нам от тебя теперь не оторваться.
Одною небывалою борьбой,
Одной неповторимою судьбой
Мы все отмечены. Мы — ленинградцы.
Нам от тебя теперь не оторваться:
Куда бы нас ни повела война —
Твоею жизнию душа полна
И мы везде и всюду — ленинградцы.
Дитя, мы были дети,
Нам весело было играть,
В курятник забираться,
В солому зарывшись, лежать.
Кричали петухами.
С дороги слышал народ
«Кукареку» — и думал,
Что вправду петух поет.
Гусаров очень я люблю —
В бою Господь храни их!
Люблю их без различья всех —
Как желтых, так и синих.
И мушкатеров я люблю,
Люблю всех мушкатеров —
И стариков, и молодых,
Солдат и офицеров.
В тот век, когда орда Батыя
Дошла до Киевских твердынь —
Ушли подвижники святые —
На отдаленную Волынь…
И там, верны отцовской вере
Вдали от вражеских очей
Зажгли они в глухой пещере
Неугасимый ряд свечей…. чую
И стали теплиться их свечи
Я знаю —
не герои
низвергают революций лаву.
Сказка о героях —
интеллигентская чушь!
Но кто ж
удержится,
чтоб славу
нашему не воспеть Ильичу?
У мастера дочки
Похожи, как точки,
И обе блондинки,
И обе в кудряшках;
Мне нравится младшая,
Старшая — Яшке.
Мне нравится Вера,
Товарищу — Варя.
Я был наивный инок. Целью
мнил одноверность на Руси
и обличал пороки церкви,
но церковь — боже упаси! От всех попов, что так убого
людей морочили простых,
старался выручить я бога,
но — богохульником прослыл.«Не так ты веришь!» — загалдели,
мне отлучением грозя,
как будто тайною владели —
как можно верить, как нельзя.Но я сквозь внешнюю железность
В часы раздумья и сомненья,
Когда с души своей порой
Стряхаю умственную лень я, —
На зреющие поколенья
Гляжу я с грустною мечтой.И трепетно молю я бога
За этих пламенных невежд;
Их осуждение так строго,
В них убеждения так много,
Так много воли и надежд! И, может, ляжет им на темя
Без пользы времени рука,
Завидую портрету моему!
Холодною, бесчувственною тенью
Он будет там, где жить бы сам хотел я
Внимающей, любящею душою.
Он будет там, где вечность нам глася,
Свершается светлейшее земное,
Где царское могущество пред Вышним
Смиряется, в одной покорной вере
Величие и славу заключая,
Где вдохновенный, опытом веков
А. И. ТургеневуИз мрачных северных лесов,
С восточных дальних берегов,
Сыны отваги и свободы,
Стремятся дикие народы
С двойной секирою, пешком,
В звериной коже, с булавами,
И на конях с копьем, с стрелами,
И череп вражий за седлом.
Дошли; рассыпались удары,
Клубится дым, горят пожары,
То в темную бездну, то в светлую бездну,
Крутясь, шар земли погружает меня:
Питают, пытают мой разум и веру
То призраки ночи, то призраки дня.
Не верю я мраку, не верю и свету,—
Они — грезы духа, в них ложь и обман…
О, вечная правда, откройся поэту,
Отвей от него разноцветный туман,
Чтоб мог он, великий, в сознаньи обмана,
Ничтожный, как всплеск посреди океана,
IПодвигнутый верой, в пример развращенному веку,
Дервиш вдохновенный пошел в отдаленную Мекку,
Чтоб там поклониться священному гробу пророка
И глубже проникнуть в высокие тайны Востока.IIВзяв посох и кружку, оставя всех посердцу близких,
Пошел и достиг он бесплодных степей аравийских,
Где промыслом свыше, на доблестный подвиг хранимый,
Сносил он и голод, и жажду, и зной нестерпимый.IIIРаз, в полдень, под пальмовой сенью зеленой,
Он видит источник, журчащий волною студеной;
Припав на колено, он жадно пьет чистую влагу,
Впивая с ней вместе и новую жизнь и отвагу…IVНапившись, он кружку наполнил прозрачной водою.
Дитя мое, мы были дети,
Росли и играли вдвоем,
Вдвоем заползали в курятник,
И весело прятались в нем.
Кричали мы там по-петушьи,
И люди ходили вокруг:
«Кукуреку!» — Они думали,
Что это точно петух.
Бог — наша крепость, наш оплот!
Он — благодать безмерная,
От тяжких бед и от невзгод
Защита наша верная!
Источник радостей и благ
И зла непримиримый враг,
Он милосерд — и вечно-славнаго
Боготворит Его весь свет,
Затем-что не было и нет
Она безгрешных сновидений
Тебе на ложе не пошлет,
И для небес, как добрый гений,
Твоей души не сбережет;
С ней мир другой, но мир прелестный,
С ней гаснет вера в лучший край…
Не называй ее небесной
И у земли не отнимай!
Нет у нее бесплотных крылий,
Начну на флейте стихи печальны,
Зря на Россию чрез страны дальны:
Ибо все днесь мне её доброты
Мыслить умом есть много охоты.
Россия-мати! Свет мой безмерный!
Позволь то, чадо прошу твой верный,
Ах, как сидишь ты на троне красно!
Небо Российску ты Солнце ясно!
Что дух бессмертных горе веселит
При взгляде на мир наш земной?
