Мы бдительны — мы тайн не разболтаем, —
Они в надёжных жилистых руках,
К тому же этих тайн мы знать не знаем —
Мы умникам секреты доверяем, —
А мы, даст Бог, походим в дураках.Успехи взвесить — нету разновесов, —
Успехи есть, а разновесов нет, —
Они весомы — и крутых замесов.
А мы стоим на страже интересов,
Границ, успехов, мира и планет.Вчера отметив запуск агрегата,
Сегодня мы героев похмелим,
Ещё возьмём по полкило на брата…
Свой интерес мы — побоку, ребята, —
На кой-нам свой, и что нам делать с ним? Мы телевизоров напокупали, —
В шесть — по второй глядели про хоккей,
А в семь — по всем Нью-Йорк передавали, —
Я не видал — мы Якова купали, —
Но там у них, наверное, — о»кей! Хотя волнуюсь — в голове вопросы:
Как негры там? — А тут детей купай, —
Как там с Ливаном? что там у Сомосы?
Ясир здоров ли? каковы прогнозы?
Как с Картером? на месте ли Китай?!«Какие ордена ещё бывают?» —
Послал письмо в программу «Время» я.
Ещё полно, — так что ж их не вручают?!
Мои детишки просто обожают, —
Когда вручают — плачет вся семья.
Вы меня заставляете ведать вражду,
Быть в гробу, быть во сне, жить в бреду,
Быть в тяжелом угаре с закрытостью глаз,
И за то проклинаю я вас.
Отравители, страшен ваш синий угар,
Но на чары ответность есть чар.
Я вам дымное зеркало, мертвой рукой,
Протяну и убью вас тоской.
Опрокину в зеркальность уродство теней,
Ваше страшное станет страшней.
В этом дымном затоне есть вещая власть,
Есть возможность безгласно проклясть.
Пусть вас множество, — имя мое Легион,
Он идет, и горит небосклон.
Я здесь мертвый лежу, ворожу, ворожу,
Тайну тайн никому не скажу.
Вам леса, вамь одним тайну свою я объявлю,
Стражду день, стражду ночь, стражду, внимайте я люблю,
Что ни зрю, все уже больше днесь меня не веселит,
Как ни тщусь весел быть, дух сопротивляясь мне, грустит.Грусти вздохи влекут,
Часто слезы текут,
Коли отлучен,
И в плену забвен,
Без надежды слезы лью,
Эхо, ты скорбь сложи,
И любезной скажи,
Как в тоске моей,
Я грущу об ней,
Дай ей знать тоску мою.Варварска мука та, естьли любя, любовь таит,
И не сметь предприять лютыя страсти объявить.
Кто в таких горестях смеет их любезно расказать,
Тот хотя в жалобах может облегченье сыскать.Что ж ах, зляе сего!
Я лишен и того,
Лишь глаза мочу,
Стражду и молчу,
И не знаю, что я стал,
О беда, зла беда,
Кто страдал так когда,
Как страдаю я,
Злость твою тая,
Чей кого так взор терзалъ?
Расступись, гора, развались, гора,
Покажи мне, что в недрах твоих!
Что сокрыто в тебе, что таится в тебе —
Не богатство ли руд золотых?
Ты скажи мне, гора, ты поведай, гора,
Под тобою не клад ли лежит?
Иль не злато в тебе, не богатство в тебе,
А разросся гранит, да гранит? Ты раскройся, судьба, развернися, судьба!
Покажи, что в твоей глубине!
Что грядущие дни — отдалённые дни —
В них назначены ль радости мне?
Мне отрады ли ждать? Мне восторгов ли ждать?
Совершатся ль желанья мои?
Иль мой жребий в тоске, в неизменной тоске Пить лишь горечь, не сладость любви?
Неподвижна гора, непреклонна судьба;
Что в них скрыто — неведомо нам.
Заступ гору сечёт, но судьбы не пробьёт,
Вечной тайны не вскроет очам.
Это цепи души — жить незнанья в глуши
И смиренно ждать лучшей поры;
Как же цепь мне сорвать, как судьбу разгадать,
Вскрыть утробу сей страшной горы?
Водопадами занавеса, как пеной —
Хвоей — пламенем — прошумя.
Нету тайны у занавеса от сцены:
(Сцена — ты, занавес — я).
