Черный день! Как нищий просит хлеба,
Смерти, смерти я прошу у неба,
Я прошу ее у докторов,
У друзей, врагов и цензоров,
Я взываю к русскому народу:
Коли можешь, выручай!
Окуни меня в живую воду,
Или мертвой в меру дай.
Смерть — это нет,
Смерть — это нет,
Смерть — это нет.
Нет — матерям,
Нет — пекарям.
(Выпек — не съешь!)
Смерть — это так:
Недостроенный дом,
Недовзращенный сын,
Жизнь утомила меня.
Смерть, наклонись надо мной!
В небе — предчувствие дня,
Сумрак бледнеет ночной…
Смерть, убаюкай меня!
Ранней душистой весной,
В утренней девственной мгле,
Дуб залепечет с сосной.
Грустно поникнет к земле
Ласковый ландыш лесной.
* * *
Смерть это светлая ночь,
Жизнь есть удушливый день.
Смерклось, мне спится, устал я,
Ласкова тень.
Ветви растут надо мной,
Песнь соловья в вышине.
Все про любовь он поет мне, я слышу,
Даже во сне.
В скорбях, в страстях, под нестерпимым гнетом
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Где смерть стоит за каждым поворотом,
И гибели достаточно для всех.
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Всё будет так. Исхода нет.
Умрёшь — начнёшь опять сначала
И повторится всё, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
А как музыка зазвучала
И очнулась вокруг зима,
Стало ясно, что у причала
Государыня-смерть сама.
Года четыре
Был я бессмертен.
Года четыре
Был я беспечен,
Ибо не знал я о будущей смерти,
Ибо не знал я, что век мой не вечен.Вы, что умеете жить настоящим,
В смерть, как бессмертные дети, не верьте.
Миг этот будет всегда предстоящим —
Даже за час, за мгновенье до смерти.
По смерти Откупщик в подземную страну
Пришел пред Сатану,
И спрашивает он: «Скажи, мой друг сердечный,
Не можно ль откупить во аде муки вечной?
Как я на свете жил,
Всем сердцем я тебе и всей душой служил,
Пожалуй, дедушка, на откуп это внуку!
Я множил цену там, а здесь умножу муку».
О владычица смерть, я роптал на тебя,
Что ты, злая, царишь, всё земное губя.
И пришла ты ко мне, и в сиянии дня
На людские пути повела ты меня.
Увидал я людей в озареньи твоём,
Омрачённых тоской, и бессильем, и злом.
И я понял, что зло под дыханьем твоим
Вместе с жизнью людей исчезает, как дым.
Умирая, томлюсь о бессмертье.
Низко облако пыльной мглы…
Пусть хоть голые красные черти,
Пусть хоть чан зловонной смолы.
Приползайте ко мне, лукавьте,
Угрозы из ветхих книг,
Только память вы мне оставьте,
Только память в последний миг.
Птицы смерти в зените стоят.
Кто идет выручать Ленинград?
Не шумите вокруг — он дышит,
Он живой еще, он все слышит:
Как на влажном балтийском дне
Сыновья его стонут во сне,
Как из недр его вопли: «Хлеба!»
О Господи, ужель и после смерти
В разноголосом пробужусь концерте?
В каком-нибудь предбаннике глухом
Бакунин в стол ударит кулаком,
Катков с Плехановым заспорят о России,
Народники свои разложат хрии,
И Ленин, с исступленностью удава,
Всех оглушит налево и направо...
Вечер душен, ветер воет,
Воет пес дворной;
Сердце ноет, ноет, ноет,
Словно зуб больной.
Небосклон туманно-серый,
Воздух так сгущён…
Весь дыханием холеры,
Смертью дышит он.
Склоняясь к смерти и бледнея,
Ты в красоту небес вошла.
Как безнадёжная лилея,
Ты, умирая, расцвела.
Такой красы наш мир не знает, —
Ей подобает тишина,
Её весёлость не прельщает,
Её не радует весна.
В ней — неземная благостыня,
В ней — вечной тайны благодать.
Тихо спи, измученный борьбою,
И проснися в лучшем и ином!
Буди мир и радость над тобою
И покой над гробовым холмом!
Отстрадал ты, вынес испытанье,
И борьбой до цели ты достиг,
И тебе готова за страданья
Степень света ангелов святых.
Что — жизнь? грядущим упоенье
И ожиданье лучших дней.
А смерть — во всем разуверенье
И издевательство над ней.
И я — как жизнь: весь скорбь, весь близость
К тебе, готовый вновь расцвесть…
А ты — как смерть: вся зло и низость,
Вся — бессердечие и месть.
Жизнь меня к похоронам
Приучила понемногу.
