Не знаю я, где святость, где порок,
И никого я не сужу, не меряю.
Я лишь дрожу пред вечною потерею:
Кем не владеет Бог — владеет Рок.
Ты был на перекрестке трех дорог, -
И ты не стал лицом к Его преддверию…
Он удивился твоему неверию
И чуда над тобой свершить не мог.
Он отошел в соседние селения…
Не поздно, близок Он, бежим, бежим!
И, если хочешь, — первый перед Ним
С бездумной верою склоню колени я…
Не Он Один — все вместе совершим,
По вере, — чудо нашего спасения…
Хожу по камням старых плит,
Душа опять полна терзаний…
Блаженный дом! — Ты не закрыт
Для горечи воспоминаний!
Здесь — бедной розы лепестки
На камне плакали, алея…
Там — зажигала огоньки
В ночь уходящая аллея…
И ветер налетал, крутя
Пушинки легкие снежинок,
А город грохотал, шутя
Над святостью твоею, инок…
Где святость та? — У звезд спроси,
Светящих, как тогда светили…
А если звезды изменили —
Один сквозь ночь свой крест неси.14 апреля 1900
Общники некоей святости, кою в словах не замкнуть.
С вами сливаюсь я мыслию, вот раскрывается грудь.
Нет, не ключом отмыкается. Нет, не блестящим ножом.
Все же открылась, как горница. В горнице клад бережем.
Гнали нас. Это мне ведомо. Голову секли враги.
Сердце теснили и мучили. «Лги, заблуждайся, и лги».
Меч был не страшен искателям. Нужно вам жертвы? Так что ж,
Примем — отсюда отшествие. Только не примем мы — ложь.
Гнали нас. Даже скончавшихся вырыли низкой рукой.
В пламень кощунственно бросили призрачность, прах дорогой.
Пепел развеяли в воздухе. Благо! Священен огонь.
Ветер, ты, веющий вольностью, спас от чрезмерных погонь!
Дальше! В верховную сторону. Дальше! Опять и опять.
Между людей изумившихся звездная светит печать.
К брату от брата свечение. Брату от брата венец.
Светлая длинная лестница. Дети и звездный Отец.
К началу войны европейской
Изысканно тонкий разврат,
От спальни царей до лакейской
Достиг небывалых громад.Как будто Содом и Гоморра
Воскресли, приняв новый вид:
Повальное пьянство. Лень. Ссора.
Зарезан. Повешен. Убит.Художественного салона
И пьяной харчевни стезя
Совпали по сходству уклона.
Их было различить нельзя.Паскудно гремело витийство,
Которым восславлен был грех.
Заразное самоубийство
Едва заглушало свой смех.Дурил хамоватый извозщик,
Как денди эстетный дурил.
Равно среди толстых и тощих
Царили замашки горилл.И то, что расцветом культуры
Казалось, была только гниль,
Утонченно-тонные дуры
Выдумывали новый стиль.Они, кому в нравственном тесно,
Крошили бананы в икру,
Затеивали так эксцессно
Флиртующую игру.Измызганно-плоские фаты,
Потомственные ромали,
Чьи руки торчат, как ухваты,
Напакоститься не могли.Народ, угнетаемый дрянью,
Безмозглой, бездарной, слепой.
Усвоил повадку баранью:
Стал глупый, упрямый, тупой.А царь, алкоголик безвольный,
Уселся на троне втроем:
С царицею самодовольной
И родственным ей мужиком.Был образ правленья беспутен, -
Угрозный пример для корон:
Бесчинствовал пьяный Распутин,
Усевшись с ногами на трон.Упадочные модернисты
Писали ослиным хвостом
Пейзажи, и лишь букинисты
Имели Тургенева том.Свирепствовали декаденты
В поэзии, точно чума,
Дарили такие моменты,
Что люди сбегали с ума.Уродливым кактусом роза
Сменилась для моды. Коза
К любви призывалась. И поза
Назойливо лезла в глаза.Но этого было все мало,
И сытый желудок хотел
Вакхического карнавала
Разнузданных в похоти тел.И люди пустились в эксцессы,
Какие не снились скотам.
Изнервленные поэтессы
Кривлялись юродиво там.Клинки обжигались ликером,
И похоть будили смешки,
И в такт бархатистым рессорам
Качелились в язвах кишки.Живые и сытые трупы,
Без помыслов и без идей,
Ушли в черепашие супы, -
О, люди без сути людей! Им стало филе из лягушки
Дороже пшеницы и ржи,
А яды, наркозы и пушки —
Нужнее, чем лес и стрижи.Как сети, ткать стали интриги
И, ближних опутав, как рыб,
Забыли музеи и книги,
В руке затаили ушиб! Злорадно они ушибали
Того, кто доверился им.
Так все очутились в опале,
Что было правдиво-святым.И впрямь! для чего людям святость?
Для святости — анахорет!
На подвиги, боль и распятость
Отныне наложен запрет.И вряд ли при том современно
Уверовать им в интеллект.
И в Бога. Удел их — надменно
Идти мимо «разных нам сект»…И вот, под влиянием моды,
Святое отринувшей все,
На модных ходулях «комоды»
Вдруг круг завели в колесе.Как следствие чуши и вздора —
Неистово вверглись в войну.
Воскресли Содом и Гоморра,
Покаранные в старину.