Сновиденными зарослями (в высоком
Зале — оторопь разлилась)
Я скрываю героя в борьбе с Роком,
Место действия — и — час.
Водопадными радугами, обвалом
Лавра (вверился же! знал!)
Я тебя загораживаю от зала,
(Завораживаю — зал!)
Тайна занавеса! Сновиденным лесом
Сонных снадобий, трав, зёрн…
(За уже содрогающейся завесой
Ход трагедии — как — шторм!)
Ложи, в слезы! В набат, ярус!
Срок, исполнься! Герой, будь!
Ходит занавес — как — парус,
Ходит занавес — как — грудь.
Из последнего сердца тебя, о недра,
Загораживаю. — Взрыв!
Над ужа́ — ленною — Федрой
Взвился занавес — как — гриф.
Нате! Рвите! Глядите! Течет, не так ли?
Заготавливайте — чан!
Я державную рану отдам до капли!
(Зритель бел, занавес рдян).
И тогда, сострадательным покрывалом
Долу, знаменем прошумя.
Нету тайны у занавеса — от зала.
(Зала — жизнь, занавес — я).
Был вечер. Лодка шла под всеми парусами…
Вдруг поцелуя звук пронесся над волнами…
В безлюдии, окрест
Царившем, в тишине волшебной этой ночи
Вас видели. Но кто? Насмешливые очи
Сиявших ярко звезд.
Скользя по небесам, одна из звезд падучих
Историю любви и поцелуев жгучих
Поведала волне,
Волна лазурная тотчас же рассказала
Веслу, что серебром и жемчугом сверкало
При молодой луне.
Волна болтливая — от вас не утаю я —
Открыла все гребцу: и тайну поцелуя,
И тайну ласковых речей,
А юноша гребец с красноречивым взглядом
Пропел их под окном, обвитым виноградом,
Возлюбленной своей.
1887 г.
Дело великое жизни —Ею объяты другом —
В нашей великой отчизне
Все мы покорно несем.Жизнь, ты загадка от века,
Ты нас тревожишь давно —
Сердце и ум человека
Нам разгадать не дано.Жизнь и ничтожество, — что вы?
Тайну я слышу вокруг,
Всюду вопросы готовы,
Но не готов им ответ.Нет, мы к вопросам не глухи,
Слышим мы тайну кругом,
Слышим мы темные слухи
В мире о мире другом.Нам лишь загадка известна —
Жажду мы знаем одну,
Знаем, что в мире нам тесно,
Но не уйти в вышину.С пылким восторгом усилья
Мы лишь к вопросу идем.
С горьким сознаньем бессилья
В прах безответны падем.О, если б в жизни ошибки
Мы забывать не могли,
Не было б в мире улыбки,
Не был бы смех на земли.Ум благороднейший бродит,
Бредит и сердце в мечтах,
В душу отчаянье входит,
Мрак нависает в очах.
Вся мысль моя — тоска по тайне звездной…
Вся жизнь моя — стояние над бездной…
Одна загадка — гром и тишина,
И сонная беспечность и тревога,
И малый злак, и в синих высях Бога
Ночных светил живые письмена…
Не дивно ли, что, чередуясь, дремлет
В цветке зерно, в зерне — опять расцвет,
Что некий круг связующий обемлет
Простор вещей, которым меры нет!
Вся наша мысль — как некий сон бесцельный…
Вся наша жизнь — лишь трепет беспредельный…
За мигом миг в таинственную нить
Власть Вечности, бесстрастная, свивает,
И горько слеп, кто сумрачно дерзает,
Кто хочет смерть от жизни отличить…
Какая боль, что грозный храм вселенной
Сокрыт от нас великой пеленой,
Что скорбно мы, в своей тоске бессменной,
Стоим века у двери роковой!
1Со мной в ночи шептались тени,
Ко мне ласкались кольца дыма,
Я знала тайны всех растений
И песни всех колоколов, —
А люди мимо шли без слов,
Куда-то вдаль спешили мимо.Я трепетала каждой жилкой
Среди безмолвия ночного,
Над жизнью пламенной и пылкой
Держа задумчивый фонарь…
Я не жила, — так было встарь.
