Найдено стихов - 159.
На одной странице показано - 35.
Чтобы посмотреть как можно больше стихов из коллекции, переходите по страницам внизу экрана.
Стихи отсортированы так, что в начале Вы будете видеть более короткие стихи.
На последней странице Вы можете найти самые длинные стихи по теме.
Для суда и для стражи незрима,
В эту залу сегодня войду
Мимо, мимо, до ужаса мимо…
Виновный пред судом парнасского закона
Он только: неуч, враль и вздорный журналист,
Но…. лижущий у сильного шпиона
Он подл, как человек, и подл, как……
Суда поспешно не чини:
Непрочен суд земной!
И голубиной — не черни
Галчонка — белизной.
А впрочем — что ж, коли не лень!
Но всех перелюбя,
Быть может, я в тот чёрный день
Очнусь — белей тебя!
На суде, в раю или в аду
скажет он, когда придут истцы:
«Я любил двух женщин как одну,
хоть они совсем не близнецы».
Все равно, что скажут, все равно…
Не дослушивая ответ,
он двустворчатое окно
застегнет на черный шпингалет.
Глухой глухого звал к суду судьи глухого,
Глухой кричал: "Моя им сведена корова!"-
"Помилуй, — возопил глухой тому в ответ: -
Сей пустошью владел еще покойный дед".
Судья решил: "Чтоб не было разврата,
Жените молодца, хоть девка виновата".
Суда стоят, во льдах зажаты,
И льды подобны серебру.
Обледенелые канаты
Поскриnывают на ветру.И тихи белые медведи,
Из-за бугшnрита сторожа
Над nолыньей, краснее меди,
Неосторожного моржа.А ты, кем лоцман несчастливый,
Был nослан на акулий nир,
Ты в Бергене, за кружкой nива,
Ждешь барышей, мой командир.
Скопят людей у нашей братьи!
Про это сведав, на беду —
Приказ: всех нас забрать и
Немедленно предать суду.
Чьего ж заступничества ради
Другим скопителям простор?
Не под судом до этих пор
Отрешков, Анненков, Геннади!
С министра-вора взятки гладки:
Ему подносят шоколадки
И, как гласит газетный слог,
Дают свободу «под залог»
Затем, чтоб после приговора
Снять и залог с большого вора.
Но вот бедняк стянул пирог,
И суд к нему безмерно строг.
Вот судят как, любуйтесь, нате,
В одном американском штате:
Чем демократичнее власть, тем
она дороже обходится народу.
«Новая жизнь», 16-3/11Вот это строгий суд! Суда не надо строже:
Народная им власть обходится дороже,
Чем власть — какая же? Ну, что стесняться зря!
Чья власть милей вам и дешевле?
Не ваши ль это предки древле
Пред Зевсом квакали, чтоб дал он им царя?
Парня спасём, парня в детдом — на воспитание!
Даром учить, даром кормить, даром питание!.. Жизнь — как вода, вёл я всегда жизнь бесшабашную.
Всё ерунда, кроме суда самого страшного.
Всё ерунда, кроме суда самого страшного.Всё вам дадут, всё вам споют — будьте прилежными.
А за оклад ласки дарят самые нежные.Вёл я всегда жизнь без труда — жизнь бесшабашную.
Всё ерунда, кроме суда самого страшного.
Всё ерунда, кроме суда самого страшного.
Он прав! Наш друг Мартыш не Соломон,
Но Соломонов сын;
Не мудр, как царь Шалима, но умен,
Умней, чем жидовин.
Тот храм воздвиг — и стал известен всем
Гаремом и судом,
А этот — храм, и суд, и свой гарем
Несет в себе самом.
Как настанет Страшный Суд,
Никого уж не спасут
Воздыханья да молитвы.
Видишь, демоны глядят, —
Ждет расправы весь их ад,
Словно волки — лютой битвы.
Быть и нам у них в когтях,
Коль забудем Божий страх,
На миру осуетимся,
Убежим от Божьих паств,
И сластьми житейских яств
Через меру насладимся.
Не забудем же дорог
В Божий радостный чертог,
В обиталище блаженных,
И пойдём под Божий кров
Мы в толпе Его рабов,
Терпеливых и смиренных.
Жил , был судья мартышка,
И следственно имел мартышкин и умишка.
Судья дай толк ,
Сказал так волк ,
Лисица заорала,
Украла,
Втвердила спесь лисице:
Сказати львице,
Превозношу себя:
Полутче я тебя,
Рождаеш по левенку
Ты, в целый год ,
А я не по лисенку;
Мой лутче плод .
