Дробя с могучего наскока
Рогов ветвистые концы
И в землю врезавшись глубоко,
Дерутся осенью самцы.А самка тягостно мычит, —
Подергиваясь в дрожи крупом,
Ждет, — с кем борьба ее случит
Над трепыхающимся трупом… Не так же ли и ты меж нами
Приемлешь красных севов дань,
Как в дебрях девственная лань
Меж воспаленными самцами?
Их душит зной и запах тьмы,
Им снится ласковое тело,
Оно цветет на ткани белой
За каменной стеной тюрьмы.
Рычат, кусая тюфяки,
Самцы, заросшие щетиной,
Их лиц исщербленная глина
Измята пальцами тоски.
Но по утрам движенья их
Тверды, стремительны и четки,
Хранит самец пьянящий дух в мешочке,
И как цветок приманивает мух,
Так кабарга-самец для молодух
Таит духи в волшебном пузыречке.
Идет, роняя мускусные точки,
Неволящий, несущий чары, дух.
Любовь чрез запах размышляет вслух,
Набат к любви струят кусты и кочки.
Зверей показывают в клетках —
Там леопард, а там лиса,
Заморских птиц полно на ветках,
Но за решеткой небеса.На обезьян глядят зеваки,
Который трезв, который пьян,
И жаль, что не дойдет до драки
У этих самых обезьян.Они хватают что попало,
По стенам вверх и вниз снуют
И, не стесняясь нас нимало,
Визжат, плюются и жуют.Самцы, детеныши, мамаши,