Что было встарь, то будет снова.2С тобой в ночи шептались тени,
К тебе ласкались кольца дыма,
Ты знала тайны всех растений
И песни всех колоколов, —
А люди мимо шли без слов
Куда-то вдаль спешили мимо.Ты трепетала каждой жилкой
Среди безмолвия ночного,
Над жизнью пламенной и пылкой
Держа задумчивый фонарь…
Ты не жила, — так было встарь.
Что было встарь, — не будет снова.
Эта светлая ночь, эта тихая ночь,
Эти улицы, узкие, длинные!
Я спешу, я бегу, убегаю я прочь,
Прохожу тротуары пустынные.
Я не в силах восторга мечты превозмочь,
Повторяю напевы старинные,
И спешу, и бегу, — а прозрачная ночь
Стелет тени, манящие, длинные.Мы с тобой разошлись навсегда, навсегда!
Что за мысль, несказанная, странная!
Без тебя и наступят и минут года,
Вереница неясно туманная.
Не сойдёмся мы вновь никогда, никогда,
О любимая, вечно желанная!
Мы расстались с тобой навсегда, навсегда…
Навсегда? Что за мысль несказанная! Сколько сладости есть в тайной муке мечты.
Этой мукой я сердце баюкаю,
В этой муке нашёл я родник красоты,
Упиваюсь изысканной мукою.
«Никогда мы не будем вдвоём, — я и ты…»
И на грани пред вечной разлукою
Я восторгов ищу в тайной муке мечты,
Я восторгами сердце баюкаю.
Для чего непременно ты хочешь,
Чтоб с тобой был я нежен при всех?
Для чего сокровенныя чувства
Выставлять для показа, на смех?
Неужели тебе не дороже
Упоительный миг в тишине,
Миг, когда грациозно и нежно
Ты склоняешь головку ко мне?
Верь, дитя мое, эти порывы,
Эти чудные звуки души,
Только в темной, темной аллее,
При сияньи луны хороши,
И при шепоте синяго моря,
И при пеньи живом соловья…
А в толпе равнодушной, холодной,
Мы смешны, дорогая моя!
Сохраним же заветныя чувства,
Не дадим их мы людям на смех,
И любви упоительной тайна
Пусть останется тайной для всех!
Жених в полуночи грядет!
Но где же раб Его блаженный,
Кого Он бдящего найдет,
И кто с лампадою возженной
На брачный пир войдет за Ним?
В ком света тьма не поглотила? О, да исправится, как дым
Благоуханного кадила,
Моя молитва пред Тобой!
Я с безутешною тоской
В слезах взираю издалека
И своего не смею ока
Возвесть к чертогу Твоему.
Где одеяние возьму? О, Боже, просвети одежду
Души истерзанной моей,
Дай на спасенье мне надежду
Во дни святых Твоих Страстей!
Услышь, Господь, мои моленья
И тайной вечери Твоей,
И всечестного омовенья
Прими причастника меня! Врагам не выдам тайны я,
Воспомянуть не дам Иуду
Тебе в лобзании моем,
Но за разбойником я буду
Перед Святым Твоим крестом
Взывать коленопреклоненный:
О, помяни, Творец вселенной,
Меня во царствии Твоем!
О, если б в этот час желанного покоя
Закрыть глаза, вздохнуть и умереть!
Ты плакала бы, маленькая Хлоя,
И на меня боялась бы смотреть.
А я три долгих дня лежал бы на столе,
Таинственный, спокойный, сокровенный,
Как золотой ковчег запечатленный,
Вмещающий всю мудрость о земле.
Сойдясь, мои друзья (не велико число их!)
О тайнах тайн вели бы разговор.
Не внемля им, на розах, на левкоях
Растерянный ты нежила бы взор.
Так. Резвая — ты мудрости не ценишь.
И пусть! Зато сквозь смерть услышу, друг живой,
Как на груди моей ты робко переменишь
Мешок со льдом заботливой рукой.
Скучаю я, — но, ради Бога,
Не придавайте слишком много
Значенья, смысла скуке той.
Скучаю я, как все скучают…
О чем?.. Один, кто это знает, —
И тот давно махнул рукой.
Скучать, бывало, было в моде,
Пожалуй, даже о погоде
Иль о былом — что все равно…
А ныне, право, до того ли?
