Мальчик-еврей принимает из книжек на веру
гостеприимство и русской души широту,
видит березы с осинами, ходит по скверу
и христианства на сердце лелеет мечту.
Следуя заданной логике, к буйству и пьянству
твердой рукою себя приучает, и тут —
видит березу с осиной в осеннем убранстве,
делает песню, и русские люди поют.
Что же касается мальчика, он исчезает.
А относительно пения — песня легко
то форму города некоего принимает,
то повисает над городом, как облакo.
Медленный дождик идёт и идёт,
Золото мочит кудрей.
Девочка тихо стоит у дверей,
Девочка ждёт.
Серые тучи, а думы серей,
Дума: «Придёт? Не придёт?»
Мальчик, иди же, беги же скорей:
Девочка ждёт!
С каждым мгновеньем, летящим вперёд,
Детское сердце мудрей.
Долго ли, мальчик, у первых дверей
Девочка ждёт?
Под остриями
Вражеских пик
Светик убитый,
Светик убитый поник.
Миленький мальчик,
Маленький мой,
Ты не вернешься,
Ты не вернешься домой.
Били, стреляли, —
Ты не бежал,
Ты на дороге,
Ты на дороге лежал.
Конь офицера
Вражеских сил
Прямо на сердце,
Прямо на сердце ступил.
Маленький мальчик
Маленький мой,
Ты не вернешься
Ты не вернешься домой.
Я хочу сидеть на стуле.
Не на нашем старом стуле,
а на том прекрасном стуле
в нашем зеркале!
И еще хочу я кашу.
Не противную, не нашу —
замечательную кашу —
кашу в зеркале!
И еще хочу я лошадь.
Не мою хромую лошадь,
а вон ту, другую лошадь —
лошадь в зеркале!
И хочу не быть Антошей.
Это я зовусь Антошей…
Пусть я буду тот, хороший —
мальчик в зеркале!
Кот поет, глаза прищуря,
Мальчик дремлет на ковре,
На дворе играет буря,
Ветер свищет на дворе.
«Полно тут тебе валяться,
Спрячь игрушки да вставай!
Подойди ко мне прощаться,
Да и спать себе ступай».
Мальчик встал. А кот глазами
Поводил и все поет;
В окна снег валит клоками,
Буря свищет у ворот.
И мальчик, что играет на волынке,
И девочка, что свой плетет венок,
И две в лесу скрестившихся тропинки,
И в дальнем поле дальний огонек, —
Я вижу все. Я все запоминаю,
Любовно-кротко в сердце берегу.
Лишь одного я никогда не знаю
И даже вспомнить больше не могу.
Я не прошу ни мудрости, ни силы.
О, только дайте греться у огня!
Мне холодно! Крылатый иль бескрылый,
Веселый бог не посетит меня.
Сделал так, как хотел,
хорошо или худо, не знаю.
Не беги от волны, милый мальчик.
Побежишь — разобьет, опрокинет.
Но к волне обернись, наклонися
и прими ее твердой душою.
Знаю, мальчик, что биться
час мой теперь наступает.
Мое оружие крепко.
Встань, мой мальчик, за мною.
О враге ползущем скажи…
Что впереди, то не страшно.
Как бы они ни пытались,
будь тверд, тебя они
не убьют.
Нынче день такой забавный:
От возниц что было сил
Конь умчался своенравный;
Мальчик змей свой упустил;
Вор цыпленка утащил
У безносой Николавны.
Но — настигнут вор нахальный,
Змей упал в соседний сад,
Мальчик ладит хвост мочальный,
И коня ведут назад:
Восстает мой тихий ад
В стройности первоначальной.
«Спа… си… те!.. Ай!.. То… ну!»
«Вот видишь! — стал корить несчастного
Прохожий. —
Зачем же ты, малец пригожий,
Полез на глубину?
Ай-ай! Ну, разве можно
Купаться так неосторожно?
Ужо, дружок, вперед смотри…»
Прохожий говорил с великим увлеченьем,
А Мальчик, втянутый в водоворот теченьем,
Давно пускал уж пузыри! Есть тьма людей: нравоученьем
Они готовы вам помочь в беде любой,
Отнюдь не жертвуя собой!
Сереже
Шпагу, смеясь, подвесил,
Люстру потрогал — звон…
Маленький мальчик весел:
Бабушкин внучек он!
