Слушай, Рона, эту сказочку про «гагу»:
Мама просит, что б в кровать она легла;
«Гага» маме говорит: «Не лягу», —
Мама «гагу» «амке» отдала.
Если, Роночка, ты встанешь спозаранку
Или если спать не будешь по ночам, —
Позову я к нам большую «амку»,
Этой «амке» Роночку отдам.
Помнишь, миленький дружок,
Помнишь, деточка моя:
«Петушок, да петушок,
Золотой он гребешок»,
Сказку сказывал я.
Засмеялась ты в ответ,
Засмеялась: «Ха, ха, ха!
Вот какой смешной поэт!
Не хочу я, нет, нет, нет,
Говорить про петуха».
Я про козлика тогда
Начал сказку говорить,
И журчала нам вода.
Если б, если б нам всегда
В этих сказочках быть!
Сказочку слушаю я,
Сказочка — радость моя!
Сколько уж, сколько веков
Тканями этих же слов
Ночи в таинственный час
Детских сомкнулося глаз!
Жизнь наша, сказки быстрей,
Нас обращает в детей.
Слышу о злом колдуне...
Вот он — в лесу при огне...
Чудная фея добра
Блещет в лучах серебра...
Множество замыслов злых, —
Фея разрушила их...
И колдуна больше нет!
Только и в ней меркнет свет...
Лес, что куда-то пропал,
Вдруг очарованный, встал...
Вот и колдун на печи...
Сказка! Молчи же, молчи!
Сказочку слушаю я,
Сказочка — радость моя!
Жизнь наша, сказки быстрей,
Нас обращает в детей...
Все думаю о сказочке одной,
В ту сказочку и песня вплетена,
И в песне той любимая, она,
Цветет и дышит дивною весной.
Сердечко есть у девушки у той,
Но вот любовь сердечку не дана,
И глубь его надменностью полна,
И холодом, и гордостью пустой.
Мой друг, ты слышишь сказки старой звуки?
И как напев гудит сурово, властно?
Как девушка смеется жутко-жутко?
Боюсь, что лопнет мозг от тяжкой муки,
И — ах! — ведь это было бы ужасно —
Лишиться напоследок и рассудка.
Засела сказочка в мозгу моем упорно;
Есть песенка, одна в волшебной сказке той.
А в песне девушка блистает красотой;
У девушки в груди сердечко есть безспорно,
Но лишь любви то сердце непокорно;
В нем обитает холод, и оно
Так своенравием и гордостью полно̀,
Пропитано надменностью тлетворной.
Ты слышишь ли, как в голове больной
Звенит та сказочка и как печальна
Та песенка, как плутовски-нахально
Смеется девушка!.. И страшно мне порой,
Что треснет череп мой. Не допустите, боги,
Чтоб разум мой сошел с своей дороги!
В чистом поле, в белом поле
Было все белым-бело,
Потому что это поле
Белым снегом замело.
И стоял в том белом поле
Белоснежно-белый дом,
С белой крышей, с белой дверью,
С беломраморным крыльцом.
Потолок был белый-белый,
Белизною пол блистал,
Было много белых лестниц,
Белых комнат, белых зал.
И в белейшем в мире зале
Спал без горя и забот,
Спал на белом одеяле
Совершенно черный кот.
Был он черен, словно ворон,
От усов и до хвоста.
Сверху черен, снизу черен…
Весь — сплошная чернота!
Белая мышь пробежала,
Черная мышь проползла.
Жило осиное жало,
Осень и ос убрала.
Белая мышь забегает,
Только запляшет, — глядишь,
Черное что-то мелькает,
Черная шествует мышь.
Пчелы запрятались в улей,
Малые свечи зажгли,
Ждут там июней, июлей,
Спят в золотистой пыли.
Только пчелиная матка
Целую зиму не спит,
К меду припала, ей сладко,
Ключница, злая на вид.
Все же ей белая мышка,
Или ей черная мышь
Пискнет: «В сластях — без излишка,
Или, смотри, угоришь.»
И засыпает обжорка.
Глянь, уж подходит весна.