Мы все живем с умом без воли,
Нам даже помнить не дано.
И даже… Да, хотите — верьте,
Хотите — нет, но к самой смерти
Охоты смертной в сердце нет.
Хоть жить уж вовсе не забавно,
Но для чего ж не православно,
А самовольно кинуть свет?
Ведь ни добра, ни даже худа
Без непосредственного чуда
Нам жизнью нашей не нажить
В наш век пристойный… Часом ране
Иль позже — дьявол не в изъяне, —
Не в барышах ли, может быть?
Оставьте ж мысль — в зевоте скуки
Душевных ран, душевной муки
Искать неведомых следов…
Что вам до тайны тех страданий,
Тех фосфорических сияний
От гнили, тленья и гробов?..
Врылась, забылась — и вот как с тысяче-
футовой лестницы без перил.
С хищностью следователя и сыщика
Все́ мои тайны — сон перерыл.
Сопки — казалось бы прочно замерли —
Не доверяйте смертям страстей!
Зорко — как следователь по камере
Сердца — расхаживает Морфей.
Вы! собирательное убожество!
Не обрывающиеся с крыш!
Знали бы, как на перинах лёжачи
Преображаешься и паришь!
Рухаешь! Как скорлупою треснувшей —
Жизнь с её грузом мужей и жён.
Зорко как лётчик над вражьей местностью
Спящею — над душою сон.
Тело, что все свои двери заперло —
Тщетно! — уж ядра поют вдоль жил.
С точностью сбирра и оператора
Все́ мои раны — сон перерыл!
Вскрыта! ни щёлки в райке, под куполом,
Где бы укрыться от вещих глаз
Собственных. Духовником подкупленным
Все́ мои тайны — сон перетряс!
Обворожительных имений,
Рек, деревень, садов и сел
На свете много; тем не меней, —
Кто где всю жизнь свою провел,
Иль только юность, только детство, —
Свой славословит уголок,
Поет, не разбирая средства,
Его, от прочих мест далек.
Неподражаемых поэтов,
Художников, артистов и
Музыкотворцев много, в этом
Уж убедиться вы могли.
Однако же, у всяких вкусов
Излюбленный искусник свой:
Одним — мил Дебюсси и Брюсов,
Другим — Серов и А. Толстой.
Очаровательных созданий
Немало между разных рас:
Блондинок цвета шерсти ланей,
Брюнеток с васильками глаз.
И редко тот, кто любит шведку,
Японкой будет увлечен.
Лишь соловей, вспорхнув на ветку,
И я, такой же, как и он.
Поем равно все то, что видим,
И славословим всех равно.
Мы никого не ненавидим
Да и не любим заодно!
Ты смотришь весело на небо голубое
И вереницею крылатых облаков
Любуешься, смеясь; а я, дитя родное,
Ропщу по-прежнему и зарыдать готов!..
Я снова жаркою мечтою улетаю
Высоко и. в лазурь вперяя робкий взор,
Как сфинкса вещего, я небо вопрошаю,
Молю его открыть грядущий приговор!..
Напрасно!.. Ни лазурь, ни облаков гряда
Великой тайны нам, дитя, не разгадают —
Там, в небе, есть ли Бог? — увы, они не знают…
Не будут знать, как мы, быть может, никогда!..
И время пролетит, и я прощусь с землею,
И шелк твоих кудрей мороз посеребрит,
А тайну страшную, дитя мое родное,
Неразрешенной небо сохранит!..
С тайной, тяжелой тоской я гляжу на тебя, мое сердце!
Что тебя ждет впереди? — Кукла, которая будет
Тешить сначала тебя, а потом эта кукла наскучит…
После, когда подрастешь, ты сама будешь куклой для взрослых:
Вырядят в бархат тебя, напоказ вывозить тебя будут.
Строго тебе запретят обнаруживать чувства к мысли;
Волю твою окуют (воля всего им опасней!);
Позже, как время придет, по расчету (конечно, не сердца)
Выдадут замуж тебя. За кого? Не твое это дело:
Муж твой хорош для других, для тебя и подавно, не правда ль?
Замужем будешь ты жить; наживешь себе деток; но детки,
Может быть, выдут в отца; а отца ты едва ли любила…
Время не ждет никого… поглядишь, неожиданной гостьей
Старость нагрянет к тебе (тяжела эта гостья не впору!).
