На стене прозвенела гитара,
Зацвели на обоях цветы.
Одиночество Божьего дара —
Как прекрасно
И горестно ты!
Есть ли в мире волшебней,
Чем это
(Всей докуке земной вопреки), —
Одиночество звука и цвета,
Наряду с отоплением в каждом доме
существует система отсутствия. Спрятанные в стене
ее беззвучные батареи
наводняют жилье неразбавленной пустотой
круглый год, независимо от погоды,
работая, видимо, от сети
на сырье, поставляемом смертью, арестом или
просто ревностью. Эта температура
поднимается к вечеру. Один оборот ключа,
и вы оказываетесь там, где нету
Я спал, и смыла пена белая
Меня с родного корабля,
И в чёрных водах, помертвелая,
Открылась мне моя земля.
Она полна конями быстрыми
И красным золотом пещер,
Но ночью вспыхивают искрами
Глаза блуждающих пантер.
Уединение: уйди
В себя, как прадеды в феоды.
Уединение: в груди
Ищи и находи свободу.
Чтоб ни души, чтоб ни ноги —
На свете нет такого саду
Уединению. В груди
Ищи и находи прохладу.
Счастье идет — незаметное,
Чуждою миру тропой,
Имя для сердца заветное —
Что огласит пред толпой?
Радость и муки свидания,
Звуки речей дорогих,
Уст незабвенных лобзания —
Песнью ли выразить их?
Есть некий час…
Тютчев.
Есть некий час — как сброшенная клажа:
Когда в себе гордыню укротим.
Час ученичества, он в жизни каждой
Торжественно-неотвратим.
Улица Чайковского,
Кабинет Домбровского.
На столе стоит коньяк,
За столом сидит Маршак.— Подождите, милый друг,
Несколько минуток.
Подождите, милый друг,
Уложу малюток.
Не хотят малютки спать,
Залезают под кровать…
Колыбельная пропета.
Замерзают мои георгины.
И последние ночи близки.
И на комья желтеющей глины
За ограду летят лепестки…
Нет, меня не порадует — что ты! —
Одинокая странствий звезда.
Пролетели мои самолеты,
Просвистели мои поезда.
О эти тихие прогулки!
Вдали еще гудит трамвай,
но затихают переулки,
и потухает неба край.
Бродить, читая безучастно
ночные цифры фонарей,
на миг бесцельно и напрасно
помедлить у чужих дверей;
и, тишину поняв ночную,
смирившись с нею потужить,
Посвящается В.С. СоловьевуЯ вновь один. Тоскую безнадежно.
Виденья прежних дней,
нас звавшие восторженно и нежно,
рассеялись, лишь стало холодней.
Стою один. Отчетливей, ясней
ловлю полет таинственных годин.
Грядущее мятежно.
Стою один.
Тоскую безнадежно.
Не возродить… Что было, то прошло —
Душно мне в этих холодных стенах,
Сырость и мрак без просвета.
Плесенью пахнет в печальных углах —
Вот она, доля поэта.
Видно, навек осужден я влачить
Эти судьбы приговоры,
Горькие слезы безропотно лить,
Ими томить свои взоры.
Поры той желанной я жду не дождусь,
Как с городом тесным и шумным прощусь!
В деревню уеду и счастье земное
Познаю в труде и в разумном покое.
Спаси тогда, боже, от всякой беды,
От ранних морозов, от полой воды,
От бури, червя, градобитья, безводья
И сад мой, и ниву, и все те угодья,
Что видит с холма мой заботливый взор,
Где ходят соха, и коса, и топор!
Не ругайтесь. Такое дело!
Не торговец я на слова.
Запрокинулась и отяжелела
Золотая моя голова.
Нет любви ни к деревне, ни к городу,
Как же смог я ее донести?
Брошу все. Отпущу себе бороду
И бродягой пойду по Руси.
Всегда ли возводить задумчивыя очи
К искусству мы должны? Великое храня,
Там бодрствуют жрецы, колени преклоня,
На страже у святынь во мраке поздней ночи,
Должно ли покидать в саду своем цветы,
Гонясь за славою среди глумленья света,
И оставлять любви призывы без ответа,
Блаженство верное сменяя на мечты?
Ужели заживо судьба нас схоронила?
Как горн пылающий—так творчества горнило
Хорошо под осеннюю свежесть
Душу-яблоню ветром стряхать
И смотреть, как над речкою режет
Воду синюю солнца соха.
Хорошо выбивать из тела
Накаляющий песни гвоздь.
И в одежде празднично белой
Ждать, когда постучится гость.
Как стыдно одному ходить в кинотеатры
без друга, без подруги, без жены,
где так сеансы все коротковаты
и так их ожидания длинны!
Как стыдно —
в нервной замкнутой войне
с насмешливостью парочек в фойе
жевать, краснея, в уголке пирожное,
как будто что-то в этом есть порочное…
Мы,
Поверь мне: — люди не поймут
Твоей души до дна!..
Как полон влагою сосуд, -
Она тоской полна.Когда ты с другом плачешь, — знай:
Сумеешь, может быть,
Лишь две-три капли через край
Той чаши перелить.Но вечно дремлет в тишине
Вдали от всех друзей, -
Что там, на дне, на самом дне
Больной души твоей.Чужое сердце — мир чужой,
Всегда ли возводить задумчивые очи
К искусству мы должны? Великое храня,
Там бодрствуют жрецы, колени преклоня,
На страже у святынь во мраке поздней ночи,
Должно ли покидать в саду своем цветы,
Гонясь за славою среди глумленья света,
И оставлять любви призывы без ответа,
Блаженство верное сменяя на мечты?