А львица отвечала:
Ты б лутче помолчала,
Не тратя слов :
Раждаю меньше я, да я раждаю львов .
Не замечаем, как уходят годы.
Спохватываемся,
Когда они пройдут.
И все свои ошибки и невзгоды
Выносим мы на запоздалый суд.
И говорим:
«Когда б не то да это,
Иначе жизнь мы прожили б свою…»
Но призывает совесть нас к ответу
В начале жизни, а не на краю.
Живите так, как будто наступает
Тот самый главный,
Самый строгий суд.
Живите, словно дарите на память
Вы жизнь свою тем, что потом придут.
ЖАК ДЕ БАРРОВеликий боже! Твой исполнен правдой суд,
Щедроты от тебя имети смертным сродно,
Но в беззаконии все дни мои текут,
И с правосудием простить меня не сходно.Долготерпение ты должен окончать
За тьму моих грехов по правости устава,
И милосердие днесь должно умолчать.
Того теперь сама желает слава.Во мщеньи праведном ты тварь свою забудь;
Пренебрегай ток слез и тем доволен будь,
Греми, рази, свою ты ярость умножая! Хотя и трепещу, я чту твой гнев, стеня,
Но в кое-место ты ударишь, поражая,
Не крыла чтобы где Христова кровь меня?
Парня спасем,
Парня в детдом -
На воспитанье!
Даром учить,
Даром поить,
Даром питанье!..
Жизнь — как вода,
Вел я всегда
Жизнь бесшабашную, -
Все ерунда,
Кроме суда
Самого страшного.
Все вам дадут,
Все вам споют -
Будьте прилежными, -
А за оклад -
Ласки дарят
Самые нежные.
Вел я всегда
Жизнь без труда -
Жизнь бесшабашную, -
Все ерунда,
Кроме суда
Самого страшного.
Как пережить и как оплакать мне
Бесценных дней бесценную потерю?
Но всходит ветр в воздушной вышине.
Я знаю всё. Я промолчу. Я верю.
Душа: в душе — в душе весной весна…
Весной весна, — и чем весну измерю?
Чем отзовусь, когда придет она?
Я промолчу — не отзовусь… Не верю.
Не оскорбляй моих последних лет.
Прейдя, в веках обиду я измерю.
Я промолчу. Я не скажу — нет, нет.
Суров мой суд. Как мне сказать: «Не верю»?
Текут века в воздушной вышине.
Весы твоих судеб вознес, — и верю.
Как пережить и как оплакать мне
Бесценных дней бесценную потерю?
Ax, зачем у нас граф Пален
Так к присяжным параллелен!
Будь он боле вертикален,
Суд их боле был бы делен! Добрый суд царем повелен,
А присяжных суд печален,
Все затем, что параллелен
Через меру к ним граф Пален! Душегубец стал нахален,
Суд стал вроде богаделен,
Оттого что так граф Пален
Ко присяжным параллелен.Всяк боится быть застрелен,
Иль зарезан, иль подпален,
Оттого что параллелен
Ко присяжным так граф Пален.Мы дрожим средь наших спален,
Мы дрожим среди молелен,
Оттого что так граф Пален
Ко присяжным параллелен! Herr, erbarm’ dich unsrer Seelen!
Habe Mitleid mit uns allen,
Да не будет параллелен
Ко присяжным так граф Пален!
Поэт! не дорожи любовию народной.
Восторженных похвал пройдет минутный шум;
Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,
Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.
Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум,
Усовершенствуя плоды любимых дум,
Не требуя наград за подвиг благородный.
Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд;
Всех строже оценить умеешь ты свой труд.
Ты им доволен ли, взыскательный художник?
Доволен? Так пускай толпа его бранит
И плюет на алтарь, где твой огонь горит,
И в детской резвости колеблет твой треножник.
Это, братцы, война не военная,
Это, други, Господний наказ.
Наша родина, горькая, пленная,
Стонет, молит защиты у нас.Тем зверьем, что зовутся «товарищи»,
Изничтожена наша земля.
Села наши — не села, пожарищи,
Опустели родные поля.Плачут дети, томясь в испытании
И от голода еле дыша,
Неужель на такие страдания
Не откликнется наша душа? Мы ль не слышим, что совестью велено?
Мы ль не двинемся все, как один,
Не покажем Бронштейну да Ленину,
Кто на русской земле господин? Самодержцы трусливые, куцые,
Да погибнут под нашим огнем!
Знамя новой, святой революции
В землю русскую мы понесем.Слава всем, кто с душой неизменною
В помощь Родине ныне идут.
