Когда Потемкину в потемках
Я на Пречистинке найду,
То пусть с Булгариным в потомках
Меня поставят наряду.1827–1836 гг.
Когда Потемкину в потемках
Я на Пречистенке найду,
То пусть с Булгариным в потомках
Меня поставят наряду.
Любитель чистых муз, наперсник Аполлона,
Кому был спутник Марс, наперсница Беллона,
Участник подвигов военных и побед,
Которых на брегах дунайских виден след,
Потемкин, моея внимая лире гласа,
К Екатерине будь предстателем Парнаса,
Да лиры всех певцов достойных возгремят,
Что ты есть истинный российский Меценат.
Его я встретил раза два в гостиной
У Сологуба в грешный год войны,
Когда мы были пьяны и гнойны
Своей опустошенностью гордынной…
Американцем он казался: длинный,
Проборчатый — как янки быть должны —
В сопровождении своей жены —
Красавицы воистину картинной.
О чем он пел? Кому он отдал рань
Своей души? Простецкая герань
К цветам принадлежит, что ни скажите…
Над пошлостью житейскою труня,
Незлобивость и скромность сохраня,
Посильно он рассказывал о быте…
Спеша к первопрестольну граду,
В котором мудрый Петр рожден,
Где росские поднесь монархи
Взлагают на главу венец,
Прощаюся с тобой, Потемкин,
В Москве тя зреть желая здрава,
Российский любяща язык,
Словесны чтущего науки,
Подобно как дела воински,
В которых твой велик успех.
Граждански и духовны правы
До сама центра ты проник,
А войска нашего вещанье
Сплетало похвалы тебе.
Последуй к нам императрице,
Узрети с ней Кремлевы стены,
Возвел которы Иоанн,
Княженья росски совокупший
И иго варваров отвергший,
Покорствующих россам днесь.
Уже Москва врата отверзла,
Народ во сретенье готов
И венценосицу увидеть
Стремится всей своей душой.
Гласит: «Войди во град, о матерь!
Твои возлюбленные чада
Сего дня ждали многи дни.
Твое отсутствие казалось
Не временем немноголетным,
Семь лет нам были целый век».
Смерть алчна коих поразила, —
Двум летам в предыдущий год, —
Мне мнится, из земной утробы
Глаза подявше, вопиют:
«Когда б была здесь матерь наша,
Мы были бы поныне живы
И зрели бы лицо ея.
Сего мы зрелища лишились,
Но души наши днесь возносят
О ней молитвы к небеси».
Гласят: «Нас больше нет на свете, —
Исчезли наши телеса,
Но души наши не исчезнут,
Доколе всемогущий жив.
Он будет жив во бесконечность,
И мы подобно живы будем,
Хоть солнца больше и не зрим;
Не сходно с божией щедротой
Произвести на кратко время
И погубите вечно нас».
То глас умерших, а живущих
В веселье эхо глас твердит:
«Мы дожили до вожделенных
И долго ожиданных дней:
Узрит Москва Екатерину,
Струи московских рек взыграют,
Воскликнут радостно брега,
Пути устелются цветами,
Огни торжественны зажгутся,
И плеск проникнет облака».
Спустил седой Эол Борея
С цепей чугунных из пещер;
Ужасные криле расширя,
Махнул по свету богатырь;
Погнал стадами воздух синий.
Сгустил туманы в облака,
Давнул, — и облака расселись,
Пустился дождь и восшумел.
Уже румяна Осень носит
Снопы златые на гумно,
И роскошь винограду просит
Рукою жадной на вино.
Уже стада толпятся птичьи,
Ковыль сребрится по степям;
Шумящи красно-желты листьи
Расстлались всюду по тропам.
В опушке заяц быстроногий,
Как колпик поседев, лежит;
Ловецки раздаются роги,
И выжлиц лай и гул гремит.
Запасшися крестьянин хлебом,
Ест добры щи и пиво пьет;
Обогащенный щедрым небом,
Блаженство дней своих поет.
Борей на Осень хмурит брови
И Зиму с севера зовет:
Идет седая чародейка,
Косматым машет рукавом;
И снег, и мраз, и иней сыплет
И воды претворяет в льды;
От хладного ее дыханья
Природы взор оцепенел.
Наместо радуг испещренных
Висит по небу мгла вокруг,
А на коврах полей зеленых
Лежит рассыпан белый пух.
Пустыни сетуют и долы,
Голодны волки воют в них;
Древа стоят и холмы голы,
И не пасется стад при них.
Ушел олень на тундры мшисты,
И в логовище лег медведь;
По селам нимфы голосисты
Престали в хороводах петь;
Дымятся серым дымом домы,
Поспешно едет путник в путь,
Небесный Марс оставил громы
И лег в туманы отдохнуть.
Российский только Марс, Потемкин,
Не ужасается зимы:
По развевающим знаменам
Полков, водимых им, орел
Над древним царством Митридата
Летает и темнит луну;
Под звучным крил его мельканьем
То черн, то бледн, то рдян Эвксин.
Огонь, в волнах неугасимый,
Очаковские стены жрет,
Пред ними росс непобедимый
И в мраз зелены лавры жнет;
Седые бури презирает.
На льды, на рвы, на гром летит,
В водах и в пламе помышляет:
Или умрет, иль победит.
Мужайся, твердый росс и верный,
Еще победой возблистать!
Ты не наемник — сын усердный;
Твоя Екатерина мать,
Потемкин — вождь, бог — покровитель;
Твоя геройска грудь — твой щит,
Честь — мзда твоя, вселенна — зритель,
Потомство плесками гремит.
Мужайтесь, росски Ахиллесы,
Богини северной сыны!
Хотя вы в Стикс не погружались.
Но вы бессмертны по делам.
На вас всех мысль, на вас всех взоры.
Дерзайте ваших вслед отцов!
И ты спеши скорей, Голицын!
Принесть в твой дом с оливой лавр.
Твоя супруга златовласа,
Пленира сердцем и лицом.
Давно желанного ждет гласа,
Когда ты к ней приедешь в дом;
Когда с горячностью обнимешь
Ты семерых твоих сынов,
На матерь нежны взоры вскинешь
И в радости не сыщешь слов.
Когда обильными речами
Потом восторг свой изъявишь,
Бесценными побед венцами
Твою супругу удивишь;
Геройские дела расскажешь
Ее ты дяди и отца,
И дух и ум его докажешь
И как к себе он влек сердца.
Спеши, супруг, к супруге верной,
Обрадуй ты, утешь ее;
Она задумчива, печальна,
В простой одежде, и, власы
Рассыпав по челу нестройно,
Сидит за столиком в софе;
И светло-голубые взоры
Ее всечасно слезы льют.
Она к тебе вседневно пишет:
Твердит то славу, то любовь,
То жалостью, то негой дышит,
То страх ее смущает кровь;
То дяде торжества желает,
То жаждет мужниной любви,
Мятется, борется, вещает:
«Коль долг велит, ты лавры рви!»
В чертоге вкруг ее безмолвном
Не смеют нимфы пошептать;
В восторге только музы томном
Осмелились сей стих бряцать.
Румяна Осень! радость мира!
Умножь, умножь еще твой плод!
Приди, желанна весть! — и лира
Любовь и славу воспоет.