Ужели заживо судьба нас схоронила?
Как горн пылающий — так творчества горнило
Возвысила ночь свою черную голову,
Созвездьями смотрит на море и сушу,
И, в волны пролитому, яркому олову
Вверяю ночную, бездомную душу.
Мечта моя! челн в беспредельности кинутый!
Качают тебя огне-синие дали,
Заброшены весла, уключины вынуты,
Со скрипом ненужные реи упали.
Не надо руля и косматого паруса!
Прочь, прежние гавани, берег знакомый!
Безмятежным все дышет покоем,
Над землею—волшебные сны;
Только море немолчным прибоем
Бьется в берег при свете луны.
Там, у берега, чудная роза
Распустилась с возвратом весны.
К ней несутся: влюбленная греза
И вечерние вздохи волны.
Отступи, как отлив, все дневное, пустое волненье,
Одиночество, стань, словно месяц, над часом моим!
Слышу, тихо грохочут с волной уходящей каменья,
Вижу, алый закатный туман превращается в дым.
То в алмазных венцах, то в венках полевых маргариток,
То в одеждах рабынь, то в багряных плащах королев,
То, как ветер, смеясь, то с лицом, утомленным от пыток,
Вкруг меня наклоняется хор возвратившихся дев.
Взор ваш ласков, как прежде, и шаг, как бывало, размерен…
Значит, тот я, что был, если прошлый мне мир возвращен!
Безмятежным все дышит покоем,
Над землею — волшебные сны;
Только море немолчным прибоем
Бьется в берег при свете луны.
Там, у берега, чудная роза
Распустилась с возвратом весны.
К ней несутся: влюбленная греза
И вечерние вздохи волны.
Проходят дни, проходят сроки,
Свободы тщетно жаждем мы.
Мы беспощадно одиноки
На дне своей души-тюрьмы!
Присуждены мы к вечной келье,
И в наше тусклое окно
Чужое горе и веселье
Так дьявольски искажено.
Напрасно жизнь проходит рядом
За днями день, за годом год.
П. А. Нилусу
И ветер, и дождик, и мгла
Над холодной пустыней воды.
Здесь жизнь до весны умерла,
До весны опустели сады.
Я на даче один. Мне темно
За мольбертом — и дует в окно.
Вчера ты была у меня,
Но тебе уж тоскливо со мной.
Арбатского романса знакомое шитье,
к прогулкам в одиночестве пристрастье,
из чашки запотевшей счастливое питье
и женщины рассеянное «здрасьте»…
Не мучьтесь понапрасну: она ко мне добра.
Светло иль грустно — век почти что прожит.
Поверьте, эта дама из моего ребра,
и без меня она уже не может.
Река несла по ветру льдины,
Была весна, и ветер выл.
Из отпылавшего камина
Неясный мрак вечерний плыл.
И он сидел перед камином,
Он отгорел и отстрадал
И взглядом, некогда орлиным,
Остывший пепел наблюдал.
В вечернем сумраке всплывали
Пред ним виденья прошлых дней,
М. В. Р.
Я так же, как всякий для всякого дня,
Здоровым хожу и простуженным,
И полдень обедом встречает меня,
И сумерки, изредка, ужином.
И часто под ноющий звук тишины,
Для самого хитрого зодчества,
Умножено мной на четыре стены
Слепое мое одиночество.
Голубому зерну звезды
Над домами дано висеть.
Этот свет голубей воды,
И на нем теневая сеть.
Этот шаг, что скрипит в снегу
На пластах голубой слюды, —
Не на том ли он берегу,
Где сияет огонь звезды?
Город нового года ждет,
Город сном голубым обят.
В лесу осенний ветр и стонет, и дрожит;
По морю темному ревучий вал кочует;
Уныло крупный дождь в окно мое стучит;
Раздумье тяжкое мечты мои волнует.
Мне грустно! догорел камин трескучий мой;
Последний красный блеск над угольями вьется;
Мне грустно! тусклый день уж гаснет надо мной,
Уж с неба темного туманный вечер льется.
Как часто, бросив взор с утесистой вершины,
Сажусь задумчивый в тени дерев густой,
И развиваются передо мной
Разнообразныя вечерния картины!
Здесь пенится река, долины красота,
И тщетно в мрачну даль за ней стремится око;
Там дремлющая зыбь лазурнаго пруда
Светлеет в тишине глубокой.
По темной зелени дерев
Зари последний луч еще приметно бродит,
Луны сиянье белое
сошло на лопухи,
ревут, как обалделые,
вторые петухи.
Река мерцает тихая
в тяжелом полусне,
одни часы, тиктикая,
шагают по стене.
А что до сна касаемо,
идет со всех сторон
(Из Ламартина)
Как часто, бросив взор с утесистой вершины,
Сажусь задумчивый в тени древес густой,
И развиваются передо мной
Разнообразные вечерние картины!
Здесь пенится река, долины красота,
И тщетно в мрачну даль за ней стремится око;
Там дремлющая зыбь лазурного пруда
Светлеет в тишине глубокой.
По темной зелени дерев
Голубоокая, младая,
Мой чернобровый ангел рая!
Ты, мной воспетая давно,
Еще в те дни, как пел я радость
И жизни праздничную сладость,
Искрокипучее вино, —
Тебе привет мой издалеча,
От москворецких берегов
Туда, где звонких звоном веча
Моих пугалась ты стихов;