Стаял снег… земля, каменья,
Облака и облака…
Где же символ возрожденья,
Детский лепет василька!
Смутно сонный холод дышит
Вместо вешней теплоты,
И душа моя не слышит
Обновляющей мечты.
16 марта 1896
И анютиных глазок стая
Бархатистый хранит силуэт —
Это бабочки, улетая,
Им оставили свой портрет.
Ты — другое… Ты б постыдился
Быть, где слезы живут и страх,
И случайно сам отразился
В двух зеленых пустых зеркалах.
Стая туч на небосклоне
Собралася и растет…
На земном иссохшем лоне
Всё живое влаги ждет.
Но упорный и докучный
Ветер гонит облака.
Зной всё тот же неотлучный,
Влага жизни далека.
Стает снежок возле пня,
Мокнет крыло у меня,
Нос под водицу сую,
Горькую клюкву клюю.Каплет с тяжелых ветвей,
Ветер острее и злей.
Больше болотца, луна
Рано и низко видна.Взвоет лиса на нее —
Вот оно все бытие.
Крыльями снег всковырну
И над водицей усну.Птичьему слуху легко,
Заунывный ветер гонит
Стаю туч на край небес,
Ель надломленная стонет,
Глухо шепчет темный лес.
На ручей, рябой и пестрый,
За листком летит листок,
И струей сухой и острой
Набегает холодок.
Сохнет стаявшая глина,
На сугорьях гниль опенок.
Пляшет ветер по равнинам,
Рыжий ласковый осленок.
Пахнет вербой и смолою,
Синь то дремлет, то вздыхает.
У лесного аналоя
Воробей псалтырь читает.
Если вижу я чудныя розы,
Сердце больно сожмется на миг,
И невольныя выступят слезы:
Я, при взгляде на чудныя розы,
Вспоминаю возлюбленный лик.
Если вижу звезду золотую,—
Меркнет яснаго неба простор
Предо мной—я безумно тоскую,
Если вижу я чудные розы,
Сердце больно сожмется на миг,
И невольные выступят слезы:
Я, при взгляде на чудные розы,
Вспоминаю возлюбленный лик.
Если вижу звезду золотую, —
Меркнет ясного неба простор
Предо мной — я безумно тоскую,
И, увидев звезду золотую,
И стая тысяч птиц над озером немым
С внезапным ропотом промчавшегося шквала
Из тонких зарослей испуганно взмывала
И сетью черных крыл кружилась перед ним.
Напрягши гибкий лук, победно недвижим,
Стоял он в камышах, и стая задевала
Могучий лик стрельца, к которому Омфала
Любила приникать с лобзаньем огневым.
Не грозовая туча темная
Из синих гор подымается,
Собирается рать хоробрая,
Стая дружная соколиная.
Не для игрища, разгульных потех
Ясны соколы послетелися,
Крылья быстрые порасправили,
Клювы острые понаточили.
Полетят они по родной земле
Вдоль и поперек тучей-бурею,
«Журавли улетели, журавли улетели!
От холодных ветров потемнела земля.
Лишь оставила стая средь бурь и метелей
Одного с перебитым крылом журавля».Ресторанная песенка. Много ли надо,
Чтоб мужчина сверкнул полупьяной слезой?
Я в певце узнаю одногодка солдата,
Опаленного прошлой войной.Нет, я с ним не знаком и не знаю подробно,
О каких журавлях он тоскует сейчас.
Но, должно быть, тоска и остра и огромна,
Если он выжимает слезу и у нас.«Журавли улетели, журавли улетели!
Звездочки, звездочки с неба летят,
Белыя звезды, пушистыя!
Падают, сыплются, вьются, блестят,
Нежныя, легкия, чистыя.
Звездочки землю оденут и лес,
Слившись в покровы блестящие…
Ночью на них любоваться с небес
Звезды начнут настоящия…
Месяц заботливо в ночь озарит
Их очертания разныя,
Уж скоро стает снег, и понесутся льдины
Вдоль по течению освобожденных струй,
И вновь слетит весна в расцветшие долины
И подарит земле свой первый поцелуй.
А перелетных птиц ликующая стая
Вернется поглядеть на вешние цветы,
И солнце загорит, восторженно блистая,
Над этим праздником чудесной красоты.Как много свежести, тепла, благоуханья,
Как много света нам несет с собой весна!
Как много счастья в ней, любви, очарованья!
(Отрывок).
Ждали мы, что ливень хлынет, —
Все посохло от жаров:
Ни пшеницы, ни травы нет,
Ни прохлады, ни кормо̀в…
Даже ночью в полнолунье
Не видали мы росы.
Смолкла пташечка певунья
У бесплодной полосы…
(Нападение собаки, друга дома, на стаю гусей).
Что̀ за отчаянные крики,
И гам, и трепетанье крыл?
Кто этот гвалт безумно-дикий
Так неуместно возбудил?
Ручных гусей и уток стая
Вдруг одичала и летит,
Летит—куда, сама не зная,
И как шальная голосит.
Как да́лече-дале́че во чистом поле,
Что ковыль-трава во чистом в поле шатается, —
А и ездит в поле стар-матер человек,
Старой ли казак Илья Муромец.
А и конь ли под ним кабы лютой зверь,
Он сам на коне, как ясен сокол.
Со старым ведь денег не годилося:
Только червонцов золотых с ним семь тысячей,
Дробных денег сорок тысячей,
Коню ведь под старым цены не было.
Стая славных, солнцевеющих —
Хор весенних голосов —
На ступенях дней алеющих
Наши зовы — гимн лесов.Зовью зовной,
Перезовной,
Изумрудью в изумрудь,
Бирюзовью бирюзовной
Раскрыляем свою грудь.На! Звени!
Сияй нечаянная
Радость солнечной земли —
Годы долгие в молитве
На скале проводит он.
К небесам воздеты руки,
Взор в пространство устремлен.
Выше туч святому старцу
И отрадней, и вольней:
Там к Создателю он ближе,
Там он дале от людей.
А внизу необозримо
Над всею русскою землею,
Над миром и трудом полей
Кружится тучею густою
Толпа нестройная теней.Судьбы непостижимым ходом —
Воздушным, бледным, сим теням
Дано господство над народом,
Простор их воле и мечтам.Вампира жадными устами
Жизнь из народа тени пьют
И просвещения лучами
Свой греют хлад… Напрасный труд! Им не согреть свой хлад мертвящий!
В диком месте в лесу…
Из соломы был низкий построен шалаш.
Частым хворостом вход осторожно покрыт,
Мертвый конь на траве перед входом лежит.
И чтоб гладных волков конь из лесу привлек,
Притаясь в шалаше, ожидает стрелок.
Вот уж месяц с небес на чернеющий лес
Смотрит, длинные тени рисуя древес,
И туман над землей тихо всходит седой,
Мимо созвездия Девы,
Созвездий Льва и Весов
Несется по темному небу
Созвездие Гончих Псов.
Клубится, шурша по следу их,
Космическая пурга.
Комету ль они преследуют?
Иль гонят во тьме врага?
Сам суперкарго мейнгер ван Кук
Сидит, считая, в каюте;
Он сличает верный приход
С убылью в нетте и брутте.
«И гумми хорош, и перец хорош,
Мешков и бочек тыща;
Песок золотой, слоновая кость —
Но черный товар почище.