Я — в истомляющей ссылке,
в этих проклятых стенах.
Синие, нежные жилки
бьются на бледных руках.Перебираю я четки,
сердце — как горький миндаль.
За переплетом решетки
дымчатый плачет хрусталь.Даже Ронсара сонеты
не разомкнули мне грусть.
Все, что сказали поэты,
знаю давно наизусть.Тьмы не отгонишь печальной
знаком Святого Креста,
а у принцессы опальной
отняли даже шута.
Толкнул какой-то льва рогами зверь:
За то скотине всей рогатой,
Нещастие теперь,
И ссылка платой.
В приказ
Пришел о том указ.
Готов осмотр, и высылка готова.
Ступай, не говори ни слова,
И понесите вон отсель тела,
Рога и души.
Великой зайцу страх та ссылка навела;
Рогами мнит почтут в приказе зайчьи уши.
До зайца тот указ ни в чем не надлежитъ;
Однако он как те подобно прочь бежит.
Страх зайца побеждает:
А заяц разсуждает:
Подьячий лют,
Подьячий плут:
Подьяческия души,
Легко пожалуют, в рога большия уши:
А ежели судьи и суд
Меня оправятъ;
Так, справки, выписки одни меня задавят.
Декабрь морозит в небе розовом,
нетопленный чернеет дом,
и мы, как Меньшиков в Березове,
читаем Библию и ждем.
И ждем чего? Самим известно ли?
Какой спасительной руки?
Уж вспухнувшие пальцы треснули
и развалились башмаки.
Уже говорят о Врангеле,
тупые протекают дни.
На златокованом архангеле
лишь млеют сладостно огни.
Пошли нам долгое терпение,
и легкий дух, и крепкий сон,
и милых книг святое чтение,
и неизменный небосклон.
Но если ангел скорбно склонится,
заплакав: «Это навсегда»,
пусть упадет, как беззаконница,
меня водившая звезда.
Нет, только в ссылке, только в ссылке мы,
о, бедная моя любовь.
Лучами нежными, не пылкими,
родная согревает кровь,
окрашивает губы розовым,
не холоден минутный дом.
И мы, как Меньшиков в Березове,
читаем Библию и ждем.
Мы сидели втроем у двери
В одиночке, теснее чем каюта.
Выдумала милую затею
Маленькая ссыльная Анюта.
Мы варили варенье из смородины, —
Никому не казалось это странным, —
И в фунтиках из «Нивы» и «Родины»
Рассылали наверх каторжанам.
В коридоре так внезапно прокричали:
«Завтра ссыльным надо в путь!»
Мы все три вздрогнули и встали,
И улыбок не могли вернуть.
И так сразу стало нам неловко
За фунтики бумажные на полу,
За все шутки над пыхтящей спиртовкой
И за кружку варенья в углу.
Мы чуть слышно говорили о Сибири
И о том, что надо много сил,
И что жить одиноко в мире
Нас никто никогда не учил.
Декабрь морозит в небе розовом,
Нетопленный мрачнеет дом.
А мы, как Меншиков в Березове,
Читаем Библию и ждем.
И ждем чего? самим известно ли?
Какой спасительной руки?
Уж взбухнувшие пальцы треснули
И развалились башмаки.
Никто не говорит о Врангеле,
Тупые протекают дни.
На златокованном Архангеле
Лишь млеют сладостно огни.
Пошли нам крепкое терпение,
И кроткий дух, и легкий сон,
И милых книг святое чтение,
И неизменный небосклон!
Но если ангел скорбно склонится,
Заплакав: «Это навсегда!» —
Пусть упадет, как беззаконница,
Меня водившая звезда.
Нет, только в ссылке, только в ссылке мы,
О, бедная моя любовь.
Струями нежными, не пылкими,
Родная согревает кровь,
Окрашивает щеки розово,
Не холоден минутный дом,
И мы, как Меншиков в Березове,
Читаем Библию и ждем.