Чугунные тумбы
Торчат под крыльцом;
Проросшие клумбы;
Заброшенный дом.
Дворянских фамилий
Облупленный герб;
И — заросли лилий;
И — заросли верб.
Там ставнею сорванной
Хлопнет окно;
Там жизни оборванной
Темное дно —
Кушетки, козетки,
Куранты, чехлы
И мертвые предки —
Проблекли из тьмы.
Под сводами арок
Тенеет порой
Там плачущих парок
Бормочущий рой.
Усадьба ночью, чингисхань!
Шумите, синие березы.
Заря ночная, заратустрь!
А небо синее, моцарть!
И, сумрак облака, будь Гойя!
Ты ночью, облако, роопсь!
Но смерч улыбок пролетел лишь,
Когтями криков хохоча,
Тогда я видел палача
И озирал ночную, смел, тишь.
И вас я вызвал, смелоликих,
Вернул утопленниц из рек.
«Их незабудка громче крика», -
Ночному парусу изрек.
Еще плеснула сутки ось,
Идет вечерняя громада.
Мне снилась девушка-лосось
В волнах ночного водопада.
Пусть сосны бурей омамаены
И тучи движутся Батыя,
Идут слова, молчаний Каины, —
И эти падают святые.
И тяжкой походкой на каменный бал
С дружиною шел голубой Газдрубал.
В полях забытые усадьбы
Свой давний дозирают сон.
И церкви сельские, простые
Забыли про былые свадьбы,
Про роскошь барских похорон.
Дряхлеют парки вековые
С аллеями душистых лип.
Над прудом, где гниют беседки,
В тиши, в часы вечеровые,
Лишь выпи слышен зыбкий всхлип.
Выходит месяц, нежит ветки
Акаций, нежит робость струй.
Он помнит прошлые затеи,
Шелк, кружева, на косах сетки,
Смех, шепот, быстрый поцелуй.
Теперь всё тихо. По аллее
Лишь жаба, волочась, ползет
Да еж проходит осторожно…
И всё бессильней, всё грустнее
Сгибаются столбы ворот.
Лишь в бурю, осенью, тревожно
Парк стонет громко, как больной,
Стряхнуть стараясь ужас сонный…
Старик! жить дважды невозможно;
Ты вдруг проснешься, пробужденный
Внезапно взвизгнувшей пилой!
В полях забытыя усадьбы
Свой давний дозирают сон.
И церкви сельския, простыя,
Забыли про былыя свадьбы,
Про роскошь барских похорон.
Дряхлеют парки вековые
С аллеями душистых лип.
Над прудом, где гниют беседки,
В тиши, в часы вечеровые,
Лишь выпи слышен зыбкий всхлип.
Выходит месяц, нежит ветки
Акаций, нежит робость струй.
Он помнит прошлыя затеи,
Шелк, кружева, на косах сетки,
Смех, шопот, быстрый поцелуй.
Теперь все тихо. По аллее
Лишь жаба, волочась, ползет,
Да еж проходит осторожно…
И все безсильней, все грустнее
Сгибаются столбы ворот.
Лишь в бурю, осенью, тревожно
Парк стонет громко, как больной,
Стряхнуть стараясь ужас сонный…
Старик! жить дважды невозможно:
Ты вдруг проснешься, пробужденный
Внезапно взвизгнувшей пилой!
Какой-то добрый сад —
Не ведаю, каким случаем, — нажил славу,
Что есть в саду под грушей клад,
И многие твердят
То вправду иль в забаву.
Другие требуют доводов и примет,
Без коих верной правды нет.
Родился спор в народе,
И каждый, в мысленной свободе,
За спором бился об заклад,
Что есть иль нет под грушей клад.
Чтоб в споре успокоить души,
В саду искоренить потребно было груши,
Без дела, невпопад.
Но сад хозяину и груши нужны были;
Хозяин вспомнил то, что спорщики забыли:
«Я с вами, — им сказал, — не бился об заклад;
Представлю только вам, что мне мой нужен сад».
Сердце дома. Сердце радо. А чему?
Тени дома? Тени сада? Не пойму.Сад старинный, всё осины — тощи, страх!
Дом — руины… Тины, тины что в прудах… Что утрат-то!.. Брат на брата… Что обид!..
Прах и гнилость… Накренилось… А стоит… Чье жилище? Пепелище?.. Угол чей?
Мертвой нищей логовище без печей… Ну как встанет, ну как глянет из окна:
«Взять не можешь, а тревожишь, старина! Ишь затейник! Ишь забавник! Что за прыть!
Любит древних, любит давних ворошить… Не сфальшивишь, так иди уж: у меня
Не в окошке, так из кошки два огня.Дам и брашна — волчьих ягод, белены…
Только страшно — месяц за год у луны… Столько вышек, столько лестниц — двери нет…
Встанет месяц, глянет месяц — где твой след?..»Тсс… ни слова… даль былого — но сквозь дым
Мутно зрима… Мимо… мимо… И к живым! Иль истомы сердцу надо моему?
Тени дома? Шума сада?.. Не пойму…
Дома косые, двухэтажные,
И тут же рига, скотный двор,
Где у корыта гуси важные
Ведут немолчный разговор.
В садах настурции и розаны,
В прудах зацветших караси,
— Усадьбы старые разбросаны
По всей таинственной Руси.
Порою в полдень льётся по лесу
Неясный гул, невнятный крик,
И угадать нельзя по голосу,
То человек иль лесовик.