Скучно играть в портретной,
Девичья ждет, балкон.
Комнаты нет запретной:
Бабушкин внучек он!
Если в гостиной странной
Жутко ему колонн,
Может уснуть в диванной:
Бабушкин внучек он!
Светлый меж темных кресел
Мальчику снится сон.
Мальчик и сонный весел:
Бабушкин внучек он!
Мальчик, солнце встретить должно
С торжеством в конце пиров!
Принеси же осторожно
И скорей из погребов
В кубках длинных и тяжелых,
Как любила старина,
Наших прадедов веселых
Пережившего вина.
Не забудь края златые
Плющем, розами увить!
Весело в года седые
Чашей молодости пить,
Весело, хоть на мгновенье,
Бахусом наполнив грудь,
Обмануть воображенье
И в былое заглянуть.
В бочке обмерзлой вода колыхается,
Жалко дрожит деревянный черпак;
Мальчик-вожатый из сил выбивается,
Бочку на горку не втащит никак.
Зимняя улица шумно взволнована,
Сани летят, пешеходы идут,
Только обмерзлая бочка прикована:
Выем случайный и скользок и крут.
Ангел сверкает блестящим воскрылием,
Ангел в лучистом венце над челом,
Взял за веревку и легким усилием
Бочку вкатил на тяжелый подъем.
Крестится мальчик, глядит неуверенно,
Вот покатил свои санки вперед.
Город шумит неизменно, размеренно,
Сани летят и проходит народ.
Дуб качает головою,
Сосны ветками шумят,
И осыпан мокрой хвоей
По утрам осенний сад.
Но сегодня в честь Андрея
Стало солнышко добрее:
Нынче мальчику полгода —
Вот и ясная погода!
В честь Андрюши будут пляски,
Ребятишек полон двор.
Мальчик смотрит из коляски
На танцующих сестёр.
Он сидит, как зритель в ложе,
У него в руках букет.
Он и сам плясал бы тоже,
Да устойчивости нет!
Цветы кивают мне, головки наклоня,
И манит куст душистой веткой;
Зачем же ты один преследуешь меня
Своею шелковою сеткой? Дитя кудрявое, любимый нежно сын
Неувядающего мая,
Позволь мне жизнью упиться день один,
На солнце радостном играя.Постой, оно уйдет, и блеск его лучей
Замрет на западе далеком,
И в час таинственный я упаду в ручей,
И унесет меня потоком.
Красноглазой сонной стаей
Едут вечером трамваи,
С ними мальчик едет тот,
Что запомнил твердо счет;
И портниха: с ней иголка;
У нее в руках кошелка;
Мальчик с баночкой чернил —
Перья новые купил;
Едет чистильщик с скамейкой,
Полотер с мастикой клейкой;
Едет муха налегке,
Выкупавшись в молоке;
С ними едут и другие,
Незнакомые, чужие.
Лишь настройщик опоздал:
На рояли он играл.
Когда я был мальчиком, маленьким, нежным,
Был кроток мой взор и глубок.
Ты знаешь, что утром, пред Морем безбрежным
Горит золотистый песок?
Когда я был юношей, робким и странным,
Я вечной был полон тоской.
Ты знаешь, что вечером, в свете туманном,
Русалки поют над рекой?
Когда я стал страстным, желанным и властным,
Целую я всех на пути.
Ты знаешь, что ночью, в тумане неясном,
Так страшно, так страшно идти? Год написания: без даты
Бедный мальчик перед дамой
становился на колени,
бедный мальчик через свитер
грудь мадонны целовал.
У него впервые — осень,
и мужское воскресенье,
в коммунальном коридоре
офицерский карнавал. Бедный мальчик поцелуя
в жуткой страсти добивался,
доставал из-под жилетки
вороненый револьвер.
Голова его седела
от любви к прекрасной даме,
но еще стыдился мамы
этот юный кавалер. Все равно приходит осень,
и другая будет дама,
и жена его, как мама,
будет мужа укрощать.
И, вставая на колени,
убегая к океану,
будет он любви и смерти
револьвером угрожать. Для чего ты, бедный мальчик,
на планете уродился?
Чтобы падать на колени,
чтоб живое убивать?