Ты, не живя, отцветешь и брюзгливой старухою будешь.
Люди при жизни тебя похоронят на сердце, а после,
Бросивши камень на гроб, никогда не придут на могилу
Вспомнить про ту, кто была, без сознанья, страдалица в жизни…
Прости, пленительная влага,
И первоздания туман!
В прозрачном ветре больше блага
Для сотворенных к жизни стран.
Просторен мир и многозвучен
И многоцветней радуг он,
И вот Адаму он поручен,
Изобретателю имен.
Назвать, узнать, сорвать покровы
И праздных тайн и ветхой мглы —
Вот первый подвиг. Подвиг новый —
Живой земле пропеть хвалы.
Прости, пленительная влага,
И первоздания туман!
В прозрачном ветре больше блага
Для сотворенных к жизни стран.
Просторен мир и многозвучен
И многоцветней радуг он,
И вот Адаму он поручен,
Изобретателю имен.
Назвать, узнать, сорвать покровы
И праздных тайн и ветхой мглы —
Вот первый подвиг. Подвиг новый —
Живой земле пропеть хвалы.
Тайну сердца невозможно,
Кто скрывает, угадать,
Кто бы как от любопытства,
Ни старался рассуждать.
Очи скоро разбредутся,
Естьли дать им полну власть,
И откроют против воли,
Всем наченьшуюся страсть.
Я люблю и признаваюсь,
Что едина мне мила,
Только то умрет на сердце,
Кто такая та была.
Очи взглядывают редко,
И не нежно на нее,
Чтобы не было известно
Ей мучение мое.
Мне любовь сокрыть нетрудно,
Только трудно истребить,
Что очам и сердцу мило,
Невозможно не любить.
Сердце прав иных не знает,
Возжигая в жилах кровь,
Кроме тех, которы нежно
Производят в нас любовь.
Томный дух мой укрепляйся,
Не пришли еще часы,
Истребляй, сколько возможно,
Из ума ее красы.
Естьлиж, свет мой, ты узнаешь,
От ково я скорбь терплю,
Так не смейся, что влюбился,
Я вить так, как все, люблю.
Небо синее,
нет у неба предела
здесь, близко,
и там, далеко.
Появилось облачко
и поредело.
Небу
тайну хранить нелегко.Я прикрою веки,
прикрою веки,
чтобы мир едва голубел н серел.
Слечу я
на твои синие ветки,
на твои синие ветки
слечу, сирень! Я буду петь твоим мелким цветочкам,
о, буду петь,
буду только петь-
твоим прожилкам,
крапинкам, точкам,
потому что не смогу утерпеть.Я буду петь голосисто и тонко.
Как мне хочется петь, сирень!
Никому так не хочется!
Может быть, только
небу хочется так же синеть.О облака!
Я догнать их надеюсь.
Я за ними следую
всегда и сейчас.
Но куда я денусь?
О, никуда не денусь,
сирень,
от твоих сиреневых глаз.О, зачем мне скрывать эту тайну?
Навеки,
навсегда
одного хочу.
Я слечу на твои синие ветки,
на твои синие ветки слечу.
Все кончено, меж нами связи нет…
А. ПушкинЭта светлая ночь, эта тихая ночь,
Эти улицы, узкие, длинные!
Я спешу, я бегу, убегаю я прочь,
Прохожу тротуары пустынные.
Я не в силах восторга мечты превозмочь,
Повторяю напевы старинные,
И спешу, и бегу, — а прозрачная ночь
Стелет тени, манящие, длинные.
Мы с тобой разошлись навсегда, навсегда!
Что за мысль несказанная, странная!
Без тебя и наступят и минут года,
Вереница, неясно туманная.
Не сойдемся мы вновь никогда, никогда,
О, любимая, вечно желанная!
Мы расстались с тобой навсегда, навсегда…
Навсегда? Что за мысль несказанная!
Сколько сладости есть в тайной муке мечты.
Этой мукой я сердце баюкаю,
В этой муке нашел я родник красоты,
Упиваюсь изысканной мукою.
«Никогда мы не будем вдвоем, — я и ты…»
И на грани пред вечной разлукою
Я восторгов ищу в тайной муке мечты,
Я восторгами сердце баюкаю.
