Все наши деяния, все наши дарованья —
Очаровательные разочарованья,
И каждый человек до гроба что донес?
Лишь невыплакиваемые глуби слез,
Лишь разуверенность во всем, во что он верил,
Лишь пустоту глубин, которых не измерил,
Лишь сон, пробуживаемый небытием…
Мы этот жалкий ноль бессмертием зовем.
Зачем, зачем во мрак небытия
Меня влекут судьбы удары?
Ужели всё, и даже жизнь моя —
Одни мгновенья долгой кары?
Я жить хочу, хоть здесь и счастья нет,
И нечем сердцу веселиться,
Но всё вперед влечет какой-то свет,
И будто им могу светиться!
Пусть призрак он, желанный свет вдали!
Пускай надежды все напрасны!
Но там, — далёко суетной земли, —
Его лучи горят прекрасно! 29 июня 1899
Когда больной умрет и кончится со смертью
Ужасный, длинный ряд мучительных мытарств,
Врачей и фельдшеров заменит духовенство,
Исчезнет всякий след сиделок и лекарств;
Когда сокроются под насыпью могилы,
Как призрак тягостный, как отлетевший сон,
Лицо поблекшее, морщинистые руки,
Вся некрасивая обрядность похорон, —
В девятый день по нем, вот вы когда ступайте
К нему, к умершему, кто для земли угас, —
Небытия живым, святым проникновеньем
Увековеченный, он станет между вас!
Небытие — не смерть и не ничто! Не может
Тот, кто не возникал, пройти в небытие!
В небытии людей — особый облик жизни
И несомненное бессмертие мое!
Не страшно умереть, а скучно:
Смерть — прекращение всего,
Что было, может быть, созвучно
Глубинам духа твоего.
Не слышать музыки восхода,
Вечерней не узреть воды —
Всего, что может дать природа
Тебе в награду за труды;
Не упиваться лаской милой
Любимой женщины твоей,
Стать смрадной падалью могилы,
Безмозглых жертвою червей, —
Ах, что же может быть скучнее
И безотрадней доли той?
О, жизнь! Уходит вместе с нею
Восторг, повсюду разлитой!
И скука делается страшной,
И так ужасно знать, что впредь
Не повторится день вчерашний
Для тех, кто должен умереть!
Я из племени духо́в,
Но не житель Эмпирея,
И едва до облаков
Возлетев, паду слабея.
Как мне быть? я мал и плох;
Знаю: рай за их волнами,
И ношусь, крылатый вздох,
Меж землей и небесами.
Блещет солнце: радость мне!
С животворными лучами
Я играю в вышине
И веселыми крылами
Ластюсь к ним как облачко;
Пью счастливо воздух тонкий:
Мне свободно, мне легко,
И пою я птицей звонкой.
Но ненастье заревет
И до облак, свод небесный
Омрачивших, вознесет
Прах земной и лист древесный:
Бедный дух! ничтожный дух!
Дуновенье роковое
Вьет, крутит меня как пух,
Мчит под небо громовое.
Бури грохот, бури свист!
Вихорь хладный! вихорь жгучий!
Бьет меня древесный лист,
Удушает прах летучий!
Обращусь ли к небесам,
Оглянуся ли на землю:
Грозно, черно тут и там;
Вопль унылый я подемлю.
Смутно слышу я порой
Клич враждующих народов,
Поселян беспечных вой
Под грозой их переходов,
Гром войны и крик страстей,
Плач недужного младенца…
Слезы льются из очей:
Жаль земного поселенца!
Изнывающий тоской,
Я мечусь в полях небесных
Надо мной и подо мной
Беспредельных — скорби тесных!
В тучу кроюсь я, и в ней
Мчуся, чужд земного края,
Страшный глас людских скорбей
Гласом бури заглушая.
Мир я вижу как во мгле;
Арф небесных отголосок
Слабо слышу… На земле
Оживил я недоносок.
Отбыл он без бытия;
Роковая скоротечность!
В тягость роскошь мне твоя,
О бессмысленная вечность!
<1835>
Между 8—9:
Весел я небес красой,
Но слепец я. В разуменье
Мне завистливой судьбой
Не дано их провиденье.
Духи высшие, не я,
Постигают тайны мира,
Мне лишь чувство бытия
Средь пустых полей эфира.