От убийства поцелуя
и до лагерного плена
бедный мальчик шлет проклятья,
догоняющие мать.
(1 редакция)
Мальчик, Феба встретить должно
В торжестве друзьям пиров!
Принеси же осторожно
И скорей из погребов,
Матерь чистого веселья,
Влагу смольную вина,
Чтобы мы во мгле похмелья
Не нашли в фиале дна.
Не забудь края златые
С плющем розами увить!
Весело в года седые
Чашей молодости пить,
Весело, хоть на мгновенье,
Грезами наполнив грудь,
Обмануть воображенье
И — приятно воздохнуть.
Vitam impendere vero.
Мир утомлённый вздохнул от смятений,
Розовый вечер струит забытьё…
Нас разлучили не люди, а тени,
Мальчик мой, сердце моё!
* * *
Высятся стены, туманом одеты,
Солнце без сил уронило копьё…
В мире вечернем мне холодно. Где ты,
Мальчик мой, сердце моё?
* * *
Ты не услышишь. Надвинулись стены,
Всё потухает, сливается всё…
Не было, нет и не будет замены,
Мальчик мой, сердце моё!
Vitam impendere vero —
(лат.) отдать жизнь за правду.
На веселой спевочке,
В роще, у реки,
Мальчик и две девочки
Говорят стихи.
Это — поздравление
Бабушке: она
Завтра день рождения
Праздновать должна.
Мальчик запевалою
Начинает так:
«Нашу лепту малую
Преданности в знак…»
И сестренки вдумчиво
Оглашают лес,
Вторя: «Детский ум чего
Просит у небес…»
Песенка нескладная
Стоит им труда…
А вблизи, прохладная,
Катится вода.
Рядом — ели острые,
Белизна берез;
Над цветами — пестрые
Крылышки стрекоз.
Реют однодневочки,
Бабочки весны…
Мальчик и две девочки,
Ах, как им смешны!
Мальчики, пришедшие в апреле
в шумный мир журналов и газет,
здорово мы все же постарели
за каких-то три десятка лет.Где оно, прекрасное волненье,
острое, как потаенный нож,
в день, когда свое стихотворенье
ты теперь в редакцию несешь? Ах, куда там! Мы ведь нынче сами,
важно въехав в загородный дом,
стали вроде бы учителями
и советы мальчикам даем.От меня дорожкою зеленой,
источая ненависть и свет,
каждый день уходит вознесенный
или уничтоженный поэт.Он ушел, а мне не стало лучше.
На столе — раскрытая тетрадь.
Кто придет и кто меня научит,
как мне жить и как стихи писать?
Хорошо невзрослой быть и сладко
О невзрослом грезить вечерами!
Вот в тени уютная кроватка
И портрет над нею в темной раме.
На портрете белокурый мальчик
Уронил увянувшую розу,
И к губам его прижатый пальчик
Затаил упрямую угрозу.
Этот мальчик был любимец графа,
С колыбели грезивший о шпаге,
Но открыл он, бедный, дверцу шкафа,
Где лежали тайные бумаги.
Был он спрошен и солгал в ответе,
Затаив упрямую угрозу.
Только розу он любил на свете
И погиб изменником за розу.
Меж бровей его застыла складка,
Он печален в потемневшей раме…
Хорошо невзрослой быть и сладко
О невзрослом плакать вечерами!
Мальчиком, бегущим резво,
Я предстала Вам.
Вы посмеивались трезво
Злым моим словам:
«Шалость — жизнь мне, имя — шалость.
Смейся, кто не глуп!»
И не видели усталость
Побледневших губ.
Вас притягивали луны
Двух огромных глаз.
— Слишком розовой и юной
Я была для Вас!
Тающая легче снега,
Я была — как сталь.
Мячик, прыгнувший с разбега
Прямо на рояль,
Скрип песка под зубом, или
Стали по стеклу…
— Только Вы не уловили
Грозную стрелу
Лёгких слов моих, и нежность
Гнева напоказ…
— Каменную безнадежность
Всех моих проказ!
Как у девочек на платье
Есть кармашек для платка,
И в руке девчонка держит
На метро два пятака.
Вот и весь ее багаж…
Ну, а что же мальчик наш?
А у мальчика на платье
Пять карманов или шесть.
