Темныя тучи по небу ночному
Быстро над снежной поляной клубились,
Грусть навевавшия сердцу больному—
Думы в уме проносились.
Выплыв над степью таинственно белой,
Робко луна из за туч проглянула;
В сумрачном сердце на миг просветлело,
В сердце надежда блеснула.
Чувств одичалых и суровых
Гнездилище душа моя:
Я ненавижу всех здоровых,
Счастливцев ненавижу я.
В них узнаю свои утраты:
И мне сдается, что они —
Мои лихие супостаты
И разорители мои,
Темные тучи по небу ночному
Быстро над снежной поляной клубились,
Грусть навевавшие сердцу больному —
Думы в уме проносились.
Выплыв над степью таинственно белой,
Робко луна из-за туч проглянула;
В сумрачном сердце на миг просветлело,
В сердце надежда блеснула.
Пью по ночам хлорал запоем,
Привыкший к яду Митридат,
Чтоб усладить себя покоем
И сном, хоть взятым напрокат.
Мне в тягость жить; хочу забыться,
Хочу не знать, что я живу,
Хочу от жизни отрешиться
И от всего, что наяву.
Не нужно, не нужно мне проблесков счастья,
Не нужно мне слова и взора участья,
Оставь и дозволь мне рыдать!
К горячему снова прильнув изголовью,
Позволь мне моей нераздельной любовью,
Забыв всё на свете, дышать! Когда бы ты знала, каким сиротливым,
Томительно-сладким, безумно-счастливым
Я горем в душе опьянен, —
Безмолвно прошла б ты воздушной стопою,
Чтоб даже своей благовонной стезею
Возник ли я в кружении столетий,
Что наконец соткали должный час,
Как мысли усложненной яркий сказ,
Как жемчуг, что в искусной найден сети?
И где впервые, на какой планете,
Я глянул в Солнце взором тех же глаз?
И здесь, родясь, умру в который раз?
Кто мне ответит на вопросы эти?
Я — прозябаемого царства:
Мне нужны воздух, солнце, тень,
На жизнь и все ее мытарства
Работать мне тоска и лень.
В юдоли сей трудов и плача
Заботы, жертвы и борьба —
Головоломная задача,
А голова моя слаба.
Меня за книгу засадили,
С трудом читается она:
В ней смесь и вымысла, и были,
Плох вымысел, и быль скучна.
Как много в книге опечаток!
Как много непонятных мест!
Сил и охоты недостаток
Читать ее в один присест.
Что выехал в Ростов.
Дмитриев
«Такой-то умер». Что ж? Он жил да был и умер.
Да, умер! Вот и все. Всем жребий нам таков.
Из книги бытия один был вырван нумер.
И в книгу внесено, что «выехал в Ростов».
Мы все попутчики в Ростов. Один поране,
Другой так попоздней, но всем ночлег один:
Есть подорожная у каждого в кармане,
И похороны всем — последствие крестин.
Как то предвидел Дух и Даниил предрек.
Был век, когда под знаменем Креста
На Западе сбирались ополченья,
И папской власти высилась мечта
И цепи мировой ковала звенья.
Тогда Востоком правила гроза:
Шли полчища и турок и Батыя,
Бежала Русь за реки и в леса,
И жизнь, и жизни все явленья
Мне чудятся, как в смутном сне,
Болезненно все впечатленья
Перерождаются во мне.
Скучаю прежним я весельем,
Сержусь на то, что я любил:
Недуг каким-то горьким зельем
Мои все чувства отравил.
Слыхал ли в сумраке глубоком
Воздушной арфы легкий звон,
Когда полуночь ненароком
Дремавших струн встревожит сон?
То потрясающие звуки,
То замирающие вдруг…
Как бы последний ропот муки
В них, отозвавшися, потух.
Как-то предвидел Дух и Даниил предрек.
Ф. ТютчевВосток и Запад, хитрый Змей и Лев,
Ведут борьбу издревле, век за веком.
То скрытный ков, то справедливый гнев
Возносят стяг пред робким человеком.
Вот, собраны под знаменьем Креста,
На Западе роятся ополченья,
И папской власти высится мечта,
И цепи мировой куются звенья.
А на Востоке буйствует гроза,
«Кто выехал», а кто готовится в Ростов.
В том жизни нашей цель и жребий наш таков:
Тот выедет поздней, а этот часом ране,
Но подорожная у каждого в кармане.
Еще дней несколько, пожалуй пять-шесть лет, —
И то еще вопрос, дождусь ли их иль нет, —
И все покончится, и место опустеет,
Где ныне дней моих светильник вечереет.
Зачем не увядаем мы,
Когда час смерти наступает,
Как с приближением зимы
Цветок спокойно умирает?
К нему природы благ закон,
Ему природа — мать родная:
Еще благоухает он,
Еще красив и увядая.
Посвящено А. А. Фету
Уходит пестрый день и, теша смертных очи,
Горит на западе зарею золотой;
Кой-где румянится теней сгущенный рой,
И бездна ярких звезд плывет над бездной ночи…
Вот-вот они,—
О, Господи!— Твои вечерние огни!..
Столицы дремлющей тяжелые фасады
Слепыми окнами глядят со всех сторон: —
Хранителя меня ты ангела крылами,
О мысль бессмертия! приосеняй,
Да в нем, как в зеркале, души очами
Я будущих блаженств увижу рай;
Подобно путник как сверх вод, сквозь лес, в мрак нощи
Зрит проблеск от луны.
Коль не был горд и подл и лишь из самолюбья
Пронырством не пролез вельмож я в сонм,
Но с малых должностей всегда орудье
Я помню приволье широких дубрав;
Я помню край дикий. Там, в годы забав,
Невинной беспечности полный,
Я видел — синелась, шумела вода, —
Далеко, далеко, не знаю куда,
Катились все волны да волны.
Я отроком часто на бреге стоял,
Без мысли, но с чувством на влагу взирал,
И всплески мне ноги лобзали.