Это, други, война не военная,
Это Божий свершается суд.
Суд над Гапоном.
Я роль громадную сыграл?
Сыграл.
Под-пули грудь я подставлял?
Подставлял.
Меня героем мир назвал?
Назвал.
Я эру новую создал?
Создал
Броженье в массах вызывал?
Вызывал.
Рабочих смело пробуждал?
Пробуждал.
Я души их завоевал?
Завоевал
На бой с насилием я звал?
Звал.
Своей я жизнью рисковал?
Рисковал!..
Ты Витте тайно посещал?
Посещал?
И у него ты денег взял?
Взял!
В охранном по делам бывал?
Бывал!
И с митингов в сыскное забегал?
Забегал!
Ты для рабочих деньги брал?
Брал!
Ты у рабочих деньги крал?
Крал!
От них скрывая правду, врал?
Врал!
Ты, значить, братьев предавал?
Предавал!
Себя навек ты запятнал!..
Запятнал!
Не-Буква
Он предсказал подводные суда
И корабли, плывущие в эфире.
Он фантастичней всех фантастов в мире
И потому — вне нашего суда.
У грез беспроволочны провода,
Здесь интуиция доступна лире,
И это так, как дважды два — четыре,
Как всех стихий прекраснее — вода.
Цветок, пронизанный сияньем светов,
Для юношества он и для поэтов,
Крылатых друг и ползающих враг.
Он выше ваших дрязг, вражды и партий.
Его мечты на всей всемирной карте
Оставили свой животворный знак.
Там, где берег дик и грозен,
Лишь пробьет знакомый час,
Меж стволами черных сосен
Заблестит кровавый глаз.
Далеко кругом застонет,
Зашумит дремучий бор.
Сумрак мертвенный разгонит
Ярким пламенем костер.
Я приду к нему, усталый,
Скован властью темноты.
Ляжет отблеск ярко-алый
На недвижные черты.
Станет я́сна мне впервые
Счастья тайная игра.
Пляшут струи огневые
В дымных отсветах костра.
Обовьют ночные тени
Пестро-огненный узор,
Я прочту в неверной смене
Мой последний приговор.
Лишь под серою золою
Змеи красные уснут,
Я недрогнувшей рукою
Совершу мой правый суд.
Нежным блеском перламутра
Вновь зардеют небеса,
И заглянет тихо утро
В остеклевшие глаза.
Вы вот, Валя, меня упрекали
Я увлекся, а Вы… никогда.
Почему ж Вы меня презирали
И меня довели до суда? До суда довели, до могилы,
До различных каких-то забот.
Между тем как любовь Неонилы
Мне была бы вернейший оплот.Да, оплот. И, наверное,
Я теперь бы еще проживал,
И на этой планете неверное
Счастье я бы, наверно, узнал.Между тем — поглядите — я нищий,
Я больной, и слепой, и хромой.
И зимы подступает и свищет
Замогильный и жалобный войЧто же, Валя, рассудим спокойно
И спокойно друг другу простим
Ты, конечно, вела себя недостойно
И убила во мне ты мой стимул.Да, убила, и я убивался
И не раз погибал, погибал.
Умирая, я вновь нарождался…
Но напрасно, друзья, я страдал!
Под сердцем моим чье дитя я ношу,
Не знать тебе, судья!
Га! Ты кричишь: «Развратница!..»
Честная женщина я!
И с кем я спозналась, тебе не узнать!
Мой друг мне верен навек!
Ходит ли в шелке да в бархате он,
Бедный ли он человек!
Насмешки, стыд, позор людской —
Все я готова снесть.
Меня не выдаст милый мой,
И бог на небе есть!
Вы, судьи, судьи вы мои,
Молю, оставьте нас!
Дитя — мое! и ничего
Не просим мы у вас.
Там круглый год, почти всегда,
В угрюмом здании суда,
Когда вершить приходит суд,
Картины грустные встают;
Встают одна вослед другой,
С неудержимой быстротой,
Из мыслей, слов и дел людских,
В чертах, до ужаса живых...
И не один уж ряд имен
В синодик скорбный занесен,
И не с преступников одних
Спадают вдруг личины их:
Простой свидетель иногда
Важней судимых и суда;
Важней обоих их порой
Мы сами, в общем, всей толпой!
Но в грудах всяких, всяких дел,
Подлогов, взломов, мертвых тел,
Бессильной воли, злых умов,
Уродства чувств и фальши слов
И бесконечных верениц
Холодных душ и нервных лиц, –
Заметна общая черта:
Незрелой мысли пустота!
