Мне, может, крикнуть хочется, как встарь:
«Привет тебе, надёжа-государь!»
Да некому руки поцеловать.
Я не кричу, я думаю: не ври!
Уже перевелись государи
Да не на что, не на что уповать.
Жила-была гидра, у гидры такая голова.
Снес эту голову Февральской революции вал.
А у гидры вторая голова: буржуй толсторожий.
Октябрьская революция и эту оторвала тоже.
А у гидры новые головы имеются.
И этих отшибли красноармейцы.
А у гидры — голова наново.
Идите! мурло отшибем паново.
И чтоб больше никем не огла́вилась гидра,
надо, чтоб с корнем гидру
рабочий выдрал.
Как спичечное пламя в ладони горнового,
трепещет над горами правдивый сказ Бажова. Здесь козы в крыши били серебряным копытцем,
здесь ящерки дразнили мальчишек малахитцем. В болотистых колодцах и родинках Урала
немеряная сила природы обитала. В горе Великий Полоз недавно жил да был,
по самоцветный пояс из недр выходил. И здесь в краю тревожном от зверя и берлог
то цвел цветок таежный, то Каменный цветок.,. Но если сказ погаснет, то грустно будет жить,
ведь некому нам сказки живые говорить.
Я чту легенды первородный глас:
охранный камень есть —
«Тигровый глаз»,
«Кошачий глаз»
и «Соколиный глаз».
Три камня, как живое существо,
хранят пути движенья твоего,
браслетом у изящного запястья,
тяжелым перстнем, талисманом счастья…
Но разве путь мой
меньше сохранял
Охранный камень —
батюшка Урал?
Мне детство щедро сказом осенял,
бажовским сказом, -
батюшка Урал.
Мне юность, будто кубок, наполнял
мерцающими тайнами Урал…
Его ларцы и горные хрустальцы
сверкают в сердце каждого уральца.
При начале наших дней,
Люди Бога огорчили,
Он ушел от нас во тьму.
Скучно было там ему.
Вечно с тьмою, всюду с ней.
Зачерпнул в своей он силе
Так с пригоршни две огней,
Радость сердцу своему.
И унес подальше их.
Но они, горя, сквозили
Через Божию суму.
И в своем он терему.
Но идя средь звезд златых,
Весь сияя в звездной силе,
Растерял немало их,
И горят еще сквозь тьму.
Собиралися в ночнину,
Становились в тесный круг.
«Кто старшой, кому по чину
Повести за стругом струг? Есть Иванко Шестипалый,
Васька Красный, Кудеяр,
Зауголыш, Рямза, Чалый
И Размыкушка-гусляр.Стать негоже Кудеяру,
Рямзе с Васькой-яруном!»
Порешили: быть гусляру
Струговодом-большаком! Он доселе тешил братов,
Не застаивал ветрил,
Сызрань, Астрахань, Саратов
В небо полымем пустил.В епанчу, поверх кольчуги,
Оболок Размыка стан
И повел лихие струги
На слободку — Еруслан.Плыли долго аль коротко,
Обогнули Жигули,
Еруслановой слободки
Не видали — не нашли.Закручинились орлята:
Наважденье чем избыть?
Отступною данью-платой
Волге гусли подарить… Воротилися в станища,
Что ни струг, то сирота,
Буруны разъели днища,
Червоточина — борта.Объявилась горечь в браге.
Привелось, хоть тяжело,
Понести лихой ватаге
Черносошное тягло.И доселе по Поволжью
Живы слухи: в ледоход
Самогуды звучной дрожью
Оглашают глуби вод.Кто проведает — учует
Половодный, вещий сказ,
Тот навеки зажалкует,
Не сведет с пучины глаз.Для того туман поречий,
Стружный парус, гул валов —
Перекатный рокот сечи,
Удалой повольный зов.Дрожь осоки — шепот жаркий,
Огневая вспышка струй —
Зарноокой полонянки
Приворотный поцелуй.
Кто алмазы расцветил?
Кто цветы дал? — Звездный Гений,
В час рождения светил,
Горсть сверканий ухватил,
И обжегся от горений,
От живых воспламенений,
Исходивших из горнил.
Он обжегся, усмехнулся,
Все ж, сверкая, содрогнулся,
Пламень взятый уронил.
Капли пламени летели,
Охлаждаясь в темноте,
Все ж храня в небесном теле,
В малом теле, в круглоте,
Взрыв, и дрожь, и зов к мечте,
Брызги радуг — Красоте.
Из горячих водоемов
Закипающих светил,
Звездный Гений, в гуле громов,
В блеске молний и кадил,
Много чувств поработил,
В тело вольными вместил,
И замкнув их в разном теле,
Повелел, чтоб вспевно рдели,
Чтобы пели песнь побед,
А в иных, как в колыбели,
Чтоб дремотный грезил свет,
Словно ночью от планет.
И чтоб ярче было чудо,
В ямы горной тесноты
Бросил стебли и цветы,
Вспыхнул пламень изумруда,
И тая огней раскат,
Был рубин и жил гранат.
Камни чувство задержали,
Целы разные скрижали,
Как различен цвет лица.
Лунный холод есть в опале,
И кровавятся сердца
В сердолике без конца.
И чтоб искристого пира
Был в мирах протяжней гул,
Звездный Гений, с кровли мира,
Синей влаги зачерпнул, —
Капли нежного сапфира,
Голубея, полились
С Моря сверху — в Море вниз, —
Камни были там слепые,
Камни стали голубые,
Синью молнии зажглись,
Мчась высокою твердыней,
И в очах агат зрачков
Окружился сказкой — синей,
Словно Небо над пустыней,
Или вспышки васильков.
Звездный Гений, с грезой дружен,
Возжелав свою печать
В нашей жизни отмечать,
Бросил нам еще жемчужин,
Уронил он капли слез,
Ветер с Неба их донес.
Но с волной морей гуторя,
Дух свой к Морю наклоня,
Уронил он в бездну Моря
Слезы вышнего огня.
Бездна встала с кликом гула,
Был тот рокот говорлив,
Бездна жадная сверкнула,
Сонмы раковин раскрыв.
И отпрянула к хоромам
Темным, вниз, как от врага,
Закрывая синим громом
Неземные жемчуга.
Там и будет эта ясность,
Та немая полногласность
Слез, упавших с высоты, —
Чтобы тешила опасность,
Тех, кто жаждет Красоты.
И земным бросаться нужно
В пропасть Моря с берегов,
Чтоб сверкнула им содружно
Нитка круглых жемчугов.