Чья-то светлеется норка,
Белая мышка видна.
Солнце сейчас же за дело,
Вниз, головнею тряся.
Белая мышь посмелела,
Черная — тощая вся.
Простой моряк, голландский шкипер,
Сорвав с причала якоря,
Направил я свой быстрый клипер
На зов российского царя.На верфи там у нас, бывало,
Долбя, строгая и сверля,
С ним толковали мы немало,
Косясь на ребра корабля.Просил: везу в его столицу
Семян горчицы полный трюм.
А я хотел везти корицу…
Уж он не скажет наобум! Вошел в Неву… Бескрайней топью
Серели низкие края.
Вздымались свай гигантских копья,
Лачуги, бревна… Толчея! И вот о борт толкнулась шлюпка,
Вошел, смеется: «Жив, камрад?»
Камзол, ботфорты, та же трубка,
Но новый — властный, зоркий взгляд.Я сам плечист и рост немалый, —
Но перед ним, помилуй Бог,
Я — как ребенок годовалый…
Гигант! А голос — зычный рог.Все осмотрел он, как хозяин:
Пазы, и снасти, и борта, —
А я, как к палубе припаян,
Стоял в тревоге, сжав уста.Хватил со мной по стопке рома,
Мой добрый клипер похвалил,
Сел в шлюпку… «Я сегодня дома, —
Царица тоже» — и отплыл.Как сон, неделя промелькнула.
Я помню низкий потолок,
Над койкой карты, два-три стула,
Токарный у стены станок, План Питербурха в белой раме,
Простые скамьи вдоль сеней.
Последний бюргер в Амстердаме
Живет богаче и пышней! Денщик принес нам щи и кашу.
Ожег язык — но щи вкусны…
Царь подарил мне ковш и чашу,
Царица — пояс для жены.Со мной не прерывая речи,
Он принимал доклад вельмож:
Я помню вскинутые плечи
И гневных губ немую дрожь… А маскарады, а попойки!
И как на все хватало сил:
С рассвета подымался с койки,
А по ночам, как шкипер, пил.В покоях дым, чадили свечки.
Цуг дам и франтов разных лет,
Сжав губки в красные сердечки,
Плясали чинный менуэт… Царь Петр поймал меня средь зала:
«Скажи-ка, как коптить угрей?»
На свете прожил я немало,
Но не видал таких царей! Теперь я стар, и сед, и тучен.
Давно с морского слез коня…
Со старой трубкой неразлучен,
Сижу и греюсь у огня.А внучка Эльза, — непоседа,
Кудряшки ярче янтарей, —
Все пристает: «Ну, что же, деда,
Скажи мне сказочку скорей!»Не сказку, нет… Но быль живую, —
Ее я помню, как вчера.
«Какую быль? Скажи, какую?»
Про русского царя Петра.План Питербурха в белой раме,
Простые скамьи вдоль сеней.
Последний бюргер в Амстердаме
Живет богаче и пышней! Денщик принес нам щи и кашу.
Ожег язык — но щи вкусны…
Царь подарил мне ковш и чашу,
Царица — пояс для жены.Со мной не прерывая речи,
Он принимал доклад вельмож:
Я помню вскинутые плечи
И гневных губ немую дрожь… А маскарады, а попойки!
И как на все хватало сил:
С рассвета подымался с койки,
А по ночам, как шкипер, пил.В покоях дым, чадили свечки.
Цуг дам и франтов разных лет,
Сжав губки в красные сердечки,
Плясали чинный менуэт… Царь Петр поймал меня средь зала:
«Скажи-ка, как коптить угрей?»
На свете прожил я немало,
Но не видал таких царей! Теперь я стар, и сед, и тучен.
Давно с морского слез коня…
Со старой трубкой неразлучен,
Сижу и греюсь у огня.А внучка Эльза, — непоседа,
Кудряшки ярче янтарей, —
Все пристает: «Ну, что же, деда,
Скажи мне сказочку скорей!»Не сказку, нет… Но быль живую, —
Ее я помню, как вчера.
«Какую быль? Скажи, какую?»
Про русского царя Петра.