О сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух
И Опыт, [сын] ошибок трудных,
И Гений, [парадоксов] друг,
[И Случай, бог изобретатель]
Начто наместники тебе всяк ставят трон?
Престол тебе весь мир чрез мудрый твой закон.
Почто тебе они возносят обелиски?
В сердцах твой обелиск превысил все мемфисски;
Без храмов, без статуй, сквозь тьму грядущих веков
Вселенна обожать мать будет человеков.
1776
«На пышных карточных престолах
Сидят мишурные цари»
Какой-то бешеный по улице бежал,
И мочи что в нем есть: горит, горит! кричал.
Тут выбежал старик с прекрасною женою:
«Где, что», кричал, «горит? что сделалось со мною?»
Тут бешеный такой сказал ему ответ:
Ах нет!
Не твой пылает дом, — сердечушко во мне
По душечке горит, — твоей горит жене!
Дамы в шляпках «кэк-уоках»,
Холодок публичных глаз,
Лица в складках и отеках,
Трэны, перья, ленты, газ.
В незначительных намеках —
Штемпеля готовых фраз.Кисло-сладкие мужчины,
Знаменитости без лиц,
Строят знающие мины,
С видом слушающих птиц
Шевелюры клонят ниц
И исследуют причины.На стене упорный труд —
Вдохновенье и бездарность…
Пусть же мудрый и верблюд
Совершают строгий суд:
Отрицанье, благодарность
Или звонкий словоблуд… Умирающий больной.
Фиолетовые свиньи.
Стая галок над копной.
Блюдо раков. Пьяный Ной.
Бюст молочницы Аксиньи,
И кобыла под сосной.Вдохновенное Nocturno,
Рядом рыжий пиджачок,
Растопыренный над урной…
Дама смотрит в кулачок
И рассеянным: «Недурно!»
Налепляет ярлычок.Да? Недурно? Что — Nocturno?
Иль яичница-пиджак?
Генерал вздыхает бурно
И уводит даму. Так…
А сосед глядит в кулак
И ругается цензурно…
Зимнее стало, как сон,
Вот, отступает всё дале,
Летний же начат сезон
Олиным salto-mortale.Время и гроз, и дождей;
Только мы назло погоде
Всё не бросаем вожжей,
Не выпускаем поводий.Мчится степенный Силач
Рядом с Колиброю рьяной,
Да и Красавчик, хоть вскачь,
Всюду поспеет за Дианой.Знают они — говорить
Много их всадникам надо,
Надо и молча ловить
Беглые молнии взгляда.Только… разлилась река,
Брод — словно омут содомский,
Тщетно терзает бока,
Шпорит коня Неведомский.«Нет!.. Ни за что!.. Не хочу!» —
Думает Диана и бьется,
Значит, идти Силачу,
Он как-нибудь обернется.Точно! Он вышел и ждет
В невозмутимом покое,
Следом другие, и вот
Реку проехали трое.Только Красавчик на куст
Прыгнул с трепещущей Олей,
Топот, паденье и хруст
Гулко разносятся в поле.Дивные очи смежив,
Словно у тети Алины,
Оля летит… а обрыв —
Сажени две с половиной.Вот уж она и на дне,
Тушей придавлена конской,
Но оказался вполне
На высоте Неведомский.Прыгнул, коня удержал,
Речка кипела, как Терек,
И — тут и я отбежал —
Олю выводят на берег.Оля смертельно бледна,
Словно из сказки царевна,
И, улыбаясь, одна
Вера нас ждет Алексеевна.Так бесконечно мила,
Будто к больному ребенку,
Все предлагала с седла
Переодеть амазонку.Как нас встречали потом
Дома, какими словами,
Грустно писать — да о том
Все догадаются сами.Утром же ясен и чист
Был горизонт; все остыли;
Даже потерянный хлыст
В речке мальчишки отрыли.День был семье посвящен,
Шуткам и чаю с вареньем…
— Так открывался сезон
Первым веселым паденьем.
Я знал давно, что подл Фиглярин,
Что он поляк и русский сплошь,
Что завтра будет он татарин,
Когда б за то ему дать грош;
Я знал, что пошлый он писатель,
Что усыпляет он с двух строк,
Что он доносчик, и предатель,
И мелкотравчатый Видок;
Что на все мерзости он падок,
Что совесть в нем — истертый знак,
Что он душой и рожей гадок,
Но я не знал, что он дурак.
Теперь и в том я убедился:
Улика важная. Нахал,
Спасибо, сам проговорился
И в глупости расписку дал.
Сказал я как-то мимоходом,
И разве в бровь, не прямо в глаз,
Что между авторским народом
Шпионы завелись у нас;
Что там, где им изменит сила
С лица на недруга напасть,
Они к нему подходят с тыла
И за собою тащат в часть;
Что страшен их не бой журнальный,
Но что они опасны нам,
Когда жандарм или квартальный
В их эпиграммах пополам.
Ему смолчать бы, как смолчали
Другие, закусив язык.
Не все ж бы тотчас угадали,
Кто целью был моих улик.
Но он не вытерпел, ответил
И сдуру ясно доказал,
Что хоть в кого бы я ни метил,
А прямо в лоб ему попал.