14 ноября 1895
О грозная вечность,
Безмолвная вечность!
Какую ты скрыла
Великую тайну
За крепкой печатью —
За дверью могилы?
Что ты? Не одно ли
Ничтожное слово,
Пустая угроза
Толпы малодушной,
Дитя предрассудков,
Обманчивый призрак?..
Или ты граница
Обширной Вселенной,
Развязка явлений,
Уму непонятных,
Тяжелых для сердца,
И жизни прекрасной,
Разумно-духовной,
Сомнения чуждой, —
Священный источник?
О грозная вечность,
Безмолвная вечность!
Крепка твоя тайна;
Но разум мой верит,
Что ты существуешь:
Отрадно мне думать,
Что дух мой бессмертный
Есть вечный наследник
Бесплотного царства;
Что будет он видеть
Веков миллионы,
Миров разрушенье
И, может быть, новых
Прекрасных творений
Конец и начало;
И будет, как прежде,
Идти к совершенству,
Всегда оставаясь
Разумно-свободным.
Другие итоги… Их много,
И скоро я их разскажу.
Но я еще здесь—у порога,
С восторгом смотрю на межу.
И то, что заветная тайна
До завтра во мне заперта,
Не прихоть, что встала случайно,
Но знаний моих полнота.
О, сколько вам будет открытий,
Безвестные братья мои,
О, сколько блистательных нитей,
Различных в одном бытии.
Еще я колеблюсь, робею,
Еще я горжусь, и гляжу,
Великою тайной моею
Лелейно еще дорожу.
Но скоро всю бездну сокровищ
Явлю в прорицаньях я вам,
И вы, миновавши чудовищ,
Войдете в невиданный Храм.
Не будет ни звука, ни краски,
К которым мечтой не коснусь,
И в правде неслыханной сказки
Я все их отдам вам… Клянусь!
Из глубокаго колодца, из-под той крутой горы,
Где гнезда не строит птица, где не строит зверь норы,
Протекала полноводно, и течет, поет века,
Непослушная, живая, влага-пламя, Втай-Река.
Там на дне—лишь белый сахар, алый бархат, жемчуга,
Из глазастых изумрудов расписные берега,
А порой, за крутизнами, поровнее бережки,
На отлогостях сверкают желто-рдяные пески.
От Востока до Заката Втай-Реки идет длина,
От холодных стран до жарких растянулась ширина,
Глубину никто не знает, измеряли мудрецы,
Опускали в воду тяжесть, потеряли все концы.
А и что-жь нам ведать тайны—тех, кто хочет тайну скрыть
Втай-Река не с мудрецами, хочет с сердцем говорить,
Прикатилась и вселилась в полнозвучныя сердца,
Из глубокаго колодца, без начала и конца.
первый голос
Пора! Завершены все сроки,
мир опьянен и побежден…
Иду туда, где Крест высокий,
и где Безгласный пригвожден.
Там в ликованья исступленном
свершу свой танец у Креста
и обовью венком зеленым
чело терновое Христа.
Свободным тирса мановеньем
мне язвы заживить дано,
моим последним дерзновеньям —
в святой сосуд вмешать вино,
и смех зари, и сумрак хмурый
в единой светотени слить
и леопардовою шкурой
ребро пронзенное укрыть.
второй голос
Иди! Но станешь сам Иуда,
едва в пути промедлишь миг!
Иди! Но нет пути оттуда
тому, кто в тайну тайн проник!
Иди! Мой Крест высок и прям,
на нем Безгрешный и Закланный,
впервые сердце дрогнет там,
и там падешь ты бездыханный!
Дивный генуэзец! как нам стали понятны
Твои пророческие слова:
«Мир мал!»
Мы взором одним озираем его
От полюса до полюса —
Нет больше тайн на земле!
Прежде былинка в безмерных просторах,
Упорно — за веком век —
Работал, боролся, вперед продвигался
И своей планетой, наконец, овладел
Человек.
Нет больше тайн в надземном тесном мире!
Стальные иглы рельс, обвив материки,
Бегут сквозь цепи Анд, бегут в степях Сибири —
К верховьям Крокодиловой реки;
Земля, земля! настало время!
Ты — достояние людей.