Носовой платок — не знаю,
А рогатка точно есть.
Авторучка, батарейки,
Ремешок от телогрейки.
Выключатель, зажигалка
(Не работает, а жалко).
Мел в коробочке и ластик,
Пузырек и головастик.
Он в бидоне находился,
А бидончик прохудился,
Чтоб теперь его спасти,
Надо в речку отнести…
Карандаш, перо, точилка,
Гирька и увеличилка.
В целлофане пирожок —
Одному щенку должок…
Вот каков он, мальчик наш,
И каков его багаж.
Для него и самосвала,
Очевидно, будет мало.
Дать ему для багажа
Пять машин из гаража.
Алых роз и алых маков
Я принес тебе букет.
Я ни в чем не одинаков,
Я — веселый мальчик-бред.
Свечку желтую задую, —
Будет розовый фонарь.
Диадему золотую
Я надену, словно царь.
Полно, царь ли? Я волшебник,
Повелитель сонных царств,
Исцеляющий лечебник
Без пилюль и без лекарств.
Что лекарства! Что пилюли!
Будем, детка, танцевать!
Уж летит верхом на стуле
Опустевшая кровать.
Алый змей шуршит и вьется,
А откуда, — мой секрет!
Я смеюсь, и все смеется.
Я — веселый мальчик-бред!
Ах, война, что ж ты сделала, подлая:
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли —
Повзрослели они до поры,
На пороге едва помаячили
и ушли, за солдатом — солдат…
До свидания, мальчики!
Мальчики,
Постарайтесь вернуться назад.
Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими,
Не жалейте ни пуль, ни гранат
И себя не щадите, и все-таки
Постарайтесь вернуться назад.
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
вместо свадеб — разлуки и дым,
Наши девочки платьица белые
Раздарили сестренкам своим.
Сапоги — ну куда от них денешься?
Да зеленые крылья погон…
Вы наплюйте на сплетников, девочки.
Мы сведем с ними счеты потом.
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Что идете войной наугад…
До свидания, девочки!
Девочки,
Постарайтесь вернуться назад.
Синеглазый мальчик, синеглазый,
ни о чем не спрашивай пока.
У меня угрюмые рассказы,
песенка — чернее уголька. А душа — как свечка восковая:
пламенея, тает — не помочь.
Ведь ее, ничем не прикрывая,
я несу сквозь ледяную ночь. Свищет ветер, хлопьями разлуки
мой бездомный путь оледенив.
Мечется и обжигает руки
маленький огонь свечи-души. Сколько лет друзья корят за это,
свой убогий светик обложив
малыми кульками из газеты,
матовыми стеклышками лжи. Синеглазый, ты меня не слушай,
ты один совет запомни мой:
ты неси сквозь мрак и ветер душу,
не прикрыв ни песней, ни рукой.
Мальчик, ты говоришь,
что к вечеру в путь соберешься.
Мальчик мой милый, не медли.
Утром выйдем с тобою.
В лес душистый мы вступили
среди молчаливых деревьев.
В студеном блеске росы,
под облаком светлым и чудным,
пойдем мы в дорогу с тобою.
Если ты медлишь идти, значит,
еще ты не знаешь, что есть
начало и радость, первоначало и
вечность.
Светлый мальчик, быстрый мальчик, лик его как лик камей.
Волосенки—цвета Солнца. Он бежит. А сверху—змей.
Нить натянута тугая. Путь от змея до руки.
Путь от пальцев нежно-тонких—в высь, где бьются огоньки.
Взрывы, пляски, разной краски. Вязки красные тона.
Желтый край—как свет святого. Змеем дышет вышина.
Мальчик быстрый убегает. Тень его бежит за ним.
Змей вверху летит, сверкая, бегом нижняго гоним.
Тень ростет. Она огромна. Достигает до небес.
Свет дневной расплавлен всюду. Облик солнечный исчез.
Змей летит в заре набатной. Зацепился за сосну.
В лес излит пожар заката. Час огня торопит к сну.
Приходи, мой мальчик гадкий,
К самой кроткой из подруг.
Я смущу тебя загадкой,
Уведу на светлый луг.
Там узнаешь ты, как больно
Жить рабыням бытия,
Кто мечтает своевольно
И безумно, так, как я.