Соблюдаем, слава богу.
Очередность по годам.
Но ровесница моя,
Спутница моя былая,
Отошла, не соблюдая
Зыбких правил бытия.
Так бывает: ни сна, ни забвения,
Тени близкие бродят во мгле,
Спорь, не спорь, никакого сомнения,
«Смерть и время царят на земле».Смерть и время. Добавим: страдание,
… Ну, а к утру, без повода, вдруг,
Счастьем горестным существования
Тихо светится что — то вокруг.
Шел дождь — это чья-то простая душа
пеклась о платане, чернеющем сухо.
Я знал о дожде. Но чрезмерность дождя
была впечатленьем не тела, а слуха.
Не помнило тело про сырость одежд,
но слух оценил этой влаги избыток.
Как громко! Как звонко! Как долго! О, где ж
спасенье от капель, о землю разбитых!
Угасала тихо, угасала ясно,
Как звезда при встрече жданного луча.
Смерть ее бессмертна! смерть ее прекрасна!
Смерть ее, как жизнь Христова, горяча!
Было много вздохов. Было много гула.
Обещалась людям ласковая мзда.
И в тот миг, когда она навек уснула,
В небе улыбнулась новая звезда.
Может быть,
а может быть — не может,
может, я живу последний день,
весь недолгий век мой — выжат, прожит,
впереди тоска и дребедень.
Шляпа,
шлепанцы,
табак турецкий,
никуда не годная жена,
Нет смерти здесь; и сердце вторит нет;
Для смерти слишком весел этот свет.
И не твоим глазам творец судил
Гореть, играть для тленья и могил…
Хоть всё возьмет могильная доска,
Их пожалеет смерти злой рука;
Их луч с небес, и, как в родных краях,
Они блеснут звездами в небесах!
Хмуро тянется день непогожий.
Безутешно струятся ручьи
По крыльцу перед дверью прихожей
И в открытые окна мои.
За оградою вдоль по дороге
Затопляет общественный сад.
Развалившись, как звери в берлоге,
Облака в беспорядке лежат.
Именем Божьим тебе запрещаю войти
В дом, где Господь повелел жизни жить и цвести,
Именем Божьим тебе запрещаю я, смерть!
Мало ли места тебе на обширной земле —
В стали кинжальной и пушечном емком жерле?
Именем Божьим тебе запрещаю я, смерть!
Эй, проходи, проститутка! не стой у дверей!
Льдяным дыханьем своим дом поэта не грей!
Именем Божьим тебе запрещаю я, смерть!
Умереть — тоже надо уметь,
на свидание к небесам
паруса выбирая тугие.
Хорошо, если сам,
хуже, если помогут другие.
Смерть приходит тиха,
бестелесна
и себе на уме.
Грустных слов чепуха
Он мне творил добро, —
Быть может, что и лихо;
Но умер человек, не входит в небо зло.
Творец! мольбе моей вонми:
В обятие Свое, в сиянье тихо
И слабости его прими.
1799
Умирает владелец, но вещи его остаются,
Нет им дела, вещам, до чужой, человечьей беды.
В час кончины твоей даже чашки на полках не бьются
И не тают, как льдинки, сверкающих рюмок ряды.
Может быть, для вещей и не стоит излишне стараться, -
Так покорно другим подставляют себя зеркала,
И толпою зевак равнодушные стулья толпятся,
И не дрогнут, не скрипнут граненые ноги стола.
Вести об отчизне
Верьте иль не верьте, —
Есть весна у жизни,
Есть весна у смерти.
Если розы красны,
То купавы бледны.
Небеса бесстрастны,
Мы же, люди, бедны.
Истина предстанет
Поздно или рано.
Когда я буду умирать,
О жизни сожалеть не буду.
Я просто лягу на кровать
И всем прощу. И все забуду.
День только к вечеру хорош,
Жизнь тем ясней, чем ближе к смерти.
Закону мудрому поверьте —
День только к вечеру хорош.
С утра уныние и ложь
И копошащиеся черти.
День только к вечеру хорош,
Жизнь тем ясней, чем ближе к смерти.
Своей улыбкой, странно-длительной,
Глубокой тенью черных глаз
Он часто, юноша пленительный,
Обворожает, скорбных, нас.
В ночном кафе, где электрический
Свет обличает и томит
Он речью, дьявольски-логической,
Вскрывает в жизни нашей стыд.
Христос Воскрес! Воскрес Христос,
И смертью смерть попрал!
Кто духа тьмы в юдоли слез
Любовью поборал,
Пленял любовью духа злоб
И крест любви понес, —
Над тем распался душный гроб,
Тому воскрес Христос.