Не то или другое племя,
Не тот иль этот из царей,
Тебя взял Человек, его спокойный гений,
Его холодный ум, его упорный труд
И смелый взлет безумных дерзновений!
И правит скорбного Судьи бесстрастный суд.
Человек! торжествуй! и, величье познав,
Увенчай себя вечным венцом!
Выше радостей стань, выше слав,
Будь творцом!
За горами Риѳейскими, где-то на север от Понта,
В странах мирных и ясных, где нет ни ветров, ни страстей,
От нескромных укрытыя светлою мглой горизонта,
Существуют издревле селенья блаженных людей.
Не безсмертны они, эти люди с блистающим взглядом,
Но они непохожи на нас, утомленных грозой,
Эти люди всегда отдаются невинным усладам,
И питаются только цветами и свежей росой.
Почему им одним предоставлена яркая слава,
Безмятежность залива, в котором не пенится вал,
Почему неизвестна им наших мучений отрава,
Этой тайны святой самый мудрый из нас не узнал.
Не безсмертны они, эти люди, межь нами—другие,
Но помногу веков предаются они бытию,
И, насытившись жизнью, бросаются в воды морския,
Унося в глубину сокровенную тайну свою.
Она стояла молчаливо
Среди толпы — и я молчал;
Лишь взор спросил я боязливо,
И понял я, что он сказал.
Я прихожу, приют ветвистый,
К пустынной тишине твоей:
Под зеленью твоей тенистой
Сокрой счастливых от людей! Вдали, чуть слышный для вниманья,
День озабоченный шумит,
Сквозь смутный гул и восклицанья
Тяжелый молоток стучит.
Там человек так постоянно
С суровой борется судьбой —
И вдруг с небес к нему нежданно
Слетает счастие порой! Пускай же люди не узнают,
Как нас любовь животворит:
Они блаженству помешают —
Досаден им блаженства вид.
Да, свет не позволяет счастья:
Как за добычею, за ним
Беги, лови и от участья
Людского строго сохрани! Оно прокралось тихо, любит
Оно и ночь и тишину;
Нечистый взор его погубит,
Как смерть, ужасен он ему.
Обвейся, о ручей безмолвный,
Вокруг широкою рекой,
И, грозно поднимая волны,
Наш охраняй приют святой!
Тучи декабрьские! Око за око
Я, как и вы, только с виду тосклив,
В мысли и в сердце я весел глубоко,
Тайну веселья познав, но сокрыв.
Тайна простая: «тем лучше, чем хуже!»
Гляньте на солнце! Чуть только взойдет, —
Тотчас склоняется, мерзнет на стуже
И, испугавшись, под землю идет.
Спрячется! Лезут отвсюду туманы!..
Холодно, боязно, скучно, темно...
Царствуют вьюги, бушуют бураны...
Солнце — причина, виновно оно!
Чуть отогреет, сейчас исчезает...
Там бы и греть ему, где холодней!
То же и в людях: где жизнь нагнетает,
Падает духом и смотрит грустней.
Мысль, это — солнце! Кто мыслью слабеет,
С зимнего солнца образчик берет:
Ждет, чтобы глянуть, когда потеплеет —
Ждет, чтоб другие согрели... Прождет!
В тайной горнице, где взяты души вольных в нежный плен,
Свечи длинные сияют ровным пламенем вдоль стен,
Взор ко взору устремлялся, сердце в сердце, разум в ум,
От певучих дум рождался, в пляске тел, размерный шум.
Вскрики, дикие как буря, как в пустыне крик орла,
Душу выявили в звуках, и опять душа светла.
В белом вихре взмахи чувства сладкий ведали предел,
И венчальные наряды были саванами тел.
В этой пляске исступленной каждый думал — про себя,
Но, другими окруженный, вился — сразу всех любя.
В этом множественном лике, повторив стократ изгиб,
Души плыли, как весною — стройный шабаш светлых рыб.
Так повторно, так узорно, с хороводом хоровод,
Извиваясь, любит слитно, и, безумствуя, плывет.
И, проплыв, осуществили весь молитвенный напев,
И в сердцах мужских блаженство, как блаженство в сердце дев.
И в телах мужских дрожанье, многострунность в теле жен,
Это было, жизнь светила, воплотился яркий сон.
