Отделали что надо, аж губа
отвисла эдак. Думал, всё, труба,
приехал ты, Борис Борисыч, милый.
И то сказать: пришел в одних трусах
с носками, кровь хрустела на зубах,
нога болела, грезились могилы.Ну, подождал, пока сойдет отек.
А из ноги я выгоду извлек:
я трость себе купил и с тростью этой
прекраснейшей ходил туда-сюда,
как некий князь, и нравился — о да! —
Сверкает за окнами утренний снег.
По тихой дороге идет человек.
В тужурке и в шапке, с пушком на щеке,
С дорожной котомкой и с тростью в руке,
Мерцает куржак у него на спине,
Качаются длинные кисти кашне.
И русою прядь шевелит ветерок.
Скрипит под ногами задумчивый снег,
По тихой дороге идет человек.
Все меньше становится он вдалеке,
Когда Госпожа скитается
И в памяти — скверные скверы
И чадный качается плащ —
Два маленьких китайцаВзбрасывают чаще и чаще
В просторы смерклого веера
За тростью тонкую трость —
Роняясь из древней феерии, Из колоса помыслов кидается,
Вонзается в мозг мой ость.
Синеющий веер сползается
Гуденьем взветренной сферыЗов памяти странно молящ,
{{{2}}}Когда Госпожа || скитаетсяИ в памяти — скверные скверыИ чадный качается плащ —Два маленьких || || китайцаВзбрасывают чаще и чащеВ просторы || смерклого веераЗа тростью || тонкую трость —Роняясь из древней феерии,Из колоса помыслов кидается,Вонзается в мозг мой || ость.Синеющий веер сползаетсяГуденьем || взветренной сферыЗов памяти странно молящ,Китайцы в малахаях из зайцаВзвивают круг трубок звенящий,И вон она верная взвеяла,Как грудь моя, хрупкая Грусть.И в сердце склоняется верие,Но сердце — опять || ломается,Роняя || грустную хрусть.
Когда Госпожа || скитается
И в памяти — скверные скверы
И чадный качается плащ —
Два маленьких || || китайца
Взбрасывают чаще и чаще
В просторы || смерклого веера
За тростью || тонкую трость —
Роняясь из древней феерии,
М. Стебельской
«Трости надломленной не преломит
И льна дымящегося не угасит».
Исаия 42, 3
И тогда, как в эти дни, война
Захлебнется в пламени и в лаве,
Будет спор о власти и о праве,
Будут умирать за знамена…
Вот солнышко в поле зовет нас с тобою;
В венке из цветов удаляется день…
Идем же, товарищ мой, — бывший лозою, —
Пока не сгустилась вечерняя тень.
Давал ты напиток волшебный… Который?
Веселье в твоем ли я черпал вине?
С вина спотыкаться случалося мне, —
Так пусть же лоза мне и служит опорой!
Идем — васильки на полях подбирать
И песен последних искать!
Отрывок из поэмы
Путешественник в Персии встречает прекрасного
отрока, который подает ему кальян.
Странник спрашивает, кто он, откуда.
Отрок рассказывает ему свои
похождения, объясняет, что он грузин,
некогда житель Кахетии.
В каком раю ты, стройный, насажден?
Летит — и воздух озаряет,
Как вешне утро тихий понт!
Летит — и от его улыбки
Живая радость по лугам,
По рощам и полям лиется!
Златыя Петрополя башни
Блистают, как свещи, и ток
Шумливый, бурный, ток Днепровский
В себе изображает живо
Прекрасное лицо его.
Страшна для общества клеветнякова речь:
То самый лютый яд, то самый острый меч.
Хоть скройся за леса иль за высоки горы,
Достанет злой язык, змеины узрят взоры.
Как растворяючи диавол темный ад,
Пускает по свету людей разить свой яд, —
Так точно клеветник льет в мире злость рекою
И ближним не дает ни день ни ночь покою;
Когда растворит пасть, забыв и долг и честь,
И ближних, и родню, и всех он хочет сесть.