Стыдливо стучатся о пристань валы
Каспийского моря,
Подкрашенной пеной — и выступ скалы,
И плиты узоря,
На рейде ряды разноцветных судов
Качаются кротко,
И мирно дрожит на волненьи валов
Подводная лодка.
Сплетается ветер с январским теплом,
Живительно-свежий,
И ищет мечта, в далеке голубом,
Персидских прибрежий.
Там розы Шираза, там сад Шах-наме,
Газели Гафиза…
И грезы о прошлом блистают в уме,
Как пестрая риза.
Привет тебе, дальний и дивный Иран,
Ты, праотец мира,
Где некогда шли спарапеты армян
За знаменем Кира…
Но мирно на рейде трепещут суда
С шелками, с изюмом;
Стыдливо о пристань стучится вода
С приветливым шумом;
На улице быстрая смена толпы,
Покорной минуте,
И гордо стоят нефтяные столпы
На Биби-Эйбуте.
Ты помнишь? В нашей бухте сонной
Спала зеленая вода,
Когда кильватерной колонной
Вошли военные суда.
Четыре — серых. И вопросы
Нас волновали битый час,
И загорелые матросы
Ходили важно мимо нас.
Мир стал заманчивей и шире,
И вдруг — суда уплыли прочь.
Нам было видно: все четыре
Зарылись в океан и в ночь.
И вновь обычным стало море,
Маяк уныло замигал,
Когда на низком семафоре
Последний отдали сигнал…
Как мало в этой жизни надо
Нам, детям, — и тебе и мне.
Ведь сердце радоваться радо
И самой малой новизне.
Случайно на ноже карманном
Найди пылинку дальних стран —
И мир опять предстанет странным,
Закутанным в цветной туман! 1911 — 6 февраля 1914
AberWrach, Finistere
Как лежу, я, молодец, под Сарынь-горою,
А ногами резвыми у Усы-реки…
Придавили груди мне крышкой гробовою,
Заковали рученьки в медные замки.
Каждой темной полночью приползают змеи,
Припадают к векам мне и сосут до дня…
А и землю-матушку я просить не смею –
Отогнать змеенышей и принять меня.
Лишь тогда, как исстари, от Москвы Престольной
До степного Яика грянет мой Ясак –
Поднимусь я, старчище, вольный иль невольный,
И пойду по водам я — матерой казак.
Две змеи заклятые к векам присосутся,
И за мной потянутся черной полосой…
По горам, над реками города займутся
И година лютая будет мне сестрой.
Пронесутся знаменья красными столпами;
По земле протянется огневая вервь;
И придут Алаписы с песьими главами,
И в полях младенчики поползут, как червь.
Задымятся кровию все леса и реки;
На проклятых торжищах сотворится блуд…
Мне тогда змееныши приподнимут веки…
И узнают Разина. И настанет суд.
Я ночь не сплю, и вереницей
Мелькают прожитые дни.
Теперь они,
Как небылицы.
В своих мечтах я вижу Суду
И дом лиловый, как сирень.
Осенний день
Я вижу всюду.
Когда так просто и правдиво
Раскрыл я сердце, как окно…
Как-то давно!
Как-то красиво!
Я не имею даже вести
О той, которой полон май;
Как ни страдай, —
Не будем вместе.
Я к ней писал, но не достоин
Узнать — счастлива ли она.
Прошла весна,
Но я… спокоен.
О, я не требую ответа,
Ни сожаления, ни слез,
Царица грез
Елисавета!
Биеньем сердца молодого,
Стремленьем любящей души
Хочу тиши
Села родного.
Я на мечте, своей гондоле,
Плыву на Суду в милый дом,
Где мы вдвоем
Без нашей воли.
Меня не видишь ты, царица,
Мечтаешь ты не обо мне…
В усталом сне
Твои ресницы.
«Плохо, Петр Иваныч?»
— «Плохо, Петр Ильич!
Думал, нынче за ночь
Хватит паралич:
Слышали, в суде-то
Что творится? Ох,
Верьте мне: нас это
Наказует бог!
Школьникам, мальчишкам —
Просто стыд и срам —
Поблажает слишком
Председатель сам!
Вежлив, как в салоне:
«Смею вам сказать...»
В эдаком-то тоне
С ними рассуждать!
Ну, и адвокаты
Тоже молодцы-с!..
Русь, вперед пошла ты —
Эй, остерегись!
Коль в суде так будут
Вольно говорить,
Гласный этот суд-ат
Надо затворить!
Уж и приговором
Одолжили нас!
Мы убийцу с вором
Строго судим — да-с!
