У черных скал, в порочном полусне,
Смотрела ты в морскую мглу, Темира.
Твоя любовь, к<а>к царская порфира,
В те вечера давила плечи мне.
Горячий воздух от песков Алжира
Струей тягучей стлался по волне,
И были мы пресыщены вполне
Разнузданным великолепьем мира.
Здесь — вялые подушки,
Свеча, стакан с вином
Окно раскрыто. Мушки
Кружатся за окном, Еловые верхушки
Качаются во сне.
Печальные лягушки
Вздыхают в тишине.Они не нарушают
Осенней тишины.
Их тоны не мешают
Сиянию луныОкутывать верхушки
И падать на кровать,
Измятые подушки
Узором покрывать.
Гаснет заря в забытьи, в полусне.
Что-то неясное шепчешь ты мне;
Ласки твои я расслушать хочу, —
«Знаю, ах, знаю», — тебе я шепчу.В блеске, в румяном разливе огня,
Ты потонула, ушла от меня;
Я же, напрасной истомой горя, —
Летняя вслед за тобою заря.Сладко сегодня тобой мне сгорать,
Сладко, летя за тобой, замирать…
Завтра, когда ты очнешься иной,
Свет не допустит меня за тобой.29 декабря 1888
Я—идиллия?.. Я—иль Лидия?..
Топот тише… тешит топот…
Хорош шорох… хорош шорох…
Хаос елок… (колесо, ах!)
Озер греза… озер греза…
Тина манит…
Туча… чуть…
А луна тонула…
И нет тени!
Еду… сани… на суде…
Топот тише; тешит топот;
Хорош шорох; хорош шорох…
Темь опять; я—память!
Ель опять; я—поле!
О, мимо! мимо!
А город? а город? о, доро́га! доро́га!
<1918>
С тех пор как я один, с тех пор как ты далёко,
В тревожном полусне когда забудусь я,
Светлей моей души недремлющее око
И близость явственней духовная твоя.
Сестра моей души! с улыбкою участья
Твой тихий кроткий лик склоняется ко мне,
И я, исполненный мучительного счастья,
Любящий чую взор в тревожном полусне.
O, если в этот час ты также им объята,
Мы думою, скажи, проникнуты ль одной?
И видится ль тебе туманный образ брата,
С улыбкой грустною склонённый над тобой?
Витает крыльный ветерок
Над звездочными васильками,
Над лентой палевых дорог,
Над голубыми ручейками.
Витает на восточной Каме,
Как и на западной Двине,
И цветовейными устами
Целует поле в полусне.
Витает, свой свершая срок,
Над рощами и над лесами,
Над оперением сорок
И над пшеничными усами.
Мы впив его, витаем сами,
Витаем по его вине
Над изумрудными красами,
Целуя травы в полусне.
Его полет — для нас урок,
Усвоенный чудесно нами:
Так добродетель и порок
Равно лелеемы волнами
Зефира, мучимого снами
И грезой о такой стране,
Где поэтическое знамя
Целует ветер в полусне.
Чаруемы его мечтами
О невозможной стороне,
Мы в этом мире, точно в храме,
Целуем знамя в полусне…
Мы спешим, мы плывем
На могучей волне,
Незнакомы со сном,
Но всегда в полусне.
Слезы жен и детей
Не заметит наш глаз,
И где смерть для людей,
Там отрада для нас.
Нашей властью звучат
Панихиды в церквах,
В двери к людям стучат
Смерть, и гибель, и страх.
Между вешних листов,
Символ сгибнувших сил,
Миллионы крестов,
Миллионы могил.
Любо нежную мать
Умертвить, погубить,
Мы не можем ласкать,
Не умеем любить
В эти дни, как и встарь,
Каждый миг, каждый час,
Лучший дар на алтарь
Жизнь приносит для нас.
И спешим, и плывем
Мы в ночной тишине,
Незнакомы со сном,
Но всегда в полусне.
(Палиндром буквенный)
Я — идиллия?.. Я — иль Лидия?..
…… … … … … … …
Топот тише… тешит топот…
Хорош шорох… хорош шорох…
Хаос елок… (колесо, ах!)
Озер греза… озер греза…
Тина манит…
Туча… чуть…
А луна тонула…
И нет тени!
…… … … … … … …
Еду… сани… на суде…
…… … … … … … …
Топот тише; тешит топот;
Хорош шорох; хорош шорох…
Темь опять; я — память!
Ель опять; я — поле!
О, мимо! мимо!
А город? а город? о, дорога! дорога!
Твой светлый лик вчера являлся мне
В каком-то странном полусне.
Ты на меня смотрела с состраданьем,
Как будто перед расставаньем.Лаская слух, звучал мне голос твой: ~
«Не умирай, о милый мой!
Не уноси с собой в поток забвенья
Твою любовь — твои стремленья.Еще не все изведано тобой
Под этим солнцем и луной.
Ты погибал, в холодной тьме блуждая, —
Блуждал, любви моей не зная.Дай сердце мне! Его я сберегу:
Здесь на земле я все могу…
Могу к труду твои направить руки,
Могу твои прославить муки.Приди ко мне! Склонись на грудь мою!
Узнай, как я тебя люблю!..»
И в полусне, твоим речам внимая,
Я плакал, недоумевая… Как счастия земного сон живой,
Ты, вся любовь, была со мной.
И нежные твои лобзал я руки —
И трепетал, боясь разлуки…