Прекрасна земля, как сапфир небеса,
И овеяны ласковым ветром леса,
И мелькают всюду цветов глаза,
И искрится поутру роса,
И веселы людей голоса,
И все-таки брежу я могилой —
Лежать бы, обнявшись с моею милой.
Сапфиры у тебя глаза,
Они так нежно светят.
О, трижды счастлив тот, кого
Они, любя, приветят!
А сердце — истинный алмаз,
Огни он рассыпает.
О, трижды счастлив тот, кому
Любовью он сверкает!
Рубины у тебя уста,
Прекрасней — где найдутся?
О, трижды счастлив тот, кому
Они в любви клянутся!
О, если б я счастливца знал
И с ним сам-друг остался
В лесу дремучем, — вмиг бы он
Со счастьем распрощался!
Я — гордый враг блистательной заразы
Тщеславия, которым полон мир, —
Люблю не вас, огнистые алмазы,
Люблю тебя, голубенький сапфир! Не розою, не лилиею томной
Любуюсь я в быту своем простом:
Мой ландыш мне и беленький и скромный
В уюте под ракитовым кустом. Прелестницы и жрицы буйной моды!
Вы, легкие, — неси вас прочь зефир!
Люблю тебя, дочь кроткая природы,
Тебя, мой друг, мой ландыш, мой сапфир!
Первое мая!
Праздник ожидания…
Расцветись, стихия,
В пламень и сапфир!
Занимайтесь, здания,
Пламенем восстания!
Занимайтесь заревом:
Москва,
Россия,
Мир!
Испугав огромное
Становище
Каркающих галок и ворон,
Рухни в лес знамен,
Рухни ты,
Чугунное чудовище —
Александра Третьего раздутая, литая
Голова!
Первое мая!
Первое мая!
Красным заревом
Пылает Москва!
Вольные, восторженные груди,
Крикните в пороховое марево,
В возгласы и оргии орудий,
Где безумствуют измученные люди:
«На земле — мир!
В человеках — благоволение!
Впереди — Христово Воскресение…»
И да будет первое мая,
Как зарево,
От которого загорится:
Москва,
Россия,
Мир!
В лесе
Знамен,
Как в венце из роз,
Храбро встав
На гребне времен,
В голубую твердь
Скажем:
— «Успокойтесь, безвинные жертвы:
Христос
Воскресе.
(Христос Воскресе из мертвых,
Смертию смерть поправ
И сущих во гробех живот даровав)».
Первое мая!
Праздник ожидания…
Расцветись, стихия, в пламень и сапфир,
Занимайтесь, здания, заревом восстания.
Занимайтесь заревом:
Москва,
Россия,
Мир!
Мимо старого белого сада,
Где жасмин и улыбка твоя,
В эту лунную ночь из Багдада
Уплывал я в чужие края.
Семь скитаний в неведомых странах
Я свершил, и недаром халиф
На семи золоченых фирманах,
Подарив, написал: «Будь счастлив»!
Но должно быть, верховный из джиннов
Иль неверящий в бога Данаш
Рассказал о забытых кувшинах
Под морскими волнами в глубинах,
Где лишь спрут—их тюремщик и страж.
На Аллаха однажды восстали
неразумные дети морей,
ибо крылья их были из стали,
А глаза—из цветных янтарей.
Но, разбитые грозною ратью
Сулеймана, владыки земли,
Запечатаны страшной печатью
Были в медных кувшинах они.
Без надежды, молитвы и хлеба
Им плененными быть суждено.
Сулейман ибн Дауд у Магреба,
Где скала упирается в небо,
Бросил эти кувшины на дно.
Я не знаю, откуда узнал он,
Наш великий и мудрый халиф,
Эту тайну об острове алом
И про синий жемчужный залив.
Но бессонною ночью Джафара
Он прислал и в шкатулке сапфир.
Мне фирман золоченый в подарок
Преподнес раздраженный визир.
Он сказал мне: « На небе—светила,
На земле же—Харун ар Рашид;
Все уснули… И ночь наступила,
Лишь эмир правоверных не спит.
Повелитель, как роза в пустыне,
Умирает от скуки ночей;
Привези нам ифрита в кувшине,
О Синдбад, для услады очей.
Мир, молитва да будут с тобою
И сапфир—голубой талисман.
Завтра в путь! Примиряйся с судьбою!
Вот восьмой и последний фирман».
Он ушел… Целый вечер висела
Над задумчивым Тигром луна;
Тихо в сад мой душистый и белый
Приходила проститься она.
И теперь в этот путь без возврата,
На дорогу бескрайных морей,
Мы поставили в устьях Евфрата
Паруса четырех кораблей.
Да минует змеиная пляска,
Птица Рух и подводная мель…
Капитан Абу-Бакр из Дамаска —
Лучший кормчий прибрежных земель.
Да пошлет нам Аллах милосердный
Взор бесстрашный, правдивый и верный,
В море—ветер с попутной волной,
Путь счастливый обратно к Багдаду,
А мятежному сердцем Синдбаду
На отчизне желанный покой.