И в телах сияют души, каждый дышит, светел взгляд,
В тайной горнице полночной свечи жаркие горят.
Из глубокого колодца, из-под той крутой горы,
Где гнезда не строит птица, где не строит зверь норы,
Протекала полноводно, и течет, поет века,
Непослушная, живая, влага-пламя, Втай-Река.
Там на дне — лишь белый сахар, алый бархат, жемчуга,
Из глазастых изумрудов расписные берега,
А порой, за крутизнами, поровнее бережки,
На отлогостях сверкают желто-рдяные пески.
От Востока до Заката Втай-Реки идет длина,
От холодных стран до жарких растянулась ширина,
Глубину никто не знает, измеряли мудрецы,
Опускали в воду тяжесть, потеряли все концы.
А и что ж нам ведать тайны — тех, кто хочет тайну скрыть
Втай-Река не с мудрецами, хочет с сердцем говорить,
Прикатилась и вселилась в полнозвучные сердца,
Из глубокого колодца, без начала и конца.
Ходят и дерзко поводят плечами,
Камнями, тканями, телом блестя,
Бедрами, шелком шурша, шелестя…
«Что же, дитя, ты стоишь как во храме?
Очи опущены, шея закрыта…
Кто ты, дитя?»
— «Я — Афродита!»
«Пенорожденная! Андиомена!
К жертвам привыкшая Эроса мать,
Здесь, где властители — купля и мена,
Что тебе медлить? чего тебе ждать?»
«Всюду я, где трепет страстный
Своевольно зыблет грудь.
Вы бессильны, вы не властны
Тайну страсти обмануть!
Лгите зовом поцелуя,
О любви ведите торг, —
В миг последний, торжествуя,
Опьянит глаза восторг!
Все признанья, ласки, клятвы,
Ревность, близость — лишь тропа,
Где иду я к полю жатвы
С яркой молнией серпа.
В тишине альковов брачных
И в веселье грешных лож
Желтизну колосьев злачных
Узнает равно мой нож.
Здесь иль нет, пришлец случайный,
Ниц ты склонишься челом —
Пред моей предвечной тайной,
Под моим святым серпом!»
Вам леса, вам одним тайну свою я обявлю,
Стражду день, стражду ночь, стражду, внимайте я люблю,
Что ни зрю, все уже больше днесь меня не веселит,
Как ни тщусь весел быть, дух сопротивляясь мне, грустит.
Грусти вздохи влекут,
Часто слезы текут,
Воли отлучен,
И в плену забвен,
Без надежды слезы лью,
Эхо, ты скорбь сложи,
И любезной скажи,
Как в тоске моей,
Я грущу об ней,
Дай ей знать тоску мою.
Варварска мука та, естьли любя, любовь таить,
И не сметь предприять лютые страсти обявить.
Кто в таких горестях смеет их любезно расказать,
Тот хотя в жалобах может облегченье сыскать.
Что ж ах, зляе сего!
Я лишен и того,
Лишь глаза мочу,
Стражду и молчу,
И не знаю, что я стал,
О беда, зла беда,
Кто страдал так когда,
Как страдаю я,
Злость твою тая,
Чей кого так взор терзал?
Вперяю взор, бессильно жадный:
Везде кругом сырая мгла.
Каким путем нить Ариадны
Меня до бездны довела? Я помню сходы и проходы,
И зал круги, и лестниц винт,
Из мира солнца и свободы
Вступил я, дерзкий, в лабиринт.В руках я нес клубок царевны,
Я шел и пел; тянулась нить.
Я счастлив был, что жар полдневный
В подземной тьме могу избыть.И, видев странные чертоги
И посмотрев на чудеса,
Я повернул на полдороге,
Чтоб выйти вновь под небеса, Чтоб после тайн безлюдной ночи
Меня ласкала синева,
Чтоб целовать подругу в очи,
Прочтя заветные слова… И долго я бежал по нити
И ждал: пахнет весна и свет.
Но воздух был все ядовитей
И гуще тьма… Вдруг нити — нет.И я один в беззвучном зале.
Мой факел пальцы мне обжег.
Завесой сумерки упали.
В бездонном мраке нет дорог.Я, путешественник случайный,
На подвиг трудный обречен.
Мстит лабиринт! Святые тайны
Не выдает пришельцам он.