Расскажу я, что любила
Я другого, не тебя,
Что другому изменила,
Всё-ж тебя не полюбя.
Новый милый мой способен
Оттолкнуть меня ногой.
Мы с другой прекрасны обе,
Но мечты его — другой.
И твоей любви мне надо,
Чтоб любимому отмстить,
Чтобы горькая досада
Стала грудь его томить.
Ну, не плачь, мой мальчик. Делай
Всё со мной, что хочешь ты,
Разорви одежды смело,
Брось нагую на цветы.
В землю копье мы воткнем.
Окончена первая битва.
Оружье мое было крепко.
Мой дух был бодр и покоен.
Но в битве я, мальчик, заметил,
что блеском цветов ты отвлекся.
Если мы встретим врага,
ты битвой, мальчик, зажгися,
в близость победы поверь.
Глазом стальным, непреклонным
зорко себя очерти,
если битва нужна,
если в победу ты веришь.
Теперь насладимся цветами.
Послушаем горлинки вздохи.
Лицо в ручье охладим.
Кто притаился за камнем?
К бою! врага
вижу я!
В пилотке мальчик босоногий
С худым заплечным узелком
Привал устроил на дороге,
Чтоб закусить сухим пайком.
Горбушка хлеба, две картошки —
Всему суровый вес и счет.
И, как большой, с ладони крошки
С великой бережностью — в рот.
Стремглав попутные машины
Проносят пыльные борта.
Глядит, задумался мужчина.
— Сынок, должно быть сирота?
И на лице, в глазах, похоже, —
Досады давнишняя тень.
Любой и каждый все про то же,
И как им спрашивать не лень.
В лицо тебе серьезно глядя,
Еще он медлит рот открыть.
— Ну, сирота. — И тотчас: — Дядя,
Ты лучше дал бы докурить.
Все, что услышал от деда,
я тебе повторяю, мой мальчик.
От деда и дед мой услышал.
Каждый дед говорит.
Каждый слушает внук.
Внуку, милый мой мальчик,
расскажешь все, что узнаешь!
Говорят, что седьмой внук исполнит.
Не огорчайся чрезмерно, если
не сделаешь все, как сказал я.
Помни, что мы еще люди.
Но тебя укрепить я могу.
Отломи от орешника
ветку, перед собой неси.
Под землю увидеть тебе
поможет данный мной
жезл.
Мальчик с девочкой дружил,
Мальчик дружбой дорожил.
Как товарищ, как знакомый,
Как приятель, он не раз
Провожал ее до дома,
До калитки в поздний час.
Очень часто с нею вместе
Он ходил на стадион.
И о ней как о невесте
Никогда не думал он.
Но родители-мещане
Говорили так про них:
«Поглядите! К нашей Тане
Стал захаживать жених!»
Отворяют дверь соседи,
Улыбаются: «Привет!
Если ты за Таней, Федя,
То невесты дома нет!»
Даже в школе! Даже в школе
Разговоры шли порой:
«Что там смотрят, в комсомоле?
Эта дружба — ой-ой-ой!»
Стоит вместе появиться,
За спиной уже: «Хи-хи!
Иванов решил жениться.
Записался в женихи!»
Мальчик с девочкой дружил,
Мальчик дружбой дорожил.
И не думал он влюбляться
И не знал до этих пор,
Что он будет называться
Глупым словом «ухажер»!
Чистой, честной и открытой
Дружба мальчика бала.
А теперь она забыта!
Что с ней стало? Умерла!
Умерла от плоских шуток,
Злых смешков и шепотков,
От мещанских прибауток
Дураков и пошляков.
Брал мальчика отец с собою в маскарад,
А мальчик узнавать умел людей под маской
Пляской,
Какой бы кто ни вздел сокрыть себя наряд.
Неладно прыгая, всей тушей там тряхнулся,
Упал, расшиб он лоб, расквасил мозг, рехнулся,
Но выздоровел бы по-прежнему плясать,
Когда бы без ума не стал стихов писать.
Склад был безмерно гнусен,
Не видывал еще никто подобных врак.
О мальчик! узнавать ты был людей искусен,
Но знаешь ли теперь, что ты парнасский рак?
Ты в масках прежде знал людей по виду пляски,
А ныне сам себя не знаешь и без маски.
Брось музу, если быть не хочешь ты дурак.