Если ж — вот прогресс-то! —
Покарать мятеж
Надо судьям — теста
Мягче судьи те ж!..
Коли в этом роде
Все пойдет — ей-ей,
Русь на полном ходе
К гибели своей!
Да-с, прогресс сей ввержет
Нас злосчастья в ров,
Если не поддержит
Господин Катков!»
Я чувствую, близится судное время:
Бездушье мы духом своим победим,
И в сердце России пред странами всеми
Народом народ будет грозно судим.
И спросят избранники — русские люди —
У всех обвиняемых русских людей,
За что умертвили они в самосуде
Цвет яркий культуры отчизны своей.
Зачем православные Бога забыли,
Зачем шли на брата, рубя и разя…
И скажут они: «Мы обмануты были,
Мы верили в то, во что верить нельзя…»
И судьи умолкнут с печалью любовной,
Поверив себя в неизбежный черед,
И спросят: «Но кто же зачиншик виновный?»
И будет ответ: «Виноват весь народ.
Он думал о счастье отчизны родимой,
Он шел на жестокость во имя Любви…»
И судьи воскликнут: «Народ подсудимый!
Ты нам не подсуден: мы — братья твои!
Мы — часть твоя, плоть твоя, кровь твоя, грешный,
Наивный, стремящийся вечно вперед,
Взыскующий Бога в Европе кромешной,
— Счастливый в несчастье, великий народ!»
Есть тихие дети. Дремать на плече
У ласковой мамы им сладко и днем.
Их слабые ручки не рвутся к свече, —
Они не играют с огнем.
Есть дети — как искры: им пламя сродни.
Напрасно их учат: «Ведь жжется, не тронь!»
Они своенравны (ведь искры они!)
И смело хватают огонь.
Есть странные дети: в них дерзость и страх.
Крестом потихоньку себя осеня,
Подходят, не смеют, бледнеют в слезах
И плача бегут от огня.
Мой милый! Был слишком небрежен твой суд:
«Огня побоялась — так гибни во мгле!»
Твои обвиненья мне сердце грызут
И душу пригнули к земле.
Есть странные дети: от страхов своих
Они погибают в туманные дни.
Им нету спасенья. Подумай о них
И слишком меня не вини!
Ты душу надолго пригнул мне к земле…
— Мой милый, был так беспощаден твой суд! —
Но все же я сердцем твоя — и во мгле
«За несколько светлых минут!»
У парников сидели три богини,
Чтоб их судил Парис, а сами ели дыни.
Российской то сказал нам древности толмач
И стихоткач,
Который сочинил какой-то глупый плач
Без склада
И без лада.
Богини были тут: Паллада,
Юнона
И матерь Купидона.
Юнона подавилась,
Парису для того прекрасной не явилась;
Минерва
Напилась, как стерва;
Венера
Парису кажется прекрасна без примера,
Хотя и все прекрасны были:
Прекрасны таковы Любовь, Надежда, Вера.
А сидя обнажась, весь стыд они забыли.
Парис на суд хоть сел,
Однако был он глуп, как лось или осел.
Кокетку сей судья двум бабам предпочел,
И рассердил он их, как пчельник в улье пчел;
И Дию он прочел
Экстракт и протокол.
Дий за это его не взрютил чуть на кол.
Венера возгордилась,
Дочь мозгова зардилась,
Юнона рассердилась,
Приама за это остригла и обрила
И Трою разорила.
Не чернокнижница! В белой книге
Далей донских навострила взгляд!
Где бы ты ни был — тебя настигну,
Выстрадаю — и верну назад.
Ибо с гордыни своей, как с кедра,
Мир озираю: плывут суда,
Зарева рыщут… Морские недра
Выворочу — и верну со дна!
Перестрадай же меня! Я всюду:
Зори и руды я, хлеб и вздох,
Есмь я и буду я, и добуду
Губы — как душу добудет Бог:
Через дыхание — в час твой хриплый,
Через архангельского суда
Изгороди! — Все́ уста о шипья
Выкровяню и верну с одра!
Сдайся! Ведь это совсем не сказка!
— Сдайся! — Стрела, описавши круг…
— Сдайся! — Ещё ни один не спасся
От настигающего без рук:
Через дыхание… (Перси взмыли,
Веки не видят, вкруг уст — слюда…)
Как прозорливица — Самуила
Выморочу — и вернусь одна:
Ибо другая с тобой, и в судный
День не тягаются…
Вьюсь и длюсь.
Есмь я и буду я и добуду
Душу — как губы добудет уст —
Упокоительница…