Порою крестный ход и пение,
Звонят во все колокола,
Бегут, — то значит, по течению
В село икона приплыла.
Русь бредит Богом, красным пламенем,
Где видно ангелов сквозь дым…
Они ж покорно верят знаменьям,
Любя своё, живя своим.
Вот, гордый новою поддёвкою,
Идет в гостиную сосед.
Поникнув русою головкою,
С ним дочка — восемнадцать лет.
— «Моя Наташа бесприданница,
Но не отдам за бедняка». —
И ясный взор её туманится,
Дрожа, сжимается рука.
— «Отец не хочет… нам со свадьбою
Опять придется погодить». —
Да что! В пруду перед усадьбою
Русалкам бледным плохо ль жить?
В часы весеннего томления
И пляски белых облаков
Бывают головокружения
У девушек и стариков.
Но старикам — золотоглавые,
Святые, белые скиты,
А девушкам — одни лукавые
Увещеванья пустоты.
О, Русь, волшебница суровая,
Повсюду ты своё возьмёшь.
Бежать? Но разве любишь новое
Иль без тебя да проживёшь?
И не расстаться с амулетами,
Фортуна катит колесо,
На полке, рядом с пистолетами,
Барон Брамбеус и Руссо.
На борзом коне воевода cкакал
Домой с своим верным слугою;
Он три года ровно детей не видал,
Расстался с женой дорогою.
И в синюю даль он упорно глядит,
Глядит и вздыхает глубоко…
— «Далеко ль еще?» он слуге говорит.
Слуга отвечает: «далеко!»…
Уж стар воевода; скакать на коне,
Как прежде, он долго не может,
Но хочет узнать поскорей о жене,
Его нетерпение гложет.
Слуге говорит он: «Скачи ты вперед,
Узнай ты, все ль дома здорово,
С коня не слезая, у самых ворот,
И мчись ко мне с весточкой снова».
И скачет без устали верный слуга…
Скорее ему доскакать бы…
Вот видит знакомой реки берега
И сад воеводской усадьбы.
Узнал обо всем он у барских ворот
И вот, как опущенный в воду,
Печальные вести назад он везет
И жалко ему воеводу.
«Ну, что?» — Воевода скрывает свой вздох
И ждет. «Все в усадьбе исправно, —
Слуга отвечает: — лишь только издох
Любимый ваш сокол недавно».
«Ах, бедный мой сокол! Он дорог был мне…
Какой же с ним грех приключился?»
«Сидел он на вашем издохшем коне,
Сел падаль и с жизнью простился».
«Как, конь мой буланый? Неу́жли он пал,
Но как же погиб он, мой Боже!»
«Когда под Николу ваш дом запылал,
Сгорел вместе с домом он тоже».
«Что слышу? Скажи мне, мой терем спален,
Мой терем, где рос я, женился?
Но как то случилось?» «Да в день похорон
В усадьбе пожар приключился»…
«О, если тебе жизнь моя дорога,
Скажи мне, как брату, как другу:
Кого ж хоронили?» И молвил слуга:
«Покойную вашу супругу».
В мои мечты неизреченные
Вплелась вечерняя печаль
Мирра Лохвицкая
Вчера читала я, — Тургенев
Меня опять зачаровал.
Закатный запад был сиренев
И, все в грядущем обесценив,
Меня к былому призывал.
Шел тихий снег; вдали долины
Снежели, точно полотно;
Глядели голые малины
В мое любимое окно.
Всегда все то же, все одно...
Мне запечалилось. Я вышла
В холодный омертвелый сад, —
Он был от снега полосат,
Пошла к каретнику; на дышло
Облокотилась, постояв
Минуты две; потом я в сани
Присела мягко, крикнув Сане
Свезти к реке меня. Твоя
В то время я была, мой нежный,
Тобой дышала в этот миг!
А потому я напрямик,
Окружена природой снежной,
К тебе стремилася в мечте...
(Вы, эти, тут, — далече те!..) —
Мои мечты... О, знаешь их ты, —
Они неясны, как намек...
Их понимают только пихты,
А человеку невдомек...
Но ты не думай: я не буду
Былого трогать, — где та кисть,
Чтоб передать мою корысть
К минувшим дням? Кто верит в Будду,
Тому не нужен Магомет.
Как миру страшен хвост комет,
Так мне — столица: ведь концерты
Тебя от поля отвлекли.
И уж давно твои конверты
Я не вскрываю... Заколи!
Замучь меня! повесь! — но дай мне
Хотя два слова о себе.
Как в алфавите «а» и «б»,
Так мы с тобою в нашей тайне.
Я так люблю свои поля,
Свои игольчатые рощи.
Что может быть милей и проще
Усадьбы нашей? Жизнь паля,
Как хворост, в шелковых салонах,
Я так измучилась, я так
Истосковалась... За «пятак»
Я не купила б опаленных
Столичных душ с их пустотой,
Задрапированных мишурно.
А здесь-то, здесь-то! Как лазурно
Сияет небо; простотой
Здесь веет воздух. Посмотрел бы,
Как я похорошела тут!
Как розы алые, цветут
Мои ланиты, — это вербы
Рождают розы на лице!..
Приди ко мне, забудь столицу, —
Я быль даю за небылицу,
Начало чувствую в конце...
Не бойся «скуки деревенской»,
Предай забвенью мишуру!
С твоей душой, душой вселенской,
Не место там, — «не ко двору»
Пришелся ты; ты только вникни,
Приди ко мне, ко мне приникни
И позабудься на груди,
Тобой трепещущей... Приди!..