Лишь сердце, которого зло не страшит,
И дух, готовый на бой,
Да веры исполненный, смелый взгляд,
Подъятый всегда к небесам:
Зане там вечные звезды блестят
И сила вечная там.
Слеза, что из ока на землю бежит, —
Земле она дань, та слеза.
Вчера священники служили в ризах черных;
Горели свечи; из кадильниц дым
Вставал столбом; и с пеньем гробовым
Сливался глас молитв покорных…
И язвы Господа, который распят был,
Толпа лобзала грешными устами;
А я — одну тебя, скорбя, искал глазами
В дыму бряцающих кадил,
И видел я, как жарко ты молилась,
Как веры чистый луч в глазах твоих сиял;
Великий Губертус, могучий стрелок,
К тебе мы прибегнуть дерзнули!
К тебе мы взываем, чтоб нам ты помог
И к цели направил бы пули!
Тебя и отцы призывали и деды,
Губертус, Губертус, податель победы!
Пусть дерзкий безбожник волшебный свинец
В дремучем лесу растопляет,
Ужасен безбожнику будет конец,
Шлем — надтреснутое блюдо,
Щит — картонный, панцирь жалкий…
В стременах висят, качаясь,
Ноги тощие, как палки.
Для него хромая кляча —
Конь могучий Росинанта,
Эти мельничные крылья —
Руки мощного гиганта.
Вера, Надежда, Любовь! Премудрости милые дщери!
Вами блаженствует смертный, и вами царства блюдутся.
Вы вливаете слабому непобедимую силу:
Он без страха сквозь огнь и воду и в лютых напастях
Без уныния с вами течет к божественной цели.
Вы в житейских пустынях хранители—ангелы наши:
Заблужденных на путь направляете, изнеможенным
Кладезь живой воды указуете в жажде палящей!
Если ж, у струй освеженный, путник под пальмой воздремлет,
Кто, как не вы, защитит его от льва и от змия,
Протопи ты мне баньку, хозяюшка,
Раскалю я себя, распалю,
На полоке, у самого краюшка,
Я сомненья в себе истреблю.
Разомлею я до неприличности,
Ковш холодный — и все позади.
И наколка времен культа личности
Засинеет на левой груди.
Три слова я молвлю — от сердца оне,
Велико их на свете значенье;
Три слова начало берут не извне,
Но завещаны нам от рожденья:
Человек на печальный конец обречен,
Если в эти три слова не верует он.
Он веровать должен, что с волей рожден,
Должен верить в свое назначенье:
Рабом своей воли останется он,
Из мрачных северных лесов,
С восточных дальних берегов,
Сыны отваги и свободы,
Стремятся дикие народы
С двойной секирою, пешком,
В звериной коже, с булавами,
И на конях с копьем, с стрелами,
И череп вражий за седлом.
Дошли; рассыпались удары,
Клубится дым, горят пожары,
Если б я в бога веровал
И верой горел, как свеча,
На развалинах древнего Мерва
Я сидел бы
И молчал.Я сидел бы до страшной поверки,
Я бы видел в каждом глазу
Невероятную синеву
Сверху,
Невероятную желтизну
Внизу.Я, как змей, завился бы от жара,
Помню слово, помню святость долга
И тебе, мой друг, привет я шлю
К берегам, в которых наша Волга
Катит всю равнину вод свою.
Поклонись волне ее просторной,
Глубине, погоде верховой;
Поклонись ты старине нагорной,
Не забудь ты также луговой.
Из Москвы идет привет далекий,
Из столицы Русской старины.
Не с болию, но с радостью душевной
Прощаюсь я с тобой, листок родной.
Как быстрый взгляд, как мысли бег живой,
Из хижины убогой и смиренной
Лети туда, где был мой рай земной.
Ты был со мной, свидетель жизни мрачной
Изгнанника в суровой сей стране,
Где дни его в безвестной тишине
Текут волной то мутной, то прозрачной.
Как волны грозные, встают сыны Востока,
Народный фанатизм муллами подожжен,
Толпы мятежников под знамена пророка,
С надеждой грабежа, сошлись со всех сторон.
Языческих времен воскрес театр кровавый,
Глумится над крестом безумство мусульман,
И смотрят холодно великие державы
На унижение и казни христиан.
За слезы их и кровь нет голоса и мщенья!
От бедных матерей отятые сыны
Бывает так, что зодчий много лет
Над зданием трудится терпеливо
И, постарев от горестей и бед,
К концу его подводит горделиво.
Доволен он упрямою душой,
Веселый взор на здание наводит...
Но купол крив! Но трещиной большой
Расселся он, и дождь в него проходит!
Церковь Спаса-на-Крови!
Над каналом дождь, как встарь.
Ради Правды и Любви
Тут убит был русский царь.Был разорван на куски
Не за грех иль подвиг свой, -
От безвыходной тоски
И за морок вековой.От неправды давних дел,
Веры в то, что выпал срок.
А ведь он и сам хотел
Морок вытравить… Не смог.И убит был. Для любви.
Жизнь на празднике природы,
Цвет и зелень на полях,
Неба радужные своды
Рдеют в солнечных лучах,
И текут, красуясь, воды.
Все цветет, благоухает,
Всюду радость разлита;
В сердце пламень проницает,
И волшебная мечта
Пора духовную писать,
Как видно, надо умирать.
И странно только мне, что я ране
Не умер от страха и страданий.
О вы, краса и честь всех дам,
Луиза! Я оставляю вам
Шесть грязных рубах, сто блох на кровати
И сотню тысяч моих проклятий.