Toи quи mеurs avant quе dе naîtrе,
Assеmblagе confus dе l’êtrе еt du néant:
Trиstе avorton, иnformе еnfant,
Rеbut du néant еt dе l’êtrе…
(Ты, умерший, прежде чем родиться,
Смутное смешение бытия и небытия,
Жалкий выкидыш, невоплотившееся дитя,
Отвергнутое небытием и бытием…)
… на земле
Оживил я недоносок,
Отбыл он без бытия.
Итак, Твой гроб с мольбой обемлю;
Итак, покинула Ты землю,
Небесно-чистая душа;
Как Божий ангел, соверша
Меж нами путь благотворящий,
Как день, без облак заходящий,
Ты удалилася от нас.
Неизяснимый смертный час!
Еще досель не постигаем,
Что на земле Тебя уж нет...
Тобой был так украшен свет!
Еще так тесно мы сливаем
Тебя со всем, что в мире есть
Нам драгоценного, святого;
Еще привычкою обресть
Тебя все мним среди земного;
А ты?.. О! каждого из нас
Часть жизни умерла с тобою;
С Твоей отшедшею душою
Какой-то сладкий свет угас,
Которым сердце ободрялось,
В котором таинство являлось
Святого Промысла ему.
Тобою радуясь беспечно,
Мы жизнь твою считали вечной...
И вдруг ко гробу твоему
Идем на вечную разлуку.
Твою ль целуем мы в слезах,
Досель подательницу благ,
Теперь бесчувственную руку?
Ты ль в багрянице, под венцом
С сим безответственным лицом
На глас любви, на глас печали?
Такою ль мы тебя видали?..
Сей погребальный фимиам;
Сей лик, едва в нем зримый нам;
Сия возвышенная рака,
Среди таинственного мрака
Одна стоящая в лучах,
Блистанье гробового трона,
Главы лишенная корона,
Порфира, падшая на прах...
Невыразимое виденье!
Трепещет здесь воображенье
Пред ужасом небытия...
Но здесь же умиленно я
Отрадным ангелом на землю
Сходящий сладкий голос внемлю:
Не возмущайтеся душой!
О! это ты; сей голос твой.
Заутра пышность сей гробницы,
Сей прах минувшия царицы
Земле навеки отдадут —
Но что же, что в ней погребут?
Лишь гроб, лишь скрытое во гробе,
Лишь смерти безымянный знак;
В земной таинственной утробе
От глаз сокроет вечный мрак
Один лишь вид уничтоженья,
Один символ небытия...
Но жизнь прекрасная Твоя,
Символ прекрасный Провиденья,
Меж нами будет, как была,
Всегда жива, чиста, светла,
Воспоминаньем благодатна,
И сердцу вечно безутратна.
В решительный прощанья час
С любовью, с горьким сокрушеньем,
С невыразимым умиленьем,
Я падаю в последний раз
Перед гробницею Твоею...
О! я дерзаю перед нею
За всю Россию говорить,
И голос мой соединит
Все голоса, в сие мгновенье
В одно слиянное моленье:
„Благодарим, благодарим
Тебя за жизнь Твою меж нами!
За трон Твой, царскими делами
И сердцем благостным твоим
Украшенный, превознесенный;
За образец Тобой явленный
Божественныя чистоты;
За прелесть кроткой простоты
Среди блистанья царской славы;
За младость дев, за жизнь детей,
За чистые, душой Твоей
Полвека сохраненны нравы,
За благодать, с какою Ты
Спешила в душный мрак больницы,
В приют страдающей вдовицы
И к колыбели сироты...
С Тобой часть жизни погребая,
И матерь милую свою
В Тебе могиле уступая,
В минуту скорбную сию,
В единый плач слиясь сердцами,
Все пред Тобою говорим:
Благодарим! благодарим!
И некогда потомки с нами
Все повторят: благодарим!
Не та любовь, что поучает,
Иль безнадежно изнывает
И песни жалкие поет,
Не та, что юность растлевает
Или ревниво вопиет,
А та любовь, что жертв не просит,
Страдает без обидных слез
И, полная наивных грез,
Не без улыбки цепи носит,
Непобедима и вечна,
Внедряя жизни семена
Везде, где смерть идет и косит…
Свидетель всех ее скорбей,
Наследник всех ее преданий, Ее забывчивых страстей
И поздних разочарований,
Угомонив с летами кровь,
В виду улик неоспоримых,
Не на скамью ли подсудимых
Влечешь ты брачную любовь?
За что ж?.. За то ли, что когда-то
Она, поверившая свято
В свое призванье жить семьей,
Не дрогнула с чужой судьбой,
Быть может тяжкой и бесславной,
Связать свободный, своенравный,
Знакомый с детства жребий свой, —
Не струсила свечи венчальной,
И, несмотря на суету
И дрязги жизни, красоту
Вообразила идеальной;
За то ль, что в этой красоте
Без маски и без покрывала
Не узнаем мы идеала,
Доступного одной мечте?..
Карай наперсников разврата,
С холодной ревностью в крови, Расчет, не знающий любви
И добивающийся злата,
Карай ханжу, что корчит брата
И хочет жить с своей женой,
Как с незаконною сестрой…
К чему соблазн? — К чему игра
В фальшивый брак! — Ведь мы не дети,
Боящиеся сатаны,
Который расставляет сети
Нам в ласках собственной жены…
Скажи, поэт, молвой любимый,
Скажи, пророк неумолимый,
Ужели мы себя спасем
Тем, что в борьбе с собой убьем
Грядущих поколений семя,
Иль тем, что, в вечность погрузясь,
В бездушной тьме утратим время,
И то забудем, что, кичась
Своим отчаяньем, в смирении
И сокрушении сердец,
Мы исказили план творенья
И разрешили все сомненья
Тем, что нашли себе конец. Бред истины — дух разуменья!
Ты в даль и в глубь меня влечешь;
В ничтожестве ли ты найдешь
Свое конечное спасенье?!
Божественность небытия
И бессознательная воля!
На вас ли променяю я
Распутников и нищих? доля
Их низменна… их грязен путь… —
И все ж они хоть что-нибудь,
В них светит искорка сознанья,
А вы, — вы призрак, вы ничто…
Не та любовь, что поучает,
Иль безнадежно изнывает
И песни жалкие поет,
Не та, что юность растлевает
Или ревниво вопиет,
А та любовь, что жертв не просит,
Страдает без обидных слез
И, полная наивных грез,
Не без улыбки цепи носит,
Непобедима и вечна,
Внедряя жизни семена
Везде, где смерть идет и косит…
Свидетель всех ее скорбей,
Наследник всех ее преданий,
Ее забывчивых страстей
И поздних разочарований,
Угомонив с летами кровь,
В виду улик неоспоримых,
Не на скамью ли подсудимых
Влечешь ты брачную любовь?
За что ж?.. За то ли, что когда-то
Она, поверившая свято
В свое призванье жить семьей,
Не дрогнула с чужой судьбой,
Быть может тяжкой и бесславной,
Связать свободный, своенравный,
Знакомый с детства жребий свой, —
Не струсила свечи венчальной,
И, несмотря на суету
И дрязги жизни, красоту
Вообразила идеальной;
За то ль, что в этой красоте
Без маски и без покрывала
Не узнаем мы идеала,
Доступного одной мечте?..
Карай наперсников разврата,
С холодной ревностью в крови,
Расчет, не знающий любви
И добивающийся злата,
Карай ханжу, что корчит брата
И хочет жить с своей женой,
Как с незаконною сестрой…
К чему соблазн? — К чему игра
В фальшивый брак! — Ведь мы не дети,
Боящиеся сатаны,
Который расставляет сети
Нам в ласках собственной жены…
Скажи, поэт, молвой любимый,
Скажи, пророк неумолимый,
Ужели мы себя спасем
Тем, что в борьбе с собой убьем
Грядущих поколений семя,
Иль тем, что, в вечность погрузясь,
В бездушной тьме утратим время,
И то забудем, что, кичась
Своим отчаяньем, в смирении
И сокрушении сердец,
Мы исказили план творенья
И разрешили все сомненья
Тем, что нашли себе конец.
Бред истины — дух разуменья!
Ты в даль и в глубь меня влечешь;
В ничтожестве ли ты найдешь
Свое конечное спасенье?!
Божественность небытия
И бессознательная воля!
На вас ли променяю я
Распутников и нищих? доля
Их низменна… их грязен путь… —
И все ж они хоть что-нибудь,
В них светит искорка сознанья,
А вы